Лоретта Чейз: Мистер Невозможный

Loretta Chase

Mr. Impossible

© Loretta Chekani, 2005

© Перевод. Е. Ананичева, наследники, 2024

© Издание на русском языке AST Publishers, 2025

* * *

Глава 1

2 апреля 1821 года

Окраина Каира, Египет

Черными, как у большинства египтян, волосами и глазами Руперт Карсингтон, четвертый сын графа Харгейта, был обязан своей матери. Однако этого оказалось недостаточно, чтобы не выделяться в толпе, собравшейся на мосту. Во-первых, он оказался самым высоким. Во-вторых, его поведение и манера одеваться выдавали в нем англичанина. К тому же египтяне и турки, судившие о людях по качеству их одежды, безусловно, отметили, что этот человек далеко не низкого происхождения.

Руперт прибыл в Египет всего шесть недель назад и еще не научился разбираться в многочисленных племенах и национальностях. И конечно, не мог с первого взгляда определить общественное положение того или иного человека. Однако он быстро сориентировался, сообразив, что расстановка сил явно не в его пользу.

Солдат всего несколько дюймов не дотягивал до шести с лишним футов Руперта и был вооружен до зубов: три ножа, две сабли, пара пистолетов и сумка с патронами у пояса. К тому же он с угрожающим видом размахивал тяжелой палкой над головой избитого, хромого, покрытого грязью человека.

Преступление бедняги, насколько смог понять Руперт, заключалось в том, что он не вовремя замешкался. Солдат что-то проревел – то ли угрозу, то ли ругательство, – и, охваченный ужасом, крестьянин упал. Солдат замахнулся, чтобы ударить его палкой по ногам, несчастный откатился в сторону, и незадачливый вояка промахнулся. В ярости он едва не снес голову своей жертве.

Руперт прорвался сквозь толпу, оттолкнул солдата и вырвал у него палку. Солдат схватился было за нож, но Руперт успел выбить его. Прежде чем противник вытащил другой нож, Руперт ударил его палкой. Солдат увернулся, но палка задела его бедро, и он свалился на землю. Падая, он выхватил пистолет, но Руперт с размаху ударил его по руке. Противник взвыл от боли и выронил оружие.

– Беги! – крикнул Руперт грязному калеке, который понял если не английское слово, то сопровождавший его жест, с трудом поднялся на ноги и поспешно заковылял прочь. Толпа расступилась, пропуская его.

Руперт последовал за ним, но было уже поздно. Солдаты пробивались сквозь все увеличивавшуюся толпу, через мгновение стража окружила Карсингтона.

Слух о драке, приукрашенный выдумками, быстро долетел до Эль-Эзбекии, квартала Каира, находившегося в полумиле от моста, где обычно останавливались приезжие европейцы. Во время разлива, в конце лета, Нил превращал площадь Эзбекии в озеро, по которому взад и вперед сновали лодки. Сейчас вода спала, и осталась лишь полоска земли, окруженная зданиями.

В одном из больших домов Дафна Пембрук ждала своего брата Майлса. День угасал, и она начала беспокоиться. Если он вскоре не вернется, то не попадет домой, потому что с наступлением темноты ворота закроют. Их также запирали на время чумы или мятежа, а то и другое в Каире случалось довольно часто.

Дафна с увлечением изучала разложенные перед ней бумаги, не забывая прислушиваться, не приехал ли Майлс. Дафну особо занимали литография Розеттского камня, недавно приобретенный папирус и его копия, сделанная пером и чернилами. Дафне было почти двадцать девять лет, и последние десять она пыталась разгадать тайну египетской письменности.

Древние иероглифы были ее страстью. Ради того, чтобы изучать их, она вышла замуж за человека, который был раза в три старше ее, изучал языки и владел собранием книг и древних документов, которые были крайне необходимы девушке. В то время она верила, что они идеально подходят друг другу. Дафне было девятнадцать, и она все видела в радужном свете.

Но довольно скоро Дафна поняла, что ее блестящий ученый муж ничем не отличается от мракобесов, уверенных, что женщина не способна мыслить самостоятельно.

Прикрываясь тем, что очень близко принимает к сердцу ее интересы, Верджил Пембрук запретил ей изучать египетскую письменность. Он заявил, что даже ученые мужи, знакомые с арабским, коптским, греческим, персидским языками и ивритом, не надеялись в ближайшее время ее расшифровать. Он не считал это большой потерей: египетская цивилизация, по его мнению, была примитивной – намного ниже классической цивилизации Греции, и расшифровка мало чем обогатила бы человечество.

Дафна была дочерью священника. Для нее обет любить, почитать и повиноваться мужу, данный у алтаря, не был пустым звуком. И она очень старалась. Но когда ей стало ясно, что необходимо продолжать свои занятия, чтобы не сойти с ума от скуки и разочарований, она предпочла рискнуть и не подчиниться мужу. После этого Дафна продолжала трудиться втайне от него.

Верджил умер пять лет назад. К сожалению, его смерть ничего не изменила. В обществе по-прежнему не признавали права женщин на научные изыскания. Только брат и избранные друзья знали ее тайну. Окружающие же продолжали верить, что лингвистическим гением в их семье был ее брат Майлс.

Будь он этим гением, он не заплатил бы две тысячи фунтов за папирус, который она сейчас изучала. Купец по имени Ванни Аназ уверял, что в нем описывается место вечного упокоения молодого фараона, имени которого он не знал. Ни один образованный человек ему не поверил, однако история увлекла Майлса.

Он даже вернулся в Гизу, чтобы «понять ход мыслей древних строителей пирамид» и найти гробницу молодого фараона со всеми ее сокровищами.

Дафна не сомневалась, что он не найдет в примерах никаких подсказок. Но не стала переубеждать брата. Майлс с таким восторгом изучал памятники Египта. Зачем портить ему удовольствие? Она только проверила, взял ли он с собой достаточно еды на два дня.

Дафна уклонилась от предложения сопровождать его. Однажды она поехала с ним в Гизу и осмотрела две пирамиды, в которые можно было войти. Ни в одной не было никаких иероглифов, хотя некоторые посетители увековечили на камнях свои глубокие мысли: «Саверинус любит Клодию». Не менее важной причиной было ее нежелание снова втаскиваться в длинные, узкие, душные коридоры пирамид.

Но сейчас мысли Дафны занимало совсем другое. Она раздумывала, не ошибся ли доктор Янг в истолковании закорючки и трех хвостиков на знаках, когда ее служанка Лина распахнула дверь.

– Кровопролитие! – кричала Лина. – Глупый, глупый англичанин! Горячая голова! Теперь улицы зальют кровью!

Она сорвала ненавистные покрывала с головы и лица, в которых вынуждена была появляться на улице. Дафна наняла ее на Мальте, когда английской горничной стало трудно переносить тяготы долгого путешествия.

Лина, эта типичная жительница Средиземноморья, с темными волосами и карими глазами, не только говорила на английском, греческом, турецком и арабском языках, но и умела немного читать и писать на них – неслыханные достоинства для женщины в этих краях. Однако она была суеверной фаталисткой, склонной видеть лишь темную сторону жизни.

Дафна, привыкшая к драматическим сценам Лины, лишь приподняла брови и спросила:

– Какой англичанин? Что случилось?

– Безумный англичанин подрался с одним из солдат паши и проломил этой свинье голову. Говорят, чтобы схватить его, потребовалась сотня солдат. Турки отрубят ему голову и насадят на пику, но это еще не все. Солдаты примутся за иностранцев, особенно за англичан.

В отличие от большинства объявлений Лины о конце света это звучало слишком правдоподобно.

Оттоманские правители Египта практиковали средневековые методы поддержания порядка – подданных избивали, пытали и отрубали головы. Египтяне, как и турки, были невысокого мнения о «франках», презренных европейцах. Солдатня, набранная из всякого сброда – египетских, турецких и албанских авантюристов, – враждебно относилась ко всем, в том числе и к своему начальнику – Мухаммеду Али, паше Египта. По сравнению с ними монгольские орды Чингисхана выглядели стайками веселых школьниц.

А Дафна оставалась одна, если не считать перепуганных слуг. Она чувствовала, как у нее начинают путаться мысли от страха. Внешне Дафна была абсолютно спокойной – еще при жизни мужа она научилась скрывать свои чувства.

– В это трудно поверить, – заявила она. – Кому придет в голову драться с солдатом паши?

– Говорят, этот человек недавно в Каире, – сказала Лина. – Он только на прошлой неделе приехал из Александрии, чтобы работать у английского генерального консула. Говорят, он очень высокий, смуглый и красивый. Не думаю, что от этой красоты что-нибудь останется, когда они понесут его голову через весь город на пике.

Омерзительное видение промелькнуло в голове Дафны. Она поспешила отогнать его и резко заметила:

– Этот человек, должно быть, безнадежно глуп. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, консульство слишком часто пользуется услугами сомнительных личностей.

Объяснялось все довольно просто – английский генеральный консул, мистер Солт, увлекался коллекционированием древностей и не проявлял особой щепетильности относительно способов их добычи.

Теперь же, из-за того, что он добавил к своему штату буйного дурака, ни один европеец не будет чувствовать себя в безопасности в Каире. Майлс, белокурый, голубоглазый и высокий, и она сама, зеленоглазая и рыжая, как ее покойная мать, – слишком заметные мишени.

Дафна опустила глаза и увидела, что у нее дрожат руки. «Успокойся, – приказала она себе. – Ничего еще не случилось. Думай!»

Несколько лет назад Сара, жена знаменитого исследователя Джованни Бельцони, надевала одежду арабского купца и спокойно заходила в мечеть, что запрещалось женщинам и неверным. Если повезет, Дафна, так же переодевшись, сможет сбежать из Каира и встретить брата по дороге сюда. Затем они смогут нанять лодку и подняться вверх по реке, подальше от опасности.

Она уже собиралась поделиться с Линой своим планом, как двор огласился отчаянными криками. Страшный вой перекрывал другие голоса.

Дафна вскочила с дивана и подбежала вместе с Линой к зарешеченному окну. По лестнице со двора поднималась группа мужчин-египтян. Они несли неподвижное тело слуги Майлса, Ахмеда.

Утро следующего дня

В особняке на другом конце Эзбекии генеральный консул его величества, охваченный противоречивыми чувствами, размышлял о вероятности того, что голову Руперта Карсингтона пронесут по улицам города.

За полтора месяца пребывания четвертого сына графа Харгейта в Египте он нарушил двадцать три закона, и его девять раз сажали в тюрьму. За те деньги, которые консульство затратило, выкупая мистера Карсингтона, мистер Солт мог бы разобрать и отправить в Англию один из небольших храмов с острова Филе.

Теперь он точно знал, зачем лорд Харгейт отправил своего отпрыска в Египет. Не для того, как писал его милость, «чтобы помогать генеральному консулу в его служении на благо нации», а чтобы свалить на чью-то голову ответственность и расходы.

Мистер Солт стряхнул песок с бумаг, лежавших перед ним на столе.

– Полагаю, следует радоваться, – обратился он к своему секретарю Бичи. – Солдаты могли бы воспользоваться случившимся и убить всех нас. А они лишь грабительский штраф заплатили и потребовали удвоить суммы обычных взяток.

Консул терялся в догадках, почему товарищи пострадавшего солдата не разорвали Карсингтона на куски. По пути в город он подверг их терпение настоящему испытанию. При численном преимуществе двадцать к одному он трижды пытался сбежать, нанеся им при этом немало увечий.

И все же в городе было спокойно, а неугомонный сын лорда Харгейта остался жив, хотя и сидел в подземной, полной крыс темнице каирской цитадели.

Он уже не мог ничего натворить, и мистер Солт сожалел, что нельзя держать его в этой грязной яме до бесконечности.