Это сделал Сайман (страница 6)
Справа – стеллаж с книгами. В основном, по нейробиологии и нейромодуляции. Несколько томиков были пристроены довольно неаккуратно, в спешке, будто бы их вернули на полку второпях, сунув на более-менее свободные места. Это были труды Лосевского о психологии сознания и об особенностях адаптации нейросетей к логике биологического существа. Довольно популярные и спорные труды – Лосевский считал, что сознание человека и андроида не может быть полностью идентичным, так как в основе лежат разные биологические процессы. Ученого подняли на смех, потому что наличие сознания у андроидов академической наукой отрицалось полностью, тем более – сознания, основанного на биологических процессах, а в научных кругах его имя быстро стало табуированным. Тем более странно, что в кабинете Вишнякова, одного из основных оппонентов Лосевского, они оказались в непосредственной близости от рабочего места. Более того, читаны совершенно недавно и вполне увлеченно – корешок был потрепан, а из текста торчали разноцветные закладки.
Филиппов снял с полки одну из книг, наиболее зачитанную, и просмотрел выделенные Вишняковым пометки: глава о программном коде искусственного интеллекта, сравнительный анализ мозговой активности человека и андроида, ссылки на статьи зарубежных коллег. Филиппов поманил к себе зависшего под потолком дрона, дал команду зафиксировать обнаруженные данные, а сами книги передал криминалистами для работы – хорошо бы знать, как давно были сделаны эти правки и кем.
Перед Вишняковым лежал распахнутый ежедневник. Филиппов достал из кармана свою банковскую карту, аккуратно коснувшись с ее помощью ребра бумажного листка приподнял его и перевернул страницу – на ближайшие два дня, действительно, была запланирована поездка с семьей, все встречи оказались перенесены. А вот на послезавтра запланировано заседание ученого совета НИИ антропоморфизма, на котором Вишняков планировал быть – на полях, около отметки о времени начала мероприятия, стоял алый восклицательный знак и написано размашистым почерком «Т.А.Л. будет». Что обозначает это сокращение? Аббревиатура? Код? Инициалы? Филиппов посмотрел на потрепанный томик с монографией Лосевского. Его звали Тимур Альбертович. Он и есть этот самый «Т.А.Л.», который будет на заседании? Филиппов выделил эту информацию в протоколе и поставил отметку: «Проверить!». Эту информацию, действительно, стоило проверить. И узнать, общался ли убитый с Лосевским и как давно.
На столе лежали в беспорядке бумаги – Филиппов сдвинул их уголком банковской карты. Распечатки, вероятно, будущей речи, с многочисленными пометками и правками, оставленными тем же почерком, что и записи в ежедневнике. Федот Валерьевич заметил несколько графиков, распечатанных отдельно и отложенных под основную стопку документов. Среди них значились документы из НИИ экспериментальной имплантологии.
– Василий Егорович, надо эти документы зафиксировать.
– Будешь изучать? – Яблочкин усмехнулся.
– А куда я денусь…
Он заглянул под стол и посмотрел в мусорную корзину. Та оказалась пуста.
Филиппов распрямился и окинул взглядом кабинет еще раз. Предельно аккуратный, с педантично расставленными книгами и предметами интерьера, он характеризовал Вишнякова как очень сдержанного и внимательного человека, привыкшего к чистоте и порядку. Даже правки, которые он вносил в черновик своей работы, были написаны аккуратно, ровным, разборчивым почерком. Однако его стол был завален документами, книги – исписаны и поставлены не по порядку… Вишняков волновался, когда работал над текстом? Он был раздражен чем-то?
– Может, он просто торопился? – ответил ему Яблочкин.
Федот Валерьевич смутился – оказалось, он задумался и проговорил последние фразу вслух.
– Так торопился, что даже не поторопил супругу? Анна в домашнем комплекте, если ты не заметил, кофеек собиралась пить на втором этаже.
Яблочкин нахмурился:
– Да, кстати. У парней, сыновей Вишнякова, тоже сумки не собраны.
Филиппов поднял вверх указательный палец:
– Вот именно… И это довольно странно, учитывая показания домоправительницы и отметки в ежедневнике убитого… Они собирались в поездку, но почему-то вовремя не выехали.
– Может, перенесли время выезда? Поэтому все занимались привычными делами?
– Владислава Ивановна сказала, что они очень дорожили совместным отдыхом. Значит, должно было произойти нечто важное, чтобы в последний момент они отменили поездку.
– Не такой уж и последний – у парней сумки не собраны, они еще и не собирались никуда ехать.
Филиппов кивнул – он тоже об этом думал.
Он толкнул компьютерную мышь, та ожила, подсветившись ярко-голубым. Ожил и экран компьютера, открыв диалоговое окно и файл, над которым работал Арсений Вишняков. Федот Валерьевич просмотрел открытые вкладки – список продуктов, сайт туристического агентства «Адвенче», реестр допуска в лабораторию НИИ… Он просмотрел последние открытые документы.
– А вот это уже интересно. – Филиппов склонился к монитору: на нем значилась электронная запись, из которой выходило, что Вишняков назначил кому-то встречу, и она проходила ровно в тот момент, когда ученый, согласно предварительным данным, выстрелил себе в голову.
Глава 4. Первые улики
Пройдя на второй этаж, Филиппов зашел в комнату старшего из сыновей Вишняковых, Николая. Парню было чуть больше двадцати, на фото, которые помнил Федот Валерьевич, – видный парень спортивного телосложения. Собственно, это было все, что можно было сказать о парне, ничем примечательным Николай Вишняков не отличился.
Во всяком случае, комната именно об этом и говорила.
Про нее можно было сказать, что она… безликая. Стены до середины была выкрашены в цвет берлинской лазури, бело-бирюзово-синие вертикальные полосы разной ширины, словно ледяное сердцебиение, уходили под потолок и тянулись по нему, смыкаясь в центре комнаты широким прямоугольником светодиодного плафона. Идеально застеленная кровать, будто на ней никто никогда не лежал. В ложных нишах прятались шкафы. Филиппов открыл один из них – идеально разложенные вещи такой же бирюзово-серой гаммы. Никаких плакатов в любимыми кинозвездами, карт или исписанных стихами тетрадей. Даже книги на полке были обернуты в одинаковые обложки бирюзово-серого цвета. Помнится, в учебниках по юридической психиатрии, был раздел о последствиях окружения ребенка цветом в одной цветовой гамме: чаще всего это приводило к глубоким патологиями и латентной агрессии, которая выливалась в период пубертата или постпубертата в жестокие преступления, часто – обставленные театрально, на показ, еще чаще – серийные.
– А потом мы удивляемся, откуда у нас берутся маньяки, – за спиной появился Яблочкин и словно прочитал невеселые мысли Филиппова. – Мы уже здесь все осмотрели.
– Есть что-то интересное? – Филиппов прошел в середину комнаты, направился к столу, вытянул пару шкафчиков: просто, чтобы убедиться, что там внутри также все идеально организовано.
Яблочкин хмыкнул. Поманил за собой в ванную.
Тело Николая еще не убрали. Парень лежал на краю ванны, откинув голову и распахнув руки. Глаза мутно смотрели в потолок, на губах застыла кривая усмешка. Под рукой, на полу, лежал разбитый коммуникатор. Угол цифровой панели выглядывал из воды. Именно ее падение спровоцировало удар током.
– Тебе ничего странным не кажется? – Яблочкин стоял за спиной, сунув руки в карманы брюк.
Федот Валерьевич не сразу отвел взгляд от улыбки погибшего. Странно? Да тут можно энциклопедию странностей составлять. Филиппов покачал головой:
– Ты пальцы приготовил загибать?
– Не, я не о мелочах, – Егор выжидающе уставился на Филиппова, не выдержал паузы, объяснил: – Обрати внимание на пол.
Он был сухим без потеков и влажных межплиточных швов.
– Высох? – предположил следователь.
Яблочкин с сомнением покачал головой.
– Вода мыльная, он плескался в пенной ванне. Такая вода оставила бы на плиточном полу мутные разводы, согласись. А тут… – Он выразительно обвел взглядом помещение, оформленное в таких же, серо-голубых тонах с хромированной отделкой, и добавил: – Вкупе со всем остальным, включая застывшую улыбочку… Я бы так сказал, что он не умер от удара током.
Филиппов понимал, что друг прав. Если смерть наступила от удара током, она не была мгновенной. Тело содрогается от судорог, а при наполненной ванне, брызг должно быть так много, что они вряд ли бы высохли за те несколько часов, пока обнаружили тело и ехала полиция. Да и заполненность ванны должна быть иная.
– А что говорят криминалисты?
– А криминалисты говорят, что у парня признаки отравления… кровь и образцы тканей взяли на анализ, но, скажи, странненько это все…
Филиппов согласился:
– Странненько – это не то слово.
– Чтобы слова лучше подбирались, пошли к младшему Вишнякову заглянем, там, парни говорят, вообще картина маслом.
Филиппов кивнул:
– Да, только в комнату Анны сперва загляну.
Там его ждал еще больший сюрприз: комната выглядела нежилой. Аккуратно, как для фотосъемки в престижный глянцевый журнал, расставленные флакончики духов, размещенные на вешалках наряды висели на одинаковом расстоянии друг от друга, на идеально разглаженном покрывале не значилось ни единой морщинки, словно его только что заправила горничная.
Следователь, работавший в комнате, оглянулся на вошедших, улыбнулся:
– Прикольно, да? – Он встал и подбоченился, оглядывая фронт проделанной работы: – Абсолютно стерильная комната, ни потожировых следов, ни волос, ни ногтей, ни частичек кожных покровов.
Филиппов посмотрел на мигающую зеленым платформу робота-уборщика, кивнул на нее:
– Найди этого парня, у него в контейнере может быть что-то интересное.
Криминалист рассмеялся:
– Уже! Нет ничего в контейнере, он после саночистки.
Яблочкин и Филиппов переглянулись – еще одна случайность или кто-то тщательно скрывает следы?
Федот обошел комнату, заглянул в шкаф – его интересовали личные вещи Анны: если комната выглядела нежилой из-за тщательной уборки и патологической аккуратности хозяйки, то наряды-то не могли оказаться сплошь новыми. Распахнув дверцы, он провел рукой по рукавам платьев. Шелк приятно струился под пальцами, приятно холодил кожу. Анна любила элегантную одежду, в ее гардеробе не обнаружилось ничего вычурного или вызывающего. Строгие костюмы из полушерстяной ткани, кашемировые джемперы, тонкие сатиновые рубашки – все было выдержано в мягкой голубой гамме. От вещей шел горьковато-дымный аромат, густой и тягучий. Обычно такими духами пользуются брюнетки и дамы в возрасте. Анна была миловидной блондинкой, еще и творческой личностью. Но духи носила тяжелые.
Федот прошел к туалетному столику, безошибочно выделив нужный флакончик: темно-оранжевые духи заполняли его меньше, чем на треть. Чтобы убедиться в своей правоте, он наклонился и, не касаясь флакончика, принюхался – да, это был именно тот аромат.
– Вон те вещи посмотрите, – он кивнул криминалистам на вещи, на которых еще чувствовался запах любимых духов Вишняковой, – на них должны обнаружиться следы… А что, чемодана или сумки не обнаружили?
Криминалисты отрицательно качнули головами.
– Все вещи распакованы.
– Странно, – Филиппов перевел взгляд на Василия.
Тот нахмурился, предположил:
– Успела распаковать или никуда не собиралась?
– А чемодана все равно нет… Не в пакете же она собиралась везти наряды для загородной поездки…
Еще раз окинув взглядом комнату, он направился к выходу – дело выглядело все более странным.
* * *
Они спустились на первый этаж, пройдя по служебной лестнице – та обнаружилась в дальнем конце коридора, у кладовой с выстиранным и отглаженным бельем и бытовой химией. Внизу их поджидала группа во главе с младшим следователем Иваном Дмитриевичем Сухим. Судмедэксперт выглянул из морозильной камеры, позвал к себе:
– Вам на это стоит взглянуть.
Федот Валерьевич и Яблочкин направились к нему.