Я знаю, что ты скажешь. Что у меня есть профессиональные достижения, а у Зары нет. Пройдет время, и она провалится, а мне нужно набраться терпения. «Живи, как в Риме» обязательно вернется, и следует работать дальше.

Но меня переполняет чертова ярость, и все, чего я хочу, – это сидеть рядом с тобой, пить красное вино, ужасно сквернословить и чтобы ты надо мной потешался и высмеивал меня за то, что я сержусь.

Девушка за соседним столиком уставилась на Мэгги. Неужели она разговаривает сама с собой? Иногда она озвучивала то, что писала Фрэнку, когда сидела за кухонным столом дома. Ах, если бы только можно было там оказаться, с ним вместе! Он бы смешал мартини в винтажном шейкере для коктейлей и поставил пластинку, чтобы отвлечь ее. Он бы заставил ее встать и танцевать, он бы поцелуем заглушил ее гневные тирады.

Но его нет. И не будет.

С этой мыслью Мэгги справиться не могла. Как же ей повезло, что такой мужчина был с ней рядом, и как тяжело заменить Розе отца, а Герти деда – жить по его моральному компасу, наполнить жизнь его шутками и весельем, быть надежной как скала. Мэгги старалась делать так, чтобы его дух продолжал присутствовать в их жизни. Иногда по пятницам она заказывала его любимые блюда навынос. Иногда возила своих девочек в места, которые он любил, например в Уэстон-сьюпер-Мэр. Фрэнка странным образом привлекал Уэстон-сьюпер-Мэр, с его игровыми автоматами, осликами и разноцветным мороженым.

Порой, когда перед ней стояла моральная дилемма, она спрашивала себя: «Что бы сделал Фрэнк?»

Сегодня его голос не был слышен. Обычно он звучал громко и отчетливо, но сейчас она не могла разобрать ответа, как ни старалась. Это из-за того, что ситуация с Зарой была непростой, или из-за того, что голос затихал? Исчезал постепенно? О господи, подумала она. Только не это!

– Вы в порядке? – Девушка склонилась над ней. – Чем я могу вам помочь?

Мэгги потрогала свое лицо и поняла, что оно мокро от слез. Она плакала. И даже не замечала этого. А теперь вовсе не была уверена, что может остановиться. Она плакала, как никогда раньше, – то были слезы горечи и гнева, предательства и боли, усталости и негодования.

– Все в порядке. Спасибо. – Мэгги взяла бумажную салфетку и вытерла глаза.

Мама. Ей нужна мама. Прямо сейчас. Материнский совет. Спокойный, хладнокровный, рассудительный. И объятия. Но когда она позвонила Черри, включилась голосовая почта. Однако Мэгги не смогла оставить сообщение. У нее слишком дрожал голос.

Глава 7

На половицах в прихожей шаги Черри звучали громко и гулко. Было непривычно видеть дом пустым, без хорошо знакомой мебели, акварелей на стенах, занавесок в цветочек на окнах. Но она одобрительно кивала. Это был красивый дом. Не надо обладать богатым воображением, чтобы оценить его потенциал. Безусловно, чтобы воздать ему должное, потребуются деньги на лучших мастеров и материалы. Как обычно, Черри дала волю своему воображению и представила, каким бы стал интерьер, если бы она могла здесь распоряжаться.

Черри заставила себя спуститься с небес на землю. Ни к чему себя мучить понапрасну. Настал тот день, когда она должна отдать дом. Она бросила взгляд к подножию лестницы, где когда-то стояли дедушкины часы. Тоби увез их в Йорк, где они хорошо вписались в его квартиру с видом на собор, и Черри была рада, что их тиканье будет напоминать брату о доме… Они с Тоби и сами немолоды, но даже в их возрасте потеря мамы, человека, который всю жизнь был рядом, выбивала из колеи.

Она взглянула на циферблат. Меньше двух часов до исполнения договора. От этой мысли ее сердце учащенно забилось. Скорее всего, она больше никогда не переступит этот порог. Но они все еще были здесь, их души летали по дому пылинками. Черри закрыла глаза и затаила дыхание. Она слышит их? Смех, разговоры, шаги? Музыкальные упражнения Тоби? Казалось, он дует и дует в трубу, и все безрезультатно, хотя это явно было не так, поскольку теперь Тоби – звезда местного оркестра. А если глубоко вдохнуть, почувствуешь аромат запеченного до румяной корочки воскресного жаркого, сладкий запах яблочного пирога, отвлекавший от занятий…

В дверях гостиной Черри на миг остановилась. Камин пуст, вычищен, ни соринки. Голые окна смотрят в сад. На потолке в центре – одинокая лампочка. Зеленый бархатный абажур был выброшен на помойку в Хонишеме: он слишком выгорел, чтобы отдать его в благотворительный магазин. Она представила, как на его месте появится трехъярусная хрустальная люстра, в подвесках которой будет отражаться свет. Или что-нибудь более строгое и современное. Интересно, что они выберут, эти Баннистеры?

Она закрыла дверь и прошла на кухню в дальней части дома. Это было ее любимое помещение. Не только здесь, но и в каждом доме, который она называла своим. От мысли, что она навсегда расстается с кухней, у Черри перехватило горло. Сейчас опустевшая, покинутая хозяевами комната выглядела обшарпанной. Старые кухонные шкафчики, потускневшая керамическая плитка на полу. Но окно над глубокой поцарапанной раковиной выходило в сад: аромат цветущей вишни, в честь которой Черри дали имя, проникал в кухню и она вся была залита светом, золотистым, как сироп.

Присесть было не на что. Всю мебель вынесли. Раздвижной стол из пластика – такие знакомые черные цветы на голубом фоне столешницы! – отправился на свалку. Как и табуреты, и круглый тряпичный коврик, лежавший на полу. Расставаться с ними было непросто, но что поделаешь. Они с Тоби оставили себе немало красивых вещей. Стоит ли расстраиваться из-за табурета с треснутым виниловым сиденьем!

Черри вспомнила, как несколько лет назад мама выложила на стол большой желтоватый конверт. На нем была старомодная металлическая застежка, обмотанная зеленой бечевкой.

«Всё здесь, – объявила Кэтрин. – Всё, что тебе нужно знать».

«Что ты имеешь в виду?»

«На тот самый случай. Здесь все предельно ясно и понятно».

Кэтрин постучала по конверту, и, глядя на мамины пальцы, Черри ощутила ком в горле. Покрытые пятнами и погнутые, кольца на левой руке болтались, но снять их было нельзя из-за распухших суставов. Маме за девяносто. Она энергичная, активная и проницательная, но тем не менее девяносто есть девяносто.

«А-а-а… – протянула Черри. – Ты хочешь сказать, что привела свои дела в порядок».

«Многие этого не делают. – Кэтрин вздохнула. – И когда человек уходит, разобраться в бумагах труднее вдвое».

«Да, предусмотрительно с твоей стороны».

«Просто я подошла к этому ответственно. В любом случае, как я сказала, все здесь. Мое последнее завещание, перечень банковских счетов, информация о счетах на оплату, страховка и муниципальные налоги. А также полезные номера телефонов, например трубочиста и ловца кротов. На случай, если дом не сразу купят. Ты должна быть во всеоружии».

«Конечно».

Черри тогда содрогнулась от мысли, что дом будет продан.

«И я все поделила поровну между тобой и Тоби».

«Мам, не надо говорить об этом».

«Нет, надо. Пополам. Уверена, он приедет и поможет тебе все разобрать».

«Конечно».

Тоби приезжал по возможности. И всегда на Рождество.

«Вижу, ты не хочешь об этом говорить».

«Не хочу».

«Знаешь, никто не хочет говорить о смерти. Но нам приходится с ней сталкиваться. Было бы странно, если бы я оказалась первым человеком на земле, который обрел бессмертие».

Мама всегда была прямолинейной, и Черри не могла не рассмеяться: «Наверное».

«Я не стану больше это обсуждать. Конверт возьмешь в моем бюро в гостиной. Копии бумаг будут у поверенного в Хонишеме».

«Отлично», – кивнула Черри.

Кэтрин разломила пополам печенье и обмакнула половинку в чай.

«Мне кажется, ты будешь приятно удивлена. Твой отец много инвестировал в фармацевтические компании. У него, как у медика, был к этому особый интерес. Они принесли неплохой доход».

«Не думаю, мама, что буду приятно удивлена. Я буду убита горем».

«Ну, это может немного его облегчить». Кэтрин рассмеялась.

Похоже, чем старше становишься, тем легче относишься к смерти. Черри сделала бы все, что угодно, чтобы сменить тему, но, похоже, Кэтрин была решительно настроена ее продолжать.

«Пообещай мне одну вещь». Она наклонилась с серьезным видом и положила ладонь на руку Черри.

«Что?»

«Эти сбережения – для тебя. Я хочу, чтобы ты потратила их на то, что хочется тебе. Это твой шанс поставить себя на первое место».

«Что ты имеешь в виду?» Черри была озадачена.

Кэтрин подняла брови: «Ты много делаешь для других. Может, ты не замечаешь, но это правда».

«Ну конечно. Я ведь мать. И бабушка. И прабабушка». Не то чтобы Кэтрин ее критиковала, но Черри было неприятно.

«Конечно, отпрыски по большей части всегда в приоритете. Но мужчины? Это бывает не так уж часто».

«Ты говоришь о Майке?»

Кэтрин склонила голову набок и задумчиво посмотрела на Черри: «Без тебя он бы ничего не достиг. И тебе это известно».

«С чего все это?»

«Просто я хочу, чтобы эти деньги ты потратила на собственные желания и нужды. И все». Тон матери не допускал возражений. «Никакой критики. Ты знаешь, как я ценю Майка. Но я в курсе, сколько ты для него сделала».

«Для нас», – поправила ее Черри.

«Прошу, не пойми меня неправильно. Никто лучше меня не знает, что значит быть серым кардиналом».

«Тебе это не нравилось?»

«Я прожила чудесную жизнь. И была нужна твоему отцу. Сама знаешь, не все давалось ему легко».

Черри кивнула. Война затронула многих. Большинство пациентов не представляли, как сильно страдал доктор Николсон из-за того, что ему довелось видеть во время бомбежек в годы студенчества.

«Короче говоря, я просто хочу, чтобы о моем желании знали». Кэтрин похлопала по конверту. «Это твои деньги, Черри, твоя заначка».

«Хорошо».

Чтобы покончить с этим крайне неприятным разговором, легче всего было согласиться. Хотя настойчивость матери озадачила Черри. Это оттого, что Кэтрин сама пережила подобный опыт? Вероятно, ей казалось, что она что-то упустила в своей жизни, несмотря на преданность мужу? Или возраст сделал ее более категоричной?

Интересно было бы послушать ее мнение о том, что́ Черри видела на вечеринке. Кэтрин не была склонна кого-то осуждать, но умела взглянуть на вещи со стороны.

«Мужчины могут быть такими дураками, – наверное, сказала бы она. – А у него трудный возраст. Твой отец чувствовал себя немного растерянным, когда вышел на пенсию. Слава богу, у него была рыбалка. Что тут еще скажешь?»

Найджел проводил часы на берегах Рашбрука с разрешения Калбонов. Они владели правами на ловлю рыбы в той части реки, что протекала через деревню. Вечера он просиживал, привязывая блесны, – кропотливая тонкая работа, которая занимала его часами. Черри с Тобби поровну поделили коробки между собой как памятные сувениры.

Представляя материнские сентенции, Черри напомнила себе, что, возможно, Майк чувствовал себя незащищенным. И Аннека могла это учуять.

Такие женщины, как Аннека, строили из себя наивных и простодушных, но на самом деле были хищницами, поскольку сами нуждались во внимании и часто сосредоточивались на мужчинах, не слишком уверенных в себе. У таких, как Аннека, на этот счет было шестое чувство. Неизбежная пенсия тяготила Майка последние несколько месяцев. Потеря сетки безопасности, комфортной среды, ритма жизни, который задавал университет, видимо, вызывала страх. И Аннека, моментально обнаружив ахиллесову пяту, начала льстить Майку и соблазнять его.

Черри поняла, что оправдывает мужа. Но если она и знала что-то о жизни, так это то, что люди не всегда ведут себя хорошо. По сути, нет хороших или плохих, в человеческой натуре перемешано и то и другое, а что проявится, зависит от переживаний, окружения и зачастую от количества выпитого. А умение прощать – сильное оружие.