Все не так, Катерина. Ужас, странная реакция моего тела, бешеное сердцебиение и чудовище, которое всю неделю жило у меня в голове. Мое сердце бьется так быстро, и мне приходится думать о скучных академических этюдах, чтобы перевести дыхание.

– Если честно, я не имею ни малейшего желания здесь оставаться.

– Матч почти закончился, – отвечает Эми. – Маловероятно, что результат изменится, но мы досидим до финала?

Пять – ноль в пользу Кингстона. У Грейс-Холла изначально не было ни единого шанса на победу.

Я киваю, не желая отрывать девочек.

Мои подруги всегда были удивительными и давали почувствовать себя любимой с самого первого дня нашего знакомства. Я вполне способна потерпеть каких-то жалких двадцать минут. Но это ошибка.

Стоило дыханию хоть немного прийти в норму, как Эрик Боулмен со всей силы влетает в нападающего команды соперников, а затем на экране мелькает кровь, очень много крови и кость, порвавшая кожу голени.

О господи.

К горлу подступает тошнота, и я закрываю глаза, пытаясь ее сдержать. Мне показалось? Мне просто показалось, верно? Тогда почему трибуны затихают до ужасающего шепота?

– Твою мать, – лицо Эммы бледнеет. – Это очень серьезный перелом. У парня сломан…

– Пожалуйста, без подробностей, – выдавливаю я.

Глубокий вдох.

Долгий выдох.

Меня трясет, и я даже не могу сделать гребаный вдох, потому что в голове крутится всё тот же кошмар.

Вечер, кровь, крики, а затем оглушительная тишина.

Доктор Уолш уверен, что это лишь мои иллюзии: расстройство восприятия и игра активного воображения. Но иногда монстры бывают слишком реальны.

– Врачи уже подошли? – спрашиваю я, отказываясь смотреть на варварское проявление жестокости.

– Еще нет.

– Он без сознания?

– Просто посмотри на чертово поле, Элеонор, – срывается Эмма, но тут же исправляется: – Извини, детка. Я знаю, как ты относишься к виду крови. Но проблемы моего брата автоматически означают, что я тоже в полной заднице.

– Друзья прикроют его, – я сжимаю руку Эммы, направляя свой затуманенный взгляд на рыжие волосы подруги. – Всегда прикрывали.

Я чувствую, как Эмми напрягается.

– Может быть, если бы они не начали гребаную драку на глазах у всех преподавателей.

– Что?..

Среди трибун снова поднимается шум, пока мой больной мозг отказывается перезагрузиться.

Вот дерьмо. Кажется, сегодня я не ограничусь простыми медитациями.

После тихого лета таблетки, прописанные доктором Уолшем, остались нетронутыми, но сейчас я впервые ловлю себя на мысли, что, возможно, мне просто необходима медицинская помощь.

Испытав сильное эмоциональное переживание в возрасте десяти лет, я навсегда забыла не только свою мать, но также такие понятия, как здоровый сон и чувство безопасности. Мне категорически нельзя нервничать. Однако с недавних пор я делаю это постоянно.

– Я убью его, – злой голос Эммы доносится до меня, как из-под толщи воды.

Я отдаю зонт Эми, заставляю себя подняться на ноги, а потом бормочу:

– Встретимся позже, хорошо?

Катерина сует мне свой зонт, придвинувшись к Эмме. Я промокаю насквозь за считанные секунды, но по какой-то причине продолжаю заторможенно смотреть на протянутую руку подруги, пока каждый дюйм моего тела борется с надвигающейся паникой. Ливень быстро делает мою одежду невероятно тяжелой, прижимая меня к земле подобно бетонной плите.

Я не слышу ответа. Вместо этого я разворачиваюсь и делаю шаг, а потом еще один и еще. Мои мышцы болят и напрягаются в ожидании приступа, но я не замираю.

Понятия не имею, почему перед самым уходом мой взгляд падает на футбольное поле.

«Будь хорошей девочкой и умоляй. Тогда я подумаю…»

Хриплые слова врезаются в мою голову, когда я смотрю на очередного монстра.

Упав на скамью, я в полном ужасе наблюдаю, как Кинг ударяет кулаком по лицу парня, и тот падает на колени, кашляя и сплевывая кровь. Все это транслируется на главном экране, висящем прямо перед трибунами. Охранники пытаются разнять группу разъяренных игроков, но у них ничего не выходит.

Студент Грейс-Холла прикрывает руками свое окровавленное лицо. Кровь брызжет на его футболку и мокрую землю.

Но Аарон бьет его снова. На этот раз уже лежачего.

Он не останавливается, продолжая бить, бить и бить, превращая чужие черты в неузнаваемое кровавое месиво.

Но самое ужасное – это улыбка Аарона.

Довольная и широкая улыбка серийного убийцы.

Он сумасшедший.

Я вздрагиваю, когда блондин поворачивается в сторону камер, а затем разворачиваюсь и делаю то, о чем громко кричит моя интуиция, буквально призывая к немедленному действию.

Я убегаю.

Час стояния под обжигающим душем, две чашки крепкого черного чая, всего полчаса игры на скрипке, и я снова в порядке.

Я в порядке.

Кэт находит меня, когда я направляюсь в конюшню, чтобы поухаживать за Сильвер. Мы пьем горячий латте по дороге и обсуждаем новые книги. Обычно я провожу вечера вместе с подругами или работая в приюте, но сегодня мне нужно исправить ошибку.

Из-за низкой концентрации я перестала контролировать свою учебу, что привело к первой «B» по философии.

Начинать семестр таким образом – не самая лучшая идея, так что я сижу в библиотеке до позднего вечера, пока слова Канта не въедаются в мою голову до такой степени, что все тревоги забываются. Поэтому, когда я прихожу домой уставшая, у меня нет другого выбора, кроме как лечь спать, верно?

Чертовски неверно.

Несмотря на усталость, я до сих пор чувствую себя клубком подавленных эмоций.

Все, о чем я могу думать, сосредоточено лишь на одном человеке.

Темные глаза, маска мертвеца, пугающе внушительная фигура и пистолет. Ледяная дрожь подчиняет мое тело, цепляясь за новых призраков, возникших в голове в мгновение ока.

И эти призраки произносят мое имя, вторя мужскому грубому голосу.

А еще он знает мой гребаный номер.

Мне трудно оставаться спокойной. Но я стараюсь. Клянусь.

Запретив себе думать о навязчивом голосе, я хватаю сумку и выбегаю из главного здания, натыкаясь на толпу пьяных студентов. Большинство учащихся Кингстона питают нездоровую тягу к клубу «Дьявол», который принадлежит главной монстроподобной элите, периодически устраивающей безумные вечеринки – конечно, за небольшим исключением тех, кого не привлекают подобного рода развлечения.

Не то чтобы я не любила вечеринки. Просто я получаю расслабление через другие вещи: после игры на рояле или долгого чтения мои серые дни окрашиваются в яркие цвета.

На улице уже темно, и в воздухе пахнет мокрой землей и густой влажностью от недавнего дождя. Я проталкиваюсь сквозь толпу и выхожу на длинную дорогу к моему общежитию как раз в тот момент, когда мне звонит отец по видеосвязи.

– Привет, Эль.

Я широко улыбаюсь.

– Привет.

– Обязательно приезжай домой.

– Я только приехала в Шотландию, – я перевожу взгляд с густой аллеи на телефон и смотрю на уставшее лицо папы.

– Элеонор, мы соскучились по тебе.

Маркус Смит – самый лучший человек на планете с очаровательной улыбкой, которую могут наблюдать только избранные. Из-за его работы мы не видимся так часто, как мне бы хотелось, однако приглашение в Лондон наверняка несет за собой какую-то подоплеку.

Его ярко-голубые глаза прищуриваются.

– Кстати, почему ты возвращаешься так поздно?

– Я была занята учебой. Ты же знаешь, как жестока система Кингстона.

– Я поговорю с директором о твоей нагрузке.

– Черт возьми, пап, – я сжимаю губы и оглядываюсь назад. Мне не очень нравится эта часть территории, окруженная лесом. – Прошу тебя, не начинай.

– Эль! – Мама появляется за спиной отца и расплывается в сдержанной улыбке герцогини. – Боже мой, почему тебя так плохо видно?

Риз – не моя родная мать, однако она стала ей, когда мне исполнилось двенадцать. Я не сразу свыклась с присутствием чужой женщины в доме и обретением сводного брата – Блейка Аттвуда, но сейчас у нас с Риз сложились очень близкие отношения. А с Блейком… С Блейком любому трудно найти общий язык.

– Какие-то неполадки с уличным освещением, – отвечаю я.

Черт. Это просто отвратительное совпадение.

Я продолжаю идти вперед в полной темноте, несмотря на нависающие надо мной древние деревья и пугающие звуки, смешанные с воем ветра. Я чувствую, как моя кожа покрывается мурашками, а сердце начинает биться быстрее.

– Отец уже рассказал тебе про ужин с его оксфордскими друзьями?

Ужин с оксфордскими снобами, ну конечно же.

– Мы бы хотели, чтобы через две недели ты была дома, Элеонор, – говорит папа своим фирменным приказным тоном. – На самом деле, я уже купил вам билеты.

– Вам?

– Ты поедешь в Лондон вместе с Блейком. И детка… – Хмурое лицо папы приближается к камере. – Ты чем-то расстроена?

– Во-первых, мне уже восемнадцать, я могу осилить самостоятельный перелет, – я показываю родителям широкую улыбку, несмотря на липкое чувство тревоги, вгрызающееся в мои кости. – А во-вторых, со мной все в порядке.

Сколько раз я лгала на этой неделе? Я ненавижу ложь, но не могу сеять сомнения в голове отца.

Я не могу расслабиться с тех пор, как вломилась в чужой дом и столкнулась с монстром в маске. У меня даже развилась настоящая паранойя: мне кажется, что за мной кто-то наблюдает. Я постоянно чувствую чей-то взгляд, но знаю, что мое больное воображение играет со мной злую шутку, ведь нет места безопаснее, чем Кингстон.

Камеры на каждом шагу, закрытая территория, лучшие системы безопасности. Я в безопасности.

И я до сих пор не знаю, как объяснить эту чертову записку.

На самом деле, я почти была готова пожаловаться отцу для того, чтобы великий и ужасный мистер Смит во всем разобрался, но это чертово перекладывание ответственности. В том числе банальный страх, что меня запрут в Лондоне и отправят в юридическую школу.

Я не могу повесить свои проблемы на других людей. Мне просто необходимо разобраться в этом самой. Иначе мои приступы никогда не прекратятся.

Риз отправила меня на терапию именно из-за моих панических атак. Она думала, что я в одном шаге от депрессии. Папа до самого конца сопротивлялся тому, чтобы оставить меня в Кингстоне, но я настояла, желая пожить самостоятельно некоторое время, и приступы прекратились.

Или почти прекратились.

Неизвестный номер: Разве я не говорил, что накажу тебя, ангел?

Я тут же сбиваюсь с шага, контролируя себя до такой степени, что мышцы сводит судорогой.

Нет, нет, нет. Этого не может быть. Я же…

Лицо Маркуса превращается в одну жесткую маску из-за того, что я так и не дала свой ответ.

– Элеонор, ты должна сказать директору об отъезде и подготовить речь вместе с мистером Чендлером.

– Да, – мой голос дрожит, когда я читаю текст снова.

Снова.

И снова.

Мои внутренности скручиваются. Он не может быть где-то поблизости, верно? Я воспользовалась чужим телефоном и натравила на него полицию, оставаясь незамеченной. Его должны арестовать, но что-то подсказывало мне, что он слишком умен, чтобы его так легко поймали.

Неизвестный номер: Мы начнем с двух уроков, Элеонор.

Неизвестный номер: Урок первый: не гулять ночью, когда я так жажду напасть на тебя.

– Я позвоню вам завтра? – спрашиваю я с натянутой улыбкой, несмотря на то, что желаю сорваться на бег.

– Хорошо, детка, – Риз убирает за ухо темную прядку. – Напиши, как доберешься до кампуса.

– Конечно.

Мой пульс учащается до барабанного ритма, я нервно оглядываюсь по сторонам и всматриваюсь в тени густых деревьев. Мой телефон снова вибрирует.

Неизвестный номер: Ты боишься? Я чувствую тебя.

Неизвестный номер: Мм, персики и животный страх… Так сладко и безумно очаровательно.