Для начала, это был… ну, наверное, сарай. Хм… Или конюшня? Затрудняюсь дать более точное определение, не силен я в деревенском быте. По крайней мере, пол был устлан соломой, в стороне виднелась перегородка, напоминавшая стойло, а в воздухе отвратительно пахло скотиной.

На стене висели какие-то странные приспособления, неизвестного назначения. Судя по их внешнему виду, создавали их точно не для людей.

Хотя… Если мне «посчастливилось» оказаться в лапах какого-нибудь маньяка-шизофреника… Почему бы и нет. Может, он пытки уважает.

Сам я лежал на полу, прямо на соломе, а рядом со мной стояли двое. Первый мужик выглядел серьезно. Навскидку ему было лет сорок пять, может чуть больше.

Высокий, крепкий, он был одет в костюм-тройку серого цвета. Место этому костюму, как и мужику, где-нибудь на съемках исторического фильма о дореволюционных временах.

В руках незнакомец держал трость. Сука, трость! Толстую, солидную, с набалдашником в виде львиной головы.

Мужик очень сильно напоминал Паратова из «Бесприданницы». Чертово гуманитарное образование. Даже в такой идиотской ситуации я мыслю литературными стереотипами.

Упитанную физиономию незнакомца украшала борода лопатообразного вида. Густая, красиво причесанная. Прямо волосок к волоску.

Какая-то странная любовь к бородам, скажу я вам. Сначала башка, теперь этот. Волосатость на лице, конечно, сегодня в тренде, но именно эти бороды выглядели слегка непривычно. Было в них что-то… хм… старинное, наверное.

Почему я использую множественное число? Потому что рядом с Паратовым, а я мысленно окрестил мужика именно так, стоял еще один тип. Конечно же, бородатый.

В отличие от первого, второй был одет попроще. Ну как попроще… В том смысле, что на нем не наблюдалось костюма-тройки, однако имелась рубаха, которую, если не ошибаюсь, в народе называют косовороткой, штаны, заправленные в высокие сапоги, и наглый, уверенный взгляд маслянистых глаз. В руках второй незнакомец держал… нагайку. Реально. Самую настоящую нагайку.

– Вот ты ж погляди… – Протянул он удивленным голосом. – Живой. Правду говорят, ворьё это хуч бей, хуч убивай, все одно не подохнет. Никанор Митрофанович, уж я его лупцевал от души, уверяю. А он зенки свои вытаращил наглючие и пялится на нас. У-у-у…

Мужик с нагайкой, замахнувшись, сделал шаг в мою сторону. Судя по всему, планировалось дальнейшее избиение. И да, я не ошибся. Дальнейшее. Потому что теперь стало понятно, отчего заплыл глаз и по какой причине адски болит каждая частица моего организма.

– Прошка, стой! Погоди. Возьми-ка лучше кнут да отходи его так, чтоб он больше ручонки свои шаловливые к купеческому товару не тянул. Кроме того, сам понимаешь, отсюда он выйти не должо́н.

Первый, или Никанор Митрофанович, имя которого теперь мне стало известно, (от чего, прямо скажем, совсем не легче), сделал небрежный жест рукой, указав как раз в сторону тех предметов, которые висели на стене.

И да, кнут там действительно был. Его я узнал наверняка. Хотя, лучше бы не узнавал. Если Прошка выполнит распоряжение хозяина, мне – конец. Он меня просто-напросто, забьет до смерти.

Черт… Где я нахожусь вообще? Что это за психи? Куда делся телефон? Нужно срочно как-то исхитриться и вызвать ментов, пока реально я тут кони не двинул.

Я, конечно, знал, что когда-нибудь за все мои аферы прилетит наказание. Именно поэтому старался выбирать клиентов тщательно, осторожно. Никаких жён крутых чиновников или бывших «братков». Эти точно могут потом жизнь знатно испортить.

Обычно я просматривал соцсети каждой потенциальной клиентки, шерстил круг знакомых, а уже потом брал дамочку в оборот. Естественно, в первую очередь работал с женщинами.

Здесь же, судя по ситуации, явно причина в какой-то личной обиде. Одно не пойму. С хрена Никанор Митрофанович упомянул купеческое добро и почему у них с Прошкой такие дурацкие имена?

Нет, я знаю, у многих олигархов крыша едет от собственного богатства. Они себя кем только не считают. И купцами, и графья́ми, и князьями. Но именно этот тип говорил как-то слишком серьезно. Либо он искренне верит, что является купцом, либо он вообще конченый псих. Похлеще Прошки с нагайкой.

В этот момент меня вдруг осенила еще одна мысль. А что, если это – развод? Не знаю. Реалити шоу.

Однако, стоило пошевелить пальцами на руках, я уже не говорю о бо́льшем, как тело вновь пронзила адская боль, и от мысли о телевизионной подставе пришлось отказаться.

Вряд ли реалити-шоу может быть настолько реалити. Меня били не на показуху. Меня отметелили самым настоящим образом. На теле нет ни одного здорового местечка. Слишком уж как-то достоверно. За это уголовку можно отхватить. Ни один режиссёр, ни один продюсер не пойдёт на подобный риск даже ради заоблачного рейтинга.

– Мужики, а давайте договоримся. – Высказался я вслух, заодно выплюнув выбитый зуб.

Он, наверное, держался на добром слове, а мое желание поговорить это доброе слово окончательно уничтожило.

– Могу дать вам денег. Много. Только отпустите меня. А еще мой отец, знаете, не последний человек в городе.

Я старался держаться очень уверенно, хотя на самом деле меня буквально потрясывало. Голос. Чертов голос. Теперь, когда я говорил не во сне с плавающей головой, а вполне себе в реальности, он все равно звучал слишком тонко и звонко.

Оба мужика уставились на меня с такими выражениями лиц, будто с ними начал вести научные беседы, не знаю… лесной олень.

Около минуты они молчали, а потом одновременно заржали. Как кони, честное слово. У Прошки аж слюна изо рта вылетела.

Психи. Точно психи. Как еще можно назвать людей, вырядившихся в одежду, которая больше соответствует началу прошлого века?

– Никанор Митрофанович, все сейчас сделаем в лучшем виде. Вида́ли, что охальник несёт? Денег, говорит, дам вам. Издевается. Несомненно издевается. Ну ничего… Сейчас я его научу уму-разуму. – Бубнил Порошка, снимая со стены кнут.

Я машинально зажмурился, ожидая нового удара, но… он не последовал. Вместо этого раздался низкий, хрипловатый голос, доносящийся со стороны входа:

– Никанор Митрофанович, ты ли это? Господи помилуй, что за безобразие у тебя тут творится?

Голос звучал так, будто его обладатель привык, что его слушают очень внимательно. Интонации были спокойные, тихие. Я осторожно приоткрыл один глаз (второй всё ещё отказывался работать) и увидел…

«Нет. Этого не может быть.» – Вот первая и единственная мысль, мелькнувшая в моей голове.

В дверях стоял высокий мужчина в длинном, поношенном одеянии, претендующем на смесь монашьей рясы и чёрного пальто Нео из «Матрицы». Лицо его выглядело каким-то изможденным. Густая рыжевато-русая борода и пронзительные серые глаза создавали впечатление сильного контраста. Хотелось или бороду убрать или цвет глаз заменить.

А вообще, глаза, если честно, выглядели пугающе. Вернее не они сами, конечно, а взгляд. Он словно проникал в самую суть моей души. Моей, потому что смотрел мужик на меня. А я, естественно, на него.

И самое страшное, что я этого человека узнал. Сразу. С первой же секунды. Потому что предметом последнего испытания на «Лучшем экстрасенсе» был он.

Ну… Может, не совсем он… Если предположить, что передо мной стоит тот, кого больше ста лет нет в живых, то это очень хреновый признак.

Скажем так, человек, замерший в дверях сарая, очень сильно был похож на Григория Распутина.

Глава 2

Кровь отхлынула от моего лица. Или наоборот – прихлынула. Черт его знает. Мне просто стало очень погано. Еще поганее, чем было, хотя казалось, куда уж дальше.

Я впервые по-настоящему понял выражение «засосало под ложечкой». Не знаю, где эта самая «ложечка» находится, но состояние было именно таким.

Ледяная волна паники грозила вот-вот накрыть мое сознание целиком и полностью, смывая остатки алкогольного дурмана, в котором я по идее могу пребывать после обильных возлияний.

Конечно переизбыток спиртного в некотором роде способен объяснить наличие столь ярких галлюцинаций. С другой стороны, не так уж много было выпито, чтоб заполучить себе «белочку».

Именно в этот момент я прекрасно понял, почему сумасшедшие бегают и уверяют всех, будто являются Наполеоном, Сатаной или гласом божьим. Тут кому как повезёт. Смотря, в какую сторону крыша поедет. Психи просто искренне верят в то, что видят. Прямо как я сейчас. Мои глаза, вернее один глаз, отчетливо видел Григория Распутина.

В общем-то, варианта два. Либо я сошел с ума, чего сильно не хотелось бы, либо передо мной стоял настоящий Гришка. Ну, или мужчина, фантастически на него похожий.

А это очень сомнительно. Что-то не встречал я в своей жизни косплееров Распутина. Прямо скажем, не самый подходящий для подражания образ.

Я несколько раз моргнул здоровым глазом, потом закрыл его, досчитал до десяти и снова открыл. Распутин никуда не исчез. Стоял на том же месте, изучая меня своими странными, пронзительными глазами.

От его взгляда, честно говоря, пробирало до костей. А еще, когда он вошел в сарай, воздух словно сгустился, стал тяжёлым. Присутствие этого человека ощущалось физически. Оно было почти осязаемым. Не знаю, насколько он плохой или хороший, но харизма у мужика просто бешеная. Это факт.

Григорий (не дай бог) Распутин неспешно осмотрелся. Его взгляд скользнул по мне, будто я был чем-то незначительным, вроде соринки на полу.

– Батюшка Григорий Ефимович! – купец резко изменился в лице, его надменность испарилась без следа. – Помилуйте, да вы как тут оказались? Я же велел, чтоб вам сообщили, когда заказ будет готов! Что ж вы ноги бьете, сами ходите.

– Да уж готово, готово… Сон мне был. Прямо ты и приснился, Никанор Митрофанович. Рукой манил, в гости зазывал. Я так и понял, что надобно к тебе сегодня наведаться, – ответил Распутин, продолжая шарить взглядом по сараю.

Чего он хотел рассмотреть, не знаю. По мне, так физиономия «благочестивого старца» стала в этот момент какой-то вороватой.

И кстати, почему его называли старцем? Выглядит он вполне себе бодро. Лет пятьдесят легко дашь. А если убрать нелепую бороду, причесать нормально и переодеть, так и все сорок можно предположить.

Впрочем, конкретно сейчас все это было незначительным. Стоило купцу произнести имя и отчество вслух, как в моей голове взорвалось фейерверком – Распутин! Реально Распутин!

Эта мысль пронзила сознание быстрее, чем сапог Прошки, подручного купца, врезался в мои ребра. Григорий Распутин. Живой. Передо мной. Но ведь… его же убили! Больше ста лет назад!

Черт. Какая разница, убили или нет?! Дело-то не в этом. Он вообще в принципе жил более ста лет назад.

А потом, практически сразу, пришло отчетливое понимание – это не розыгрыш. Не реалити-шоу. И уж точно не галлюцинация. Все происходящее – реальность. Такое чувство, будто пазлы сложились в картину и в мозгу что-то щелкнуло.

Значит… значит тот юный тенорок, которым я вдруг заговорил… и обращение «Ванька»… и слова бомжатской головы про отца… Не может быть!

Но все указывало именно на это. Я не Игорь Пряхин. Я… я в чужом теле. В прошлом. В самом что ни на есть дремучем прошлом. Вот это я влип!

Распутин меж тем в очередной раз окинул сарай своим пронзительным взглядом, затем уставился на Никанора Митрофановича и Прошку, который сжимал в одной руке кнут, а из второй не выпускал нагайку.

– Это что за пташка? – Григорий (чтоб я сдох) Ефимыч кивнул в мою сторону.

– Ворюга, – буркнул Прошка. – Понадёргал у Никанора Митрофановича из лавки. Думал, раз мальчишка – отделается лёгким испугом. Ан нет, пришлось построже… Воспитываем.

Честно говоря, в этот момент в голосе Прошки мне послышалось напряжение. Так бывает, когда человек не совсем врет, вроде бы по факту говорит, но в то же время явно пытается утаить правду.