Василиса Ветрова: Делец

Убивать Дельцов легко: у них нет души. А в отсутствии души тело истончается, хиреет и превращается в нечто иное. Достаточно ткнуть изменённого костяным ножом в сердце, пробить рубашку из дорогой ткани – и всё. Грудь опадает, тело сдувается, будто воздушный шарик, и перед тобой остаётся лежать только костюмчик. Дорогой костюмчик. У Дельцов бзик на дорогие вещи, хотя в конечном итоге цену всего в мире устанавливают они сами.

Я вошёл в лифт и пощупал через ткань кармана нож, закреплённый на поясе: тут он, родной, тут. Хорошо, что нужен именно костяной. С обычным оружием в бизнес-центр не пройдёшь. Везде металлодетекторы. Говорят, что для нашей же безопасности. Ага! Как же! Боятся нас, знают уже.

Двери лифта открылись, и я вышел на тридцатом этаже.  Навстречу по коридору пробежал какой-то хлыщ в деловом костюме. Презрительно мазнул по мне взглядом, будто увидел что-то вроде личинки или таракана. Конечно, я же вроде как курьер. Для него низший класс.

Интересно, этот уже начал изменяться? Анка бы сразу поняла. Чуяла их, гадов. Только нет больше Анки, как и Вадима, и Костяна и других.

Я стиснул нож.

На войне как на войне. Потери неизбежны. Эх, если бы мы раньше поняли, какие они, эти Дельцы. Это ведь хуже зомбаков! Вот если тебя зомбак покусал, так сразу видно. Идёшь еле-еле, руки вытянул и шепчешь: «Мозги-и-и… мозги-и-и…». А превращение в Дельца происходит незаметно. Душа утекает не сразу, потихоньку. Да и внешне человек не слишком меняется.

Распространяется зараза. Сверху течёт. Борька говорит где-то там, есть один большой Делец. Как изначальная личинка. От него всё тянется. И валить надо сразу его, с мелкими потом разберёмся. А я по-другому думаю: во всех нас сидит зародыш Дельца, и только дай ему условия, уступи соблазну, он в рост и пойдёт.

Сколько мы спорили, а толку то. Босса мы ещё не нашли, а зародыш… Что зародыш? Это доказать надо или почувствовать.

Я наконец заметил дверь туалета и свернул туда. Может ведь курьер зайти по нужде? Может. Только теперь счёт пойдёт на минуты. Заперевшись в кабинке, я встал на унитаз и снял крышку вентиляции. Умница, Санёк, всё точно. Форма курьера упала на сумку с пиццей. Я проверил нож на поясе, подтянулся на руках и скользнул в вентиляцию.

Староват я конечно для такого. Но что поделать. Теперь главное не заблудиться. Я достал распечатку схемы коммуникаций: связь здесь не работает. Так что по-старинке. Упираясь локтями и отталкиваясь носками, я пополз вперёд.

До ВИП-переговорной было недалеко. Здесь наружное наблюдение не ведётся. Только запись. Самим хозяином про запас. Вдруг потом удастся повернуть неосторожные слова против несговорчивого партнёра. Интересно, кто будет смотреть это потом? И осмелятся ли вообще кому-то показать?

Я натянул черную маску и спрыгнул вниз. Встал на стол, поправил решётку. Теперь ждать, пригнувшись под столом, и держать нож наготове.

Долго таиться не пришлось.

– Мне плевать, что этот завод единственный в этом Мухосранске, – раздражённый голос заполнил кабинет. – И что, ты не можешь справиться с кучкой работяг? Надави через администрацию наконец.  Мне тебя учить? Уже? Ну и пусть идут до конца! До своего. Всё, давай. В следующий раз позвонишь, когда подпишете договор. Всё!

Послышались короткие гудки.

Я встал.

Делец оказался более худым и бледным, чем на фотографии. Но это определённо был он. Едва заметный шрам у левого виска. Если не свёл, значит, памятный. Не я первый попытаюсь его убить.

Серые глаза на холёном лице округлились, и делец отступил на шаг назад:

– Кто… кто вы такой? Что здесь делаете?

Его голос был уже не таким властным, как в разговоре по телефону. Я чувствовал страх. Но отвечать дельцу и тем более торжествующе изобличать не собирался. Оставим это киношным злодеям. Тем более этот человек вряд ли осознаёт, во что превратился.

В два прыжка я приблизился к нему и выбросил вперёд руку с ножом. Вот сюда, чуть левее центра, чтобы не попасть в грудину.

Раздался характерный хруст, и тело Дельца словно раскололось. По лицу зазмеились чёрные трещины. Я успел заметить его взгляд, полный животного ужаса. А ещё через миг пустой костюм упал на пол.

Почти пустой.

Я сунул руку в дорогие тряпки, теперь лежащие передо мной бесформенной кучей. Вот!

Грудина. Небольшая белая кость. Единственное, что остаётся. Единственное, из чего можно изготовить ещё один костяной нож.

Сунув трофей в карман брюк, я собрал шмотки Дельца в узел, отключил его телефон и сунул туда же.  Встал на стол и отодвинул решётку. Снова ползком по вентиляции, облачение в форму курьера. В сумку для пиццы поместилось дорогое тряпьё и мобильник.

Из центра я выходил не спеша, чтобы не привлекать внимания. Тревогу поднимут не сразу. Одно дело обнаружение трупа, и совсем другое – полное его отсутствие. Когда ещё дойдёт дело до просмотра записей с камер.

Отъехав на метро с десяток станций, я поднялся в город. Штампованные  многоэтажки бедных кварталов. То, что надо. Хорошо, в Москве сохранилось и такое. За гаражами костюм курьера отправился в сумку из-под пиццы, к тряпкам Дельца. Я извлёк из сумки небольшой рюкзак, вынул оттуда толстовку. Надел её и накинул капюшон. В этом районе все так ходят. Сумка отправилась в мусорный бак, здесь вряд ли найдут.  В рюкзак я положил нож, и косточку-трофей. Затем аккуратно снял бионическое лицо. Чёртовы камеры с идентификацией личности! Пока мы, конечно, нашли на них управу. Но технологии постоянно совершенствуются. Лицо-маску я сначала поместил в коробку-ложе, после модификации можно ещё использовать, и тоже сунул в рюкзак.

Можем ли мы вообще рассчитывать на победу в этой войне?

Когда приходят такие мысли, я вспоминаю о первом костяном ноже. Его, как известно, можно изготовить только из грудины дельца. Так как тогда появился первый нож?

Вопрос подобен истории о курице и яйце. И его в первую очередь задают новички.

Им рассказывают, будто один делец осознал, во что превратился. Что-то он там сильно накосячил. В итоге задело его семью, то ли сын погиб, то ли дочь. В общем, ещё что-то человеческое в нём оставалось. Он вырвал себе грудину и передал её первому из нас. Охотнику. В разных городах говорят по-разному. В одних историях первый охотник был его деловой партнёр, в других – сын. Не суть. Теперь до истины и не докопаешься.

Первые давно погибли. Я и сам-то не знаю, сколько мне осталось. Но время подумать ещё есть, пока я, минуя камеры, иду пешком в свой район. Десять километров. Но так безопаснее. В моих трущобах тоже нет камер. Пока нет.