– Молодец, – похвалил ее Миша, забирая пустую тарелку и ставя перед ней чашку с кофе. – Но торопиться так не следовало.

– С молоком? – недовольно поморщилась Маша, заглядывая в чашку.

– С молоком. Пей и выходим. Готовность три минуты.

Она справилась за две. И готова была раньше брата. Пока он обулся, еще раз прошелся губкой по начищенным ботинкам, застегнул легкую куртку до подбородка, посмотрел еще раз на себя в зеркало, Маша уже стояла в лифте и держала палец на нужной кнопке.

Хотя, если разобраться, особой необходимости в этом не было. Лифтом пользовались в это время они одни. Подъезд был практически необитаем. Строители, которые делали ремонт будущим жильцам, подтягивались ближе к девяти утра. Маша с Мишей в это время уже сидели на оперативном совещании у полковника Зорина – мужика сурового, но справедливого.

Зорин неохотно взял Машу на службу в отдел, где уже работал ее старший брат. Морщился, перечислял причины своего нежелания. Миша был настойчив, мотивируя тем, что их неожиданное сиротство совершенно снесло крышу Машке, и ему требуется ее держать к себе поближе. Хотя бы пока. Когда Зорин узнал, как именно погибли их родители, задумался. И через пару недель рапорт о Машином переводе подписал.

– Не заставляй меня пожалеть о своем поступке, Лунина, – посмотрел на нее исподлобья Зорин, вручая ей служебное удостоверение. – Брата не подведи. Все пошли тебе навстречу, так что будь молодцом.

– Так точно, товарищ полковник.

Маша в ту минуту стояла перед Зориным навытяжку и недоумевала. Зачем этим всем было идти ей навстречу? Она вовсе не собиралась переводиться в Москву. Ей и в своем городе неплохо служилось. Мишка настоял. Мотивировал тем, что ему после гибели родителей совершенно было без нее невозможно.

– Мне тоскливо, понимаешь? Ты все, что у меня осталось! Больше родных и близких, кроме тебя, нет, Машка…

Маша была хорошим опером и прекрасно понимала, что Миша убрал ее из их родного города с одной лишь целью: чтобы она перестала искать виновных в гибели их родителей. На момент ее перевода в Москву прошло два года с того дня, как их не стало. В Москве она уже жила год. И все эти два года до перевода Маша не успокаивалась и искала, искала, искала… Она до такой степени зациклилась на своем расследовании, что каждое похожее происшествие в их городе и окрестностях подтягивала к нему. Сначала озвучивала свои версии коллегам, потом, когда на нее уже начали коситься, замолчала. Но дело свое не оставила.

– Забери ты ее отсюда, иначе она свихнется! – потребовал от Миши его лучший друг, работавший с Машей в одном отделе. – И нас всех с ума сведет.

Миша забрал.

Пожалел он или нет, Маша не знала. Но старалась его не подводить. Работала, как и всегда, с полной отдачей. Дня нормированного не имела, личных отношений избегала. У Миши, она догадывалась, кто-то был. Но он почему-то тщательно оберегал свою лавстори от посторонних глаз и мнений.

Как только Маша перевелась в Москву, они сняли двухкомнатную квартиру в новостройке на окраине.

– Новая, с шикарным ремонтом – раз. Недорогая арендная плата – два. Пробок на Москву отсюда нет – три. С учетом недорогой арендной платы можешь, Маша, копить себе на что-то, – перечислял он ей преимущества полуторачасовой дороги до работы.

– На что, например? – интересовалась она вежливо.

– Ну… На машину. Или квартиру.

– У меня все это есть. Забыл? И квартира есть, и дом, и машина.

Все это осталось в их городе, который они покинули. И квартиру, и дом, и машину переписала на Машу ее тетка по отцу, который Мише был отчимом. Все это уже три года стояло «заколоченным». Притрагиваться к добру, оставшемуся после теткиной смерти, Маше не хотелось. Да и некогда было все это выставлять на продажу, заниматься оформлением документов купли-продажи. Она платила налоги и по счетам за коммуналку, а запустить процесс избавления от имущества, навязанного ей, не пыталась.

– Ну, ты же никогда туда не вернешься, Машка, – волновался Мишка. – Разве нет?

– Не вернусь. – Она теперь в этом была уверена. – Мне понравилась Москва…

И деньги все равно собирала. Ей их просто-напросто некуда было тратить. Арендная плата была невысокой. Питались они правильно и неприхотливо. Всей одежды у нее было – четыре сезонных спортивных костюма и куртки под них с кроссовками. Форму выдавали бесплатно. Всякие разные платьица, юбочки, каблучки остались для нее в прошлом. Все это висело зачехленным в шкафах квартиры и дома, завещанных ей теткой по отцу…

Они выходили из подъезда, когда из-за дальнего поворота показался их автобус.

– Бежим! – скомандовал Миша.

И они побежали. Успели как раз к моменту закрывания дверей. Водитель открыл двери заново. Автобус был почти пустым. Новостройки заселялись медленно. Маша сразу нашла себе место поудобнее, уселась, прислонившись головой к стеклу. И сразу закрыла глаза. До метро можно было поспать.

Но сон, против обыкновения, не шел. Отвратительная погода, принявшаяся обильно сдабривать утреннюю серость мелким дождем, пробудила нехорошие воспоминания.

Таким же вот утром в ее дверь постучали и сообщили страшную весть.

Она жила отдельно от родителей. Сразу, как пошла работать, съехала на «съемку». Миша в телефонном разговоре ее поддержал, сказал, что правильно сделала. Родители со временем смирились, но все время зазывали ее в гости и сами наведывались, иногда и без предупреждения. Честно? Тем пасмурным утром два года назад она снова подумала, что это они молотят в ее дверь. Было же воскресенье. У нее выходной.

Но за дверью стояли два опера из отдела, где Маша работала.

– А позвонить? – спросонья она щурилась на парней и совсем не понимала скорбности их лиц. – Вызов? Срочный? Я сейчас…

– Маша, погоди, – схватил ее за длинный рукав пижамной кофты один из оперативников. – Есть разговор.

– Идем в кухню. Сварю кофе, – скомандовала она.

По тому, как они шли за ней, как рассаживались, как тщательно прятали глаза, она начала соображать. Что-то было не так. У нее выходной, вызвать ее не могли. Да позвонили бы, елки! Она в выходной «банила» всех, кроме дежурной части.

Что-то было не так.

– Что? Говорите! – потребовала она, ставя на стол две чашки с кофе.

– Маша, были обнаружены тела твоих родителей, – обрушил на нее страшную новость старший по званию оперативник.

Она застыла посреди кухни с разведенными в стороны руками, в нелепой, растянувшейся на три размера пижаме. Странная мысль посетила ее в то мгновение: она должна была переодеться. Тот, что сидел слева за столом и был моложе, ей все же нравился, а она как дура, в широченных штанах и кофте с рукавами до коленей.

– Где? – спросила она.

– В гараже. Они… Они покончили с собой, сунув шланг от выхлопной трубы в салон автомобиля. А перед этим выпили снотворное.

– Что, уже и экспертиза случилась? – прищурилась она, широко раздувая ноздри.

– Нет. Это предварительное заключение.

– Сделанное на основании чего? – Она вытянула шею и призывно замахала руками. Длинные рукава сползли, и она была похожа на Пьеро. – Давайте, парни, давайте, рожайте!

– Пустые упаковки найдены рядом с чашками с чаем на верстаке. Чашки тоже почти пусты. Еще там было недопитое вино. Полбутылки. И бокалы. И…

– Бред! – выпалила она, перебивая. – Они не могли! Зачем?!

– У них были проблемы в бизнесе, Маша.

– У всех проблемы в бизнесе! – уже орала она.

– Они оставили посмертную записку для следствия, Маша. И одно письмо лично тебе. Вот оно…

Он достал из кармана штанов белый конверт, на котором красивым маминым почерком было написано: «Маше». Она судорожно выхватила его, вытащила лист бумаги, исписанный наполовину мамой, наполовину папой. Прочитала несколько раз, вообще не улавливая смысла. А потом…

Потом она принялась крушить все вокруг. И ее еле успокоили. И было тем воскресным утром так же вот слякотно и противно. Сумерки с утра, небо до земли, мелкий ледяной дождь. И она с непокрытой головой и без зонта у дверей морга…

– Выходим, – снова скомандовал Миша.

Накинув на голову капюшон ветровки, Маша пошла за ним по автобусу на выход.

Глава 3

Когда они вошли и принялись рассаживаться вокруг стола для совещаний, Зорин заканчивал с кем-то телефонный разговор. Неприятный, на повышенных тонах. Закончился он посланием кого-то в неопределенное место.

– Да иди ты! – выпалил Зорин и положил трубку. Осмотрел их всех и хмуро проговорил: – У нас новое дело.

Маша напряглась. Лицо Зорина со сведенными бровями, морщинами, прорезавшими высокий лоб, и побелевшими губами хорошего дела не предвещало.

Какая-то дрянь, навязанная со стороны, принялась она тут же мысленно угадывать. Она такие гнилые дела любила. Кто-то что-то спихнул на их отдел. И у Зорина не вышло отбрыкаться. Почему? Потому что там сто процентов «глухарь».

– В общем, так… На бульваре… – Зорин назвал точный адрес, – напротив ресторана «Фантастик» найдено тело мужчины.

– Товарищ полковник, так это же не наша земля, – ожидаемо возмутился майор Никита Подгорный – их с Мишкой коллега и начальник.

– А то я не знаю! – взвился мгновенно Зорин, словно только и ждал его возмущения. – Тело нашли не на нашей земле. А проживал гражданин на нашей! Вот и велено сверху дело забрать. Вопросы?!

Вопросов не нашлось. Хотя у Маши один имелся. И, слегка кашлянув, она спросила:

– Как он умер?

– Шустрая, – то ли похвалил ее Зорин, то ли нет и посмотрел на нее по-особенному. – В этом-то и вся закавыка, Лунина. В причинах его смерти и мотивах.

Зорин на минуту замолчал, погрузившись в размышления. Маша ни на кого не смотрела, рассматривая линии на своей правой ладони. Подними она глаза, ослепила бы блеском. И Миша сразу попытался бы увести ее от дела подальше. Потому что, когда его сестра искрится вся таким вот азартом, добра не жди. И сама не станет ни спать, ни есть, и никому не даст. До обморока весь отдел доведет своим энтузиазмом.

– Смерть наступила в результате проникновения острого предмета в область сердца. Предмет на месте. Это заточка. На ней, кроме его пальцев, никаких отпечатков. И никто ничего не видел, разумеется.

– Он пытался остановить убийцу? Хватался за орудие убийства? – сразу сделал предположение Никита Подгорный.

– Это самоубийство? – вырвалось у Маши.

И мгновенно в кабинете повисла тишина.

– Что? – осмотрела она всех, включая Зорина. – Если на орудии убийства только его пальцы, то смело можно предположить, что он так изобретательно решил свести счеты с жизнью. Потому что, если бы он пытался остановить убийцу, случилась бы борьба. Это непременно привлекло бы внимание прохожих. Там очень оживленное место, я его знаю.

– Год в Москве, а все-то она уже знает! – то ли похвалил, то ли осудил ее Зорин. – Но предположение твое, Лунина, верное. Наши коллеги, установившие личность погибшего, нашли в его квартире посмертную записку. Очень подробную: как, почему, и что не следует никого винить, и так далее.

– Если это самоубийство, товарищ полковник, зачем мы? – продолжил ворчать майор Подгорный.

– А затем, майор! Что это кому-то надо! – Нервы у Зорина сдали окончательно, и он принялся орать, толкая руками папки на столе. – Все очень умные! Им не надо, а вы возитесь! И полный отчет к завтрашнему утру по происшествию! Да ладно бы, если бы все так просто было…

И снова последовала пауза. И снова Маша побоялась поднимать глаза.

Что-то было не так с этим предполагаемым самоубийством. Что-то страшно не нравилось полковнику. Только озвучить он не решался. И вряд ли озвучит. Если только в процессе расследования. Но не сейчас.