Когда мы прибыли в ангар, шаттл Хромцовой уже завершил стыковку. Элегантный серебристый челнок с эмблемой вице-адмирала космофлота на борту выглядел инородным телом в нашем поврежденном ангаре. Следы артобстрела были повсюду – разорванные кабели свисали с потолка, оплавленные панели сверкали оголенными контактами, погрузочное оборудование было смято и искорежено взрывной волной. Несколько техников в защитных костюмах и роботов-помощников пытались восстановить самые критичные системы, но без капитального ремонта в доке «Афина» оставалась искалеченным исполином.

Трап шаттла плавно опустился, и в проеме появилась высокая фигура в безупречном мундире. Агриппина Ивановна Хромцова мало изменилась с нашей последней встречи – те же стальные глаза, тот же волевой подбородок, та же безупречная осанка. Разве что прибавилось седины в собранных в тугой узел волосах, да углубились морщины на лбу. Что ж, не только мне стареть…

Характерный едва заметный шрам, тянущийся от левого уголка губ к подбородку, по-прежнему придавал ее лицу суровое выражение – память о сражении при Александрии-3 тридцать лет тому назад. Тогда еще лейтенант Хромцова получила осколок в лицо при взрыве на мостике своего эсминца. По флотским легендам, ее оперировали четыре часа, но она отказалась от анестезии, чтобы продолжать руководить боем.

За Хромцовой спустились два адъютанта – молодые офицеры с настороженными лицами. Они держались на шаг позади своего командира, бдительно осматривая ангар. Я заметил, как их руки инстинктивно легли на кобуры личного оружия.

– Александр Иванович, – голос Хромцовой звучал ровно и спокойно, без тени напряжения, словно мы встретились на светском рауте, а не посреди охваченной войной галактики. – Рада видеть вас… живым.

– Взаимно, Агриппина Ивановна, – я шагнул вперед и отдал уставное приветствие. – Хотя должен признать, ваше появление стало для нас… сюрпризом.

– Уверена, что так, – в уголках ее губ мелькнула едва заметная улыбка. – Признаться, сама не планировала оказаться здесь в такой ситуации. Но жизнь, как известно, полна сюрпризов.

Она окинула профессиональным взглядом повреждения ангара, задержавшись на опаленной обшивке, искореженных механизмах и тускло мерцающих аварийных лампах.

– Надо признать, «Афина» держалась достойно, – заметила Хромцова с уважением. – Любой другой корабль давно превратился бы в космическую пыль под таким огнем.

– У нас отличный инженерный состав, – ответил я. – И превосходный старпом, который может заставить работать даже полностью мертвые системы.

– Полагаю, это капитан Жила? Я наслышана о его таланте.

– Именно так. Агриппина Ивановна, – я перешел к делу, – не сочтите за грубость, но все же… Что вы здесь делаете? И что означало ваше… вмешательство в наш конфликт с Суровцевым?

Хромцова огляделась по сторонам, оценивающе изучая ангар, полный техников и охраны.

– Полагаю, нам стоит переместиться в более приватное место для такого разговора, – сказала она тихо. – И да, я приму все меры безопасности, которые вы сочтете необходимыми. Понимаю ваше недоверие.

Я кивнул.

– Следуйте за мной. Полковник Дорохов обеспечит сопровождение.

Хромцова жестом приказала своим адъютантам оставаться в ангаре – еще один жест доверия, который я отметил, но предпочел пока не комментировать. Мы сели в лифтовую капсулу и направились к одному из малых конференц-залов верхней палубы «Афины».

По пути, когда мы вышли из лифта, Хромцова внимательно осматривала коридоры корабля, оценивая степень повреждений и эффективность аварийных работ. Ее опытный взгляд фиксировал детали, которые ускользнули бы от обычного наблюдателя – качество срочного ремонта, приоритеты в восстановлении систем, слаженность экипажа.

– Впечатляет, – произнесла она, когда мы остановились перед дверями конференц-зала. – За такой короткий срок привести корабль хотя бы в относительный порядок… Ваши люди действительно заслуживают всяческих похвал.

– Передам им ваши слова, – сухо ответил я, жестом приглашая ее войти.

Конференц-зал был одним из немногих помещений «Афины», почти не пострадавших в бою. Длинный стол из синтетического дерева, удобные кресла, голографические дисплеи на стенах – все осталось в рабочем состоянии. В обычное время здесь проводились совещания офицерского состава и планирование операций. Сейчас это было идеальное место для разговора.

Полковник Дорохов остался снаружи, но я заметил, как он незаметно для гостьи разместил у входа двух пехотинцев.

– Итак, – начал я, когда мы заняли места за столом, – повторюсь, Агриппина Ивановна. Что происходит? Почему вы остановили Суровцева, когда он был в шаге от нашего уничтожения?

Хромцова выдержала паузу, сцепив пальцы перед собой. Ее лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнуло что-то, чего я раньше не видел – усталость? Решимость? Боль?

– Потому что я не верю, что убийство восьмилетнего императора и его сестры поможет стабилизировать ситуацию в Империи, – наконец произнесла она. – А именно такой приказ – негласный, разумеется – получил Суровцев от первого министра.

– Вы это утверждаете или предполагаете? – осторожно спросил я.

– Утверждаю, – ее взгляд стал острым, как лезвие. – У меня был… похожий приказ. Найти и «нейтрализовать угрозу». Формулировка, конечно, обтекаемая, но смысл предельно ясен.

– И вы решили его не выполнять, – это не был вопрос.

– Скажем так, я нашла способ интерпретировать его иначе. Настоящая угроза единству Российской Империи сейчас – не маленький император и не вы. Настоящая угроза – это гражданская война, которая с каждым днем разгорается все сильнее.

Я внимательно всматривался в лицо собеседницы, пытаясь уловить малейшие признаки неискренности. Но Хромцова говорила уверенно и открыто, глядя мне прямо в глаза. Если она блефовала, то делала это мастерски.

– Почему сейчас? – задал я главный вопрос. – Что изменилось? Вы ведь служили Граусу все это время. Ваша эскадра участвовала в сражении за «Ладогу», где погибли тысячи наших людей.

По лицу Хромцовой пробежала тень.

– Не все так просто, Александр Иванович, – тихо произнесла она. – Не все так просто… Я хотела бы поговорить с вами наедине. Полностью наедине, – она многозначительно посмотрела на системы наблюдения в углах зала.

Я задумался. Просьба была рискованной – остаться с Хромцовой без записи и наблюдения… Но что-то подсказывало мне, что у нее есть веские причины для такой просьбы.

– Хорошо, – наконец решился я. – Пройдемте в мою каюту. Там я могу гарантировать приватность разговора.

Хромцова заметно расслабилась.

– Благодарю за доверие, Александр Иванович.

Мы поднялись и направились к выходу из конференц-зала. Дорохов, увидев нас, вопросительно поднял бровь.

– Полковник, мы с вице-адмиралом продолжим разговор в моей каюте, – сказал я. – Сопровождение не требуется.

– Но, господин контр-адмирал… – начал было Кузьма Кузьмич.

– Это приказ, полковник, – твердо произнес я.

Дорохов неохотно козырнул, но его лицо ясно говорило, что ему решительно не нравится эта идея.

Путь до моей каюты занял несколько минут, в течение которых мы с Хромцовой хранили молчание. Каюта располагалась в защищенной части корабля и не пострадала во время боя. Минимум личных вещей, строгий порядок, пара книг в старомодных бумажных переплетах на полке – я всегда предпочитал аскетизм в быту.

Как только дверь за нами закрылась, Хромцова извлекла из кармана небольшое устройство размером с ладонь и положила его на стол.

– Генератор помех, – пояснила она, активируя прибор. – Блокирует любые попытки прослушивания. Военная разработка, еще не поступившая в массовое производство. Вот Гинце удивился бы.

Устройство тихо загудело, и по его периметру загорелись зеленые индикаторы.

– Теперь мы действительно одни, Александр Иванович, – сказала Хромцова, заметно расслабившись. – И я могу рассказать вам то, о чем молчала.

Она набрала полную грудь воздуха, словно собираясь с силами перед прыжком в ледяную воду.

– Вы знаете, что произошло после битвы при Санкт-Петербурге-3? – спросила она.

– Официальную версию – да, – осторожно ответил я. – Первый министр Граус героически руководил сражением за систему и в последний момент принял решение о стратегическом отходе, спасшем большую часть нашего флота.

Хромцова горько усмехнулась.

– Героически… Да, именно так это и преподносилось в официальных сводках. А знаете, что произошло на самом деле?

Конечно же, я знал. Не дожидаясь ответа, она продолжила:

– Граус бежал. Просто бежал, как трус, когда понял, что ситуация выходит из-под контроля. Бросил наши части. Его флагман «Агамемнон» покинул систему первым, хотя должен был уходить последним. Из-за этого погибли тысячи космоморяков, которых можно было спасти.

Она помолчала секунду, затем продолжила:

– Когда операция завершилась, уже после нашей встрече на станции Кронштадта я собрала несколько десятков своих самых доверенных офицеров. Мы решили действовать – прибыть на «Агамемнон» и потребовать от Грауса отставки. По всем военным законам Империи он заслуживал трибунала за то, что сделал.

– И что произошло? – тихо спросил я, хотя уже предчувствовал ответ.

– Это была ловушка, – голос Хромцовой стал еще тише. – Он ждал нас, вернее меня… В общем, все мои офицеры погибли. Меня пощадили только потому, что Граус счел меня полезной… и у него оказался козырь, против которого у меня не было защиты.

– Какой козырь?

– Моя семья, – она произнесла это слово с такой болью, что мне пришлось отвести взгляд. – Мои дети и внуки. Они находятся на одной из центральных планет. Граус дал понять, что если я не буду выполнять его приказы… они пострадают.

– Проклятье, – только и смог вымолвить я.

– С тех пор я была вынуждена служить ему, – продолжила Хромцова. – Выполнять приказы, командовать эскадрой в его интересах, участвовать в его кампании против вас. Все это время я ждала момента, когда смогу…" Она замолчала, будто не решаясь произнести вслух свои мысли.

– Отомстить? – подсказал я.

– Восстановить справедливость, – поправила она меня. – Я военный, а не мститель. Всю жизнь я верой и правдой служила Российской Империи – не правителям, а идее справедливого и сильного государства. И теперь я вижу, как эту идею разрушает человек, думающий только о собственной власти.

– И вы решили, что пришло время действовать.

– Да, – она кивнула. – Когда Граус отдал приказ о захвате и… нейтрализации императора и княжны, я поняла, что дальше медлить нельзя. Я организовала перемещение моей семьи – тайно, через доверенных лиц. Они сейчас в безопасности, вне досягаемости Грауса. И теперь я хочу исправить то, что было сделано с моим молчаливым согласием.

Ее взгляд стал решительным и ясным.

– Александр Иванович, я прилетела сюда, чтобы предложить свою помощь законному императору Ивану Константиновичу и княжне-регенту Таисии Константиновне. Моя эскадра, вернее её часть, состоящая из вымпелов бывшей 5-ой «ударной» дивизии Северного космического флота, готова защищать их и следовать их приказам. Но сначала я должна получить прощение за то, что была на стороне узурпатора.

Я внимательно наблюдал за Хромцовой, анализируя каждое ее слово, каждый жест, каждое движение мускулов на обычно бесстрастном лице. Моя интуиция, которой я доверял больше любых логических построений, подсказывала, что она говорит правду. Вся ее история, какой бы невероятной она ни казалась, объясняла странности в поведении вице-адмирала за последнее время.

– Я верю вам, Агриппина Ивановна, – наконец произнес я. – И постараюсь убедить княжну-регента встретиться с вами. Но решение остается за ней.

– Разумеется, – кивнула Хромцова. – Я понимаю, что прошу о многом. И готова ждать столько, сколько потребуется.

– Не думаю, что ждать придется долго, – я поднялся на ноги. – Останьтесь здесь. Я поговорю с Ее Высочеством и вернусь с ответом.