Секрет сына Зевса (страница 3)

Страница 3

Мысль далеко не новая, зато справедливая.

– Вряд ли ты такую же купишь, – заметила Катька. – Их давно уже не завозят. Всего одна партия была, по всему городу раскидали, у меня случайно одна коробочка залежалась. И я тебе честно скажу – и не стоит покупать эти конфеты: у них уже давно срок годности кончился.

– И все-таки, кто конфеты купил? Такой толстый, лысый, в очках?

– Нет, ничего похожего! Интересный такой мужчина, высокий, щетина трехдневная, и еще шрам на подбородке. А шрам знаешь как мужчину украшает! – В голосе Катьки появились мечтательные нотки. Она поставила передо мной бумажный стаканчик с кофе и интригующе добавила: – А знаешь, что мужчину украшает еще больше, чем шрам?

– Боюсь даже предположить! – усмехнулась я и взяла горячий стаканчик.

– Да я вовсе не о том! – фыркнула Катька. – Я о машине! Ничто так не украшает мужчину, как хорошая машина!

– Да что ты говоришь! И какая же машина была у того человека со шрамом?

– Супер! Синий «мерседес»!

– Круто! – Я повернулась спиной к прилавку, огляделась и проговорила насмешливо: – Только ты, Катя, заливаешь!

– Чего это? – В ее голосе прозвучала обида.

– А того, что отсюда не видно, какая машина перед магазином стоит. А из-за прилавка тем более не видно.

– Отсюда, может, и не видно, а если к двери подойти, то очень даже видно!

– Так ты и к двери подошла?

– А что? В магазине никого не было, я и вышла…

В это время в магазин зашел знакомый мужик – здоровый, накачанный, бритый наголо тип с третьего этажа, Павел, кажется. У него такая фишка – вечно носит под мышкой своего пёсика, йоркширского терьера по кличке Фунтик, и разговаривает с ним. Катька на этого Павла определенно посматривает, и вот сейчас она резко утратила интерес ко мне и засюсюкала с Фунтиком:

– Какой ты хорошенький! Да какая у тебя симпатичная жилеточка! Хочешь печенья?

Я поняла, что больше ничего от нее не добьюсь, и пошла домой.

Может, вам интересно знать, для чего я ее расспрашивала? Да потому что, как уже говорила, я очень не люблю непонятного. И всегда ищу какое-то разумное объяснение происходящему. Разумеется, я не верю, что вещи в моей квартире перемещаются самостоятельно, я знаю, что это я сама их в рассеянности переставляю и запихиваю черт-те куда. Но признаваться, что ты забывчивая растяпа, неохота даже себе.

Но случай бандитки с вантузом как-то выпадает из общей картины. Вот зачем она таскалась в мою квартиру, да еще два раза? Что ей было от меня нужно?

С трудом удерживая в одной руке две сумки, я открыла ключом дверь квартиры и сразу отправилась на кухню отнести продукты – молоко, хлеб, яблоки и сообразить что-нибудь на ужин. Свет не включила, потому что руки были заняты.

И в полумраке я ударилась ногой об открытую дверцу шкафчика.

Я чертыхнулась, потерла ушибленную ногу, дохромала до выключателя – и тут осознала очередную странную вещь.

Я ушиблась потому, что табуретка стояла не на том месте, где я ее оставила. Вы спросите, при чем здесь табуретка? И вообще, я вроде как уже привыкла к тому, что вещи в моей квартире живут своей собственной жизнью и оказываются не на тех местах, где я их оставляла. Но это так, из разряда прикладной психологии. А эта табуретка у меня в квартире играет важную роль: она не дает открыться дверце того самого кухонного шкафчика.

Дело в том, что эта дверца имеет подлое обыкновение открываться, как только оставишь ее без присмотра. Вот совершенно новая кухня, я всего год назад въехала в новый дом, и ремонт соответственно начинала с нуля. Но чертова дверца открывалась с самого начала, я уж и жаловалась на фирму, которая производит кухни, ничего, конечно, не добилась, только нервы истрепала.

А когда дверца открыта, я об нее непременно бьюсь ногой, когда подхожу к холодильнику. Поэтому я ставлю табуретку так, чтобы она не давала этой дверце открыться. И табуретка всегда стоит на одном и том же месте. А тут она почему-то стояла возле окна.

Странно… Очень странно… Я ни за что не переставила бы ее!

Эта странность заставила меня оглядеться в собственной кухне – нет ли еще каких странностей?

Больше ничего не заметила, да я не настолько наблюдательна, чтобы обратить внимание на какие-то мелкие детали. Даже в детстве мне никогда не давались загадочные картинки, на которых нужно было заметить десять отличий. И сейчас, если бы не ушиблась, так и табуретку бы не заметила.

Да, никаких видимых изменений я не заметила, но вот кое-что почувствовала – незнакомый запах. Резкий, чуть прохладный запах дезодоранта. Явно мужского дезодоранта. С лимонной горчинкой…

Я снова принюхалась, но на этот раз ничего не почувствовала. Чёрт, наверняка мне это показалось.

Я подошла к окну и влезла на табуретку. С такого ракурса были хорошо видны парковка и дверь черного хода соседнего офисного центра. Что-то такое Антонина говорила про этот центр… Кажется, какой-то важный начальник вчера приезжал… Ай, да ладно, мне со своими бы непонятками разобраться. Теперь еще табуретки скачут по кухне козочками…

Тремя часами ранее Софья Андреевна в ванной комнате мягкими вращательными движениями нанесла на лицо последние мазки дневного крема. Именно так было написано в инструкции, приложенной к этому крему, – нанести его на кожу лица мягкими вращательными движениями.

Крем был дорогущий, и Софья Андреевна возлагала на него большие надежды в той непримиримой борьбе, которую она вела днем и ночью, двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю.

Это была неукротимая борьба со временем, точнее, с возрастом. На эту борьбу Софья Андреевна тратила бóльшую часть своего свободного времени и значительную часть семейного бюджета, но борьба эта была изначально обречена на провал.

Время медленно, но упорно побеждало в этой борьбе, и с каждой победой времени характер Софьи Андреевны портился, и главное, росла враждебность. Пылала ненависть ко всем женщинам моложе ее хоть на несколько лет. И чем больше была разница в возрасте, тем сильнее клокотала в Софье Андреевне нетерпимость и агрессия.

Причин для таких ярких чувств было две.

Первая – само то, что они моложе, значит, их борьба с возрастом пока более успешна, чем ее сопротивление.

И вторая, может быть, еще более важная – Софье Андреевне казалось, что все молодые женщины спят и видят, как бы соблазнить ее мужа Владислава. Ей постоянно мерещилось, что они заигрывают с ним, кокетничают, строят глазки, нарочно надевают короткие юбки и туфли на высоких каблуках, а Владислав, старый дурак, поощряет эти заигрывания…

Бороться с этой постоянной ненавистью было трудно, почти невозможно, хотя Софья Андреевна понимала, что сама ненависть тоже плохо сказывается на ее внешности и делает еще труднее ее главную борьбу, непрерывную борьбу с возрастом…

Софья Андреевна немного отстранилась от зеркала и внимательно вгляделась в свое лицо. То, что она увидела, ее огорчило. Справа под глазом явно появилась новая морщинка, и лицо усталое…

– Чёртово зеркало! Это всё из-за тебя! Злое стекло! – прошипела Софья Андреевна и недовольная вышла из ванной.

В коридоре тоже висело большое зеркало, к которому она относилась лучше, чем к тому, в ванной, потому что в коридорном зеркале она была значительно стройнее и свежее, а значит, моложе.

Покрутившись перед зеркалом, Софья Андреевна немного успокоилась и решила было чем-нибудь перекусить, чтобы поднять настроение, но тут услышала на лестничной площадке какой-то непонятный звук.

Софья Андреевна очень интересовалась жизнью соседей, поэтому она метнулась к двери и прильнула к глазку. Глазок, конечно, искажал картинку, но Софья Андреевна всё же разглядела, что перед дверью семьдесят шестой квартиры стоит какой-то незнакомый мужчина.

В семьдесят шестой жила Алина Воробьева.

Алина была моложе Софьи Андреевны на… неважно, на сколько лет, но на много. Даже слишком. И к тому же эта нахалка частенько при встрече у лифта улыбалась ее Владиславу и вела непринуждённую беседу с ним о погоде. Да что там, Софья Андреевна была уверена, что эта хищница нарочно караулит Владислава у лифта! Перед глазами ее стояла картина: вот Алина, не дыша, стоит у своей двери, одетая для выхода, и ждет, когда Владислав откроет дверь своей квартиры и выйдет. Тогда она стремглав бежит за ним… О боже, нет сил это переносить… От ненависти к этой… не подобрать приличного слова, Софья Андреевна буквально заскрипела зубами.

В первый момент она решила, что незнакомец – это какой-нибудь знакомый Алины, проще говоря – хахаль, но потом она сообразила, что знакомый позвонил бы в дверь или, в случае более близкого и более интимного знакомства, открыл бы дверь собственными ключами… Но тот не делал ни первого, ни второго. Он возился с замком, как будто пытался открыть его без ключа.

И тут Софью Андреевну словно молнией поразила одна мысль! И мысль эта была крайне неприятная!

Незнакомец стоял перед дверью квартиры, значит, он как-то проник в общий тамбур, как-то открыл внешнюю дверь… А как он открыл ее, не имея ключей? Так это квартирный вор! Взломщик! Домушник! Кажется, так их называют. Ужасное существо, изредка посещавшее ее в ночных кошмарах.

Первым побуждением Софьи Андреевны было броситься в спальню, закрыть за собой дверь и забиться под одеяло. Это было побуждение детское, глупое и бесполезное, и Софья Андреевна легко его преодолела. На смену ему пришло другое, более разумное – тихонько пробраться в комнату, схватить телефон и позвонить в полицию. Или хотя бы в охрану ТСЖ.

Софья Андреевна хотела уже так и поступить, но тут мужчина перед дверью соседней квартиры что-то, видимо, услышал или почувствовал и оглянулся. Его взгляд, пристальный, опасный, звериный, нашел Софью Андреевну за дверью ее квартиры и пригвоздил к месту. Казалось бы, этот взгляд говорил ей – не вздумай никуда звонить! Стой, где стоишь! Или тебе будет очень плохо!

Софья Андреевна, конечно, соображала, что злоумышленник никак не может увидеть ее через глазок, что глазок так устроен, чтобы через него можно было смотреть только в одном направлении. Умом-то она это понимала, но ум – это одно, а чувства – это совсем другое. И сейчас Софья Андреевна почувствовала, что не может двинуться с места, что боится этого незнакомца до потери пульса. От страха она даже зажмурилась… А когда открыла глаза, никакого незнакомца около двери соседки не было, а дверь семьдесят шестой квартиры была закрыта, как и положено.

Софье Андреевне подумалось даже, что всё это ей привиделось и что такие видения – еще один признак неизбежных изменений, которые приносит с собой возраст. Но потом она отчетливо вспомнила человека перед дверью соседки, и особенно – его пристальный, звериный взгляд. Нет, галлюцинации не бывают такими отчетливыми, такими достоверными. Значит, злоумышленник был, и сейчас он хозяйничает в соседней квартире. Эта мысль ее напугала. Первым делом она подумала: «И какое мне, собственно, дело? Он же не в мою квартиру лезет? Алина сама виновата – нужно было ставить замки понадежнее. Не случайно вор полез в ее квартиру, а не в мою…» Второй мыслью было решение заняться собственными делами, а не лезть в дела соседки, но отчего-то она не могла сделать ни шагу. Тяжелый взгляд незнакомца словно парализовал ее, пригвоздил к месту перед дверью, сковал по рукам и ногам. Казалось бы, его уже нет, вор занят своими воровскими делами, но гипнотическое воздействие его взгляда всё еще сохранялось…

Софья Андреевна впала в панику. Она снова прильнула к глазку. Вдруг дверь семьдесят шестой квартиры тихонько приоткрылась, и из нее выскользнул мужчина. Тот самый незнакомец, который недавно стоял перед этой дверью и возился с замком… «Ну да, – отстраненно подумала Софья Андреевна, – вор проник в квартиру, сделал свое злодейское дело, забрал всё, что было в квартире ценного, и теперь незаметно делает ноги. Ну и бог с ним».