Однако бывшая жена отнеслась к Мышкиной затее на удивление спокойно. Явно повторяя с чьих-то чужих слов, Ольга заверила, что рафтинг предполагается совсем простенький, для начинающих. Река безопасная, мелкая, не быстрая, плавает их дочь очень хорошо. Участвует в рафтинге целая группа, в основном семьи с детьми, многие меньше Мышки, самому младшему вообще всего лишь пять. Будет много взрослых, а ведет их в поход опытный инструктор – отец Мышкиной подруги, чью семью Ольга хорошо знает и полностью доверяет им. Руслан выслушал ее аргументы, но продолжал настаивать, и в итоге разговор закончился так же, как чаще всего у них с Олей случалось после развода – ссорой и взаимными обидами.

– И что же вы в итоге решили? – поинтересовался Володя, выслушав эмоциональный монолог друга.

– Да, по ходу, Мышка все же поедет… – нехотя признал Рус, не забывая, однако, глядеть на дорогу. – Будь я с ними, конечно наотрез бы отказал ей. Но мы в разводе – и получается, что мой голос уже как будто и не имеет силы. Хотя ведь это чушь собачья! Разве мужчина перестает быть отцом, когда разводится с матерью своих детей?

– Всякое бывает… – хмыкнул друг детства. – Но у тебя, конечно, совсем не тот случай. Пить хочешь?

– А? Нет, спасибо. А Ольгу я вообще понять не могу! – продолжал Руслан, притормаживая на светофоре. – Как можно быть такой беспечной! А вдруг с ребенком что-то случится? Они еще даже не уехали, а я уже сам не свой от тревоги за Мышку.

– Не только за Мышку, – откликнулся Володя, открывая бутылку воды. – За себя тоже. Собственно, почему мы так боимся, что с нашими близкими что-то случится?

– Как это «почему»? – удивился Руслан. – Потому что любим их. И желаем им только хорошего.

– Это, конечно, верно, – кивнул Володя и сделал большой глоток. – Но боимся мы не только за них, но и за себя. Боимся той боли, которую обязательно испытаем, если с ними случится несчастье. И тут нет ровным счетом ничего такого, чего следовало бы стыдиться или скрывать. Это не эгоизм или что-то подобное, а всего лишь проявление инстинкта самосохранения. То есть того, что главным образом помогает нам всем выживать в этом непростом мире.

– Гм… – хмыкнул Рус, на миг оторвав взгляд от шоссе, но тут же вернулся к управлению автомобилем. – Признаться, я никогда не думал об этом в таком аспекте. Возможно, ты и прав… Знаешь, вот поделился с тобой – и вроде действительно как-то меньше стал волноваться за Машку. Эх, если бы с Егором было так просто…

– Ты, кстати, о нем так и не рассказал, – заметил Володя, закручивая крышку на бутылке. – Сколько ему сейчас лет? Чем занимается? Где учится?

– Ох, тут сложно все… – покачал головой Руслан. – Ему девятнадцать. И нигде он пока не учится. Сказал, что хочет взять после школы год, ну, как на Западе, Gap year. Он всегда любил спорт, а в старших классах увлекся горными лыжами. После выпускного сразу рванул в Красную Поляну. Устроился там куда-то то ли в мастерскую спортинвентаря, то ли сторожем, то ли официантом… Я, признаться, смутно себе представляю, что там летом на этих горнолыжных курортах делается. Но так или иначе, а к началу сезона сумел полностью экипироваться. Подработал, что-то с рук купил, привел в порядок… Во всяком случае, у нас с Олей денег не просил.

– Что ж, это делает ему честь, – похвалил Володя. – Молодец.

– Молодец, – вынужден был признать Руслан. – И теперь круглый год в Сочи пропадает. Домой только наездами, в межсезонье. Летом подрабатывает там, где и чем может, зимой катается. Моего мнения, как ты понимаешь, и тут никто не спросил. Со мной-то он по-прежнему не разговаривает, я только через Машу и Олю иногда что-то о нем узнаю… Погоди, мы что, приехали уже? Так быстро?

– Ну да, я ж говорил, что дача у нас недалеко, – кивнул Володя. – Вон наш дом, третий от угла.

Открыли ворота, въехали на участок, припарковались на специально отведенной для этого площадке, где уже стояла Володина машина. Стали разбирать вещи, и с заготовками в его багажнике вышло именно так, как и предсказывал друг детства.

– Вот, Русик, – строго заявила тетя Света, забрав из обширных запасов всего две банки. – А это все повезешь к себе домой. Тут огурцы, опята, лечо, свекла с яблоком, варенья три вида… Икра кабачковая. Помню, ты в детстве душу за нее готов был продать.

– Я и сейчас могу! – рассмеялся Руслан. – Спасибо… Это уж подарок так подарок.

Уже в доме он вручил родителям друга свои гостинцы. И снова все вышло в точном соответствии со словами Володи: тетя Света обрадовалась элитным шоколадным конфетам, а дядя Костя – редкому сборнику, посвященному шахматному турниру в Дебрецене двадцать пятого года прошлого столетия.

– Издание, понятно, репринтное, – пояснил Рус. – Зато переплет хороший.

– Уважил старика, – покачал головой довольный дядя Костя. – Будет чем заняться долгими зимними…

– Рус, а ведь и у нас для тебя еще кое-что есть, – таинственно произнесла тетя Света и извлекла небольшой подарочный пакет. – Ну, это так. Небольшие воспоминания детства.

Руслан заглянул – внутри была винтажная кобальтовая чайная пара.

– Из тех самых? – ахнул Руслан.

– Из тех, из тех…

– Невероятно. Вот спасибо. Я ведь недавно эту чашку вспоминал, и… вообще всё-всё… – он был так растроган, что не мог подобрать слов.

Володя уже колдовал у уличного мангала в глубине сада. Люда тоже что-то готовила, и от помощи Руслана оба отказались категорически. Мол, сами справимся, а ты иди с родителями пообщайся, они так хотели тебя видеть.

И Руслан не без охоты повиновался.

Сели втроем на открытой веранде, разлили по стаканам мятный лимонад, неторопливо поговорили о том о сем – кто как да у кого что. А через некоторое время, когда в разговоре возникла пауза, у Руслана вдруг само собой вырвалось:

– Скажите, а вы знали моего отца?

Володины родители переглянулись, на их лицах отразились удивление и некоторая растерянность, и одинаковое выражение на миг сделало пожилых людей похожими друг на друга, словно они были не супругами, а братом и сестрой.

После долгой паузы тетя Света осторожно подтвердила:

– Да… Мы знали его. Приятельствовали. Можно даже сказать – дружили, особенно Костя.

– Пожалуйста! Расскажите мне о нем! – попросил Руслан и, видя, что выражение растерянности не сходит с их лиц, торопливо пояснил: – Я сам помню об отце так мало… а знаю и того меньше. Мама вообще ничего о нем не говорила. Ну, кроме…

Он запнулся.

– Мы понимаем, – вздохнула тетя Света, опять помолчала и затем уточнила: – Володя нам сказал, что Галины Николаевны… больше нет?

Рус кивнул молча.

– И она тебе действительно ничего не рассказывала об отце? – спросил дядя Костя.

– Нет, – мотнул головой Руслан. – Она вообще не любила говорить о прошлом. Даже о своем детстве ничего не рассказывала. И о папе она за всю жизнь не сказала ни слова… Ну, кроме того, что он бросил нас. Я правильно понял, что он ушел к другой женщине?

И, увидев, как снова переглянулись его собеседники, предположил:

– Или все было не совсем так?

– Совсем не так, – буркнул дядя Костя, подчеркнув интонацией первое слово.

– Так расскажите, как было на самом деле! – почти взмолился Рус. – Почему они разошлись?

– Русик… – снова помолчав, осторожно проговорила тетя Света. – Не думаю, что рассказывать тебе об этом должны мы. Ведь это твои родители и их отношения. Да, мамы твоей больше нет. Но очень надеюсь, что с твоим отцом все в порядке, пусть мы и давно потеряли друг друга из виду. И о том, что между ними произошло, вправе рассказывать только они.

– А я что же? – мотнул головой Рус. – Разве я не имею права знать о своем отце?

– Об отце – имеешь, – твердо сказал дядя Костя. – И я с удовольствием расскажу тебе о нем, потому что он был прекрасным человеком. Хочется верить, что и остается. Не в том смысле, – тут же поправился он, – что Боря изменился, в такое трудно поверить, а в том, что он жив и здоров. Так что слушай.

Дядя Костя допил последний глоток лимонада, снова наполнил стакан, откинулся на яркие диванные подушки и неспешно приступил к рассказу, в который тетя Света периодически вставляла уточнения и дополнения. А Руслан жадно внимал, боясь пропустить хотя бы одно слово.

Выяснилось, что дядю Костю и Бориса, отца Руслана, подружили именно они с Володькой – будучи совсем крохами. Тетя Света на момент рождения первенца еще училась в институте, и муж всячески помогал ей закончить учебу. В выходные дни и вечерами после работы он подолгу гулял с коляской, чтобы жена могла позаниматься и немного отдохнуть. Тогда такое было редкостью: в советское время считалось, что детьми, как и всем домашним хозяйством, должны заниматься женщины, мамы и бабушки, а дело мужчины – обеспечивать семью, а не возиться с младенцами. При этом факт, что женщины работали (за исключением недолгого декретного отпуска) наравне с мужчинами, да и зарабатывали не меньше, а иногда и побольше, в расчет отчего-то не принимался. Соседи, особенно бабушки и молодые мамы, с недоумением, а порой и с осуждением поглядывали на длинноволосого парня в брюках-клеш, нарезающего с коляской круги по двору. Потому Костя и был особенно рад встретиться с Борей – «товарищем по счастью», как кто-то из них пошутил в первые же минуты знакомства. Худощавый, коротко стриженный, с застенчивой улыбкой и в очках с толстой оправой, Борис был воплощением типажа «скромного интеллигента», который в те годы был персонажем каждого второго отечественного фильма. Он, как и Костя, часто гулял с месячным сыном Русланом, так что вскоре молодые отцы стали «совмещать приятное с полезным» – созванивались и выходили во двор в одно время. С Галиной, мамой Русланчика, Вележевы тоже вскоре познакомились, но с ней дружба как-то не завязалась, уж очень они были разными. Рассказывая сейчас об этом, дядя Костя и тетя Света изо всех сил старались не лепить ярлыков и не давать никому оценок, особенно негативных, но даже по их более чем тактичным формулировкам Рус сразу представил себе картину – ведь свою мать, в отличие от отца, он прекрасно знал. Конечно, у интеллигентных Вележевых было мало общего с разбитной, энергичной и малокультурной Галей, превыше всего в жизни ставившей материальные блага.

Как оказалось, по взглядам на жизнь и системе ценностей отец оказался гораздо ближе к Вележевым, чем к маме. Борис был мягким, скромным, вежливым, хорошо образованным и совершенно непрактичным. Только сейчас Руслан впервые узнал, что его отец, оказывается, окончил математический факультет педагогического института, после чего его по распределению отправили преподавать в техникуме. Техникум коммунального хозяйства (или как он там тогда назывался?) считался далеко не самым престижным местом работы, и остальные выпускники всеми силами постарались избежать такого распределения. Вот и досталось место скромному и безотказному Борису, который был несказанно рад уже тому, что его оставили в Москве, а не отправили куда-нибудь за Урал.

Именно там, в техникуме, он и познакомился с Галиной Левашовой. Та приехала в Москву из Липецкой области, как это тогда называлось, «по лимиту». Поработала несколько лет на заводе, потом устроилась в ЖЭК, там тогда была реальная перспектива через несколько лет получить квартиру в столице. Попав в систему коммунального хозяйства, Галя решила в ней остаться, сделать карьеру. Но для этого необходимо было образование, хотя бы среднее специальное, – вот она и поступила в техникум, где и увидела молодого преподавателя математики.

Завидным женихом Бориса трудно было бы назвать – не красавец-спортсмен, не душа компании, не сын обеспеченных влиятельных родителей. Ни дачи, ни машины, зарплата скромная, жил в коммуналке с братом и родителями, отец – инвалид войны. В общем, никакой не принц на белом коне, просто хороший и добрый человек. Но у многих не избалованных богатством выбора молодых коллег-преподавательниц и студенток он пользовался успехом, что, впрочем, в силу природной скромности и невысокой самооценки почти не замечал. Зато его заметила Галя и сразу оценила по достоинству: москвич, непьющий, внешне симпатичный, да еще и добрый, мягкий, покладистый.