Мы приблизились к кормовому отсеку трюма, здесь располагались грузовые стазис-капсулы, похожие на стеклянные банки разных размеров. Стекло синее. В банках висели разноцветные лошади, капибара, четыре лохматые и рогатые коровы с выпученными от смерти глазами, то ли яки, то ли туры, то ли новое что, из реконструированных.

– Зачем коровы? – спросил я.

Уистлер задумался.

– Ну коровы…

– Реген терраформируют, – сообщила Мария. – Повышают биоразнообразие. Коровы весьма неприхотливы. И капибары.

Мы заселяем пространство коровами, капибарами, лошадьми, полоумными медведями.

– С коровами проблем нет, а вот с этим… полюбуйтесь-ка…

Уистлер указал.

– Здесь был Барсик.

Одна из стазис-капсул была вскрыта.

– Барсик? – переспросил я.

– Семейное животное, – пояснил Уистлер. – Принадлежал еще моему деду. Пантера.

– Реплика? – Мария сняла с края капсулы клок черной шерсти.

– Разумеется. Тогда увлекались вечными животными, и дедушка завел пантеру. Он сейчас в рейсе, вот, попросил присмотреть…

Уистлер посвистел, подманивая Барсика из темноты трюма.

– Я проверял его после каждого вектора, все было в порядке, а сегодня пришел – капсула открыта. А Барсика нет.

Кажется, Уистлер не шутил. Барсик, пантера, на свист не показался.

– Сбежал?

На семнадцатой станции пантер не было, но однажды объявился тигр, то ли сам забрел, то ли трапперы с собой притащили.

– Надо обратиться к капитану, – предложила Мария. – И отследить по сенсорам, они наверняка есть в трюме.

С тигром намучились.

– Я так и хотел сделать, – заверил Уистлер. – Но лучше сначала самому посмотреть, у капитана сейчас забот хватает…

Это точно, лучше самим. И день займем, а то опять придется маяться в кают-компании до вечера, с ума сойдешь.

– Если честно, наш капитан не любит синхронных физиков. Сложно представить, но это так! Он их решительно не переносит… Я пытался с ним поговорить после первого вектора, он же… он… не скажу, что он был хоть сколь-нибудь любезен.

Уистлер поглядел вверх.

Я тоже посмотрел и тут же ощутил, как палуба рассыпалась под ногами.

Я висел в пространстве, в пустоте, космос, бесконечность со всех сторон, ничто, от которого меня отделяло… ничего не отделяло, космос был вокруг, и я падал сквозь него. Почему-то головой вниз. Весьма необычное ощущение – стоять на ногах и падать вниз головой одновременно.

Наверное, я бы упал, Уистлер поймал меня за плечо.

– Под ноги! – крикнул он. – Смотри под ноги!

Я стал смотреть под ноги, и ощущение падения отпустило. Шестая смерть.

– На чем мы остановились… Ах да, капитан меня не жалует, как всякий добрый гиперсветчик…

– У капитана сын – синхронный физик.

Уистлер посмеялся. Мария нахмурилась.

– Молодой человек подавал большие надежды, – сказала она. – Один из лучших курсантов Академии, потомственный гиперсветчик, уже на четвертом курсе командовавший разведывательным скаутом… И вдруг бросил все, бросил перспективы и погрузился в ваше безумие. Теперь он сидит в буе где-то между Землей и Центавром, слушает пространство и записывает в таблицу парадоксы, приходящие ему в голову. Отец безутешен и несколько раздражен…

Меня опять качнуло, и Уистлер снова меня поймал.

– Так или иначе, обратиться к капитану я намерен в самом крайнем случае…

Уистлер заглянул в капсулу, понюхал.

– А почему открылась капсула? – спросил Мария. – Это возможно? Я, если честно, про такое не слышала… Такое случалось?

Уистлер поморщился.

– Вероятно, на финише… – я не мог придумать, что такого случилось на финише вектора, отчего стазис-капсула вышла из строя. – Что-нибудь… тряхнуло…

– Статистическая погрешность, – объяснил Уистлер. – Отказы редко, но случаются. Бесы шестеренок, ничего не поделать, нам повезло… не повезло. Корабли – слишком сложная конструкция, состоящая из миллиардов деталей, и отказ какого-либо из устройств вполне вероятен.

– То есть и остальные стазис-капсулы могут отказать? – спросила Мария.

– Отказы единичны, два отказа на одном корабле… вряд ли. Можно не волноваться.

Но Мария явно намеревалась волноваться.

– Что будет, если капсула отключится во время прыжка? – спросила она.

– Ничего страшного, – тут же заверил Уистлер. – Корабль автоматически закроет вектор – и вас реанимируют. Но в случае с Барсиком стазис был нарушен после финиша вектора, так что он… удрал. Бродит где-то здесь, в трюме, прячется.

– Прячется? – удивился я. – Зачем искусственной пантере прятаться?

– Старая модель, они довольно смышленые… воспроизводят охотничьи паттерны… в игровой форме. Прячутся, неожиданно выскакивают, имитируют атаку. А здесь…

Уистлер вслушался в трюм. Тихо.

– Он что, может прыгнуть? – спросила Мария.

С ломиком она угадала, идешь в трюм – бери альпеншток.

– Они нападают? – спросил я.

– Они не нападают, лишь обозначают, – успокоил Уистлер. – Никакой угрозы, Барсик совершенно безобиден, вся агрессия не более чем имитация.

Уистлер достал из комбинезона плоскую жестяную банку, на крышке кораблик, бегущий по зеленоватому морю.

– И как мы его будем искать? – спросил я. – Тут год нужен, чтобы все обойти, а ты говоришь, он любит прятаться…

– Трюм тут как раз небольшой, – возразила Мария. – Но Ян прав, искать придется долго, Барсик на самом деле любит поиграть…

Ломик. Альпеншток.

– У меня есть план. – Уистлер открыл банку и насыпал нам в руки круглых печенюшек. – Миндальное печенье. Барсик не может сопротивляться запаху миндаля, это заложено в поведенческие схемы.

Уистлер растер ладонями пару печенюшек, рассыпал крошки.

– Барсик! Иди сюда!

Барсик снова не отозвался, и мы отправились на поиски. Я предложил искать вместе, но Мария тут же заявила, что она ничуть не боится какой-то там искусственной пантеры, и нам следует разделиться – так мы обнаружим ее быстрее, не болтаться же в трюме до вектора? Разделились – я вдоль правого борта, Мария вдоль левого, Уистлер по центру.

У правого борта пахло сыростью, мхом и грибами. Я шагал, стараясь глядеть под ноги, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Вблизи от прочного корпуса тишины уже не было, я слышал работу машин корабля, слышал далекий гул и глухие удары, словно «Тощий дрозд» шел через град, словно по внешнему корпусу били куски мирового льда. И Барсик. Зачем-то сбежал.

Я подумал, что на всякий случай стоило вооружиться чем-нибудь, искусственные животные… я не смог вспомнить, сильные они или нет. Зачем их делать сильными? Они же не занимаются охотой, им не нужна ни скорость, ни реакция, вряд ли они могут противостоять человеку…

Я шагал, касаясь рукой пластиковых боксов. Тысячи, десятки тысяч одинаковых серых кубов от кормы к носу, справа, слева и пять ярусов вверх, тут не пантера, тут слон может потеряться…

А если Барсик действительно спрячется в боксе? Неожиданная мысль. Почему нет… Вряд ли он настолько умен, но… Инженера трюма нет, боксы перед стартом он не проверил, вдруг какой был открыт? Пантера заглянула в него, привлеченная… Чем-то привлеченная, забралась в бокс, старт, крышка бокса захлопнулась, все.

В трюме десятки тысяч боксов, в одном из них спит синтетическая пантера…

Зачем, кстати, синтетическую пантеру подвергают эвтаназии перед вектором?

Я остановился.

Впереди боксы, за спиной боксы, везде, я не удержался и открыл ближайший. В нем были книги. Мария права, везут книги зачем-то…

Разные. Много. К. З. Боле, «Некоторые отклонения», С. Звоннец, «Собрано явно», «Тетрабиблос» Птолемея, «Благодать дома» Керна, книги корешками кверху, в каждом боксе плотно уложено штук по триста, причем, как я отметил, и старые издания, и новоделы, легко отличаемые по оранжевому маркеру. Пахнут книгами.

Я проверил еще пять боксов, и справа и слева. Книги. Книги. Книги, никаких пантер. «Тощий дрозд» шел на Реген, груженный овцебыками, капибарой, строительными роботами, оборудованием для синхронной физики, книгами. Реген собираются заселить овцебыками и застроить библиотеками, получится чрезвычайно приятное местечко.

В шестом ящике неожиданно обнаружились не книги, а пчелы. Зеленый улей. Действительно улей, Кирилл с семнадцатой станции держал пчел, любил жевать соты и пить перед сном кислую пузыристую медовуху. Я понюхал. Пахло воском и медом, точно пчелы. Кому-то на Регене нужны пчелы, регенский мед…

Пчелы меня озадачили. И книги, но пчелы сильнее. Я открыл еще несколько боксов – пчелы. Одинаковые зеленые ульи.

Смех. Слева. Я осторожно закрыл бокс с ульем и двинулся на смех.

В центре трюма грузовые боксы размещались иначе, не как у бортов. Если у бортов боксы поднимались в несколько уровней, то здесь было больше свободного пространства, боксы располагались в один ярус, я издали увидел Уистлера, он сидел на боксе, опять курил, а еще читал и посмеивался. Я подошел.

Ант. Маслов, «Ошибка выжившего».

– Нашел? – спросил я.

– Что? – Уистлер не отрывался от книги. – Нет… Поразительной силы сочинение, вот послушай… «Импринт уровня практически всегда соответствует семантической связанности ортогональных функций…». На полу валялась, поднял…

Уистлер хмыкнул.

– Знаешь, синхронисты чувствительны к таким вещам, если они видят лежащую на палубе книгу – обязательно поднимут, мимо не пройдут. Это не обсцессии, это… некоторые особенности поведения. Так вот, я подобрал – и… «Ошибка выжившего»!

– Не знаком, – признался я.

– Да, это понятно, кто такую галиматью читает… – Уистлер стряхнул папиросный пепел. – Порой мне кажется, что некоторые книги написаны не людьми… Надо обсудить это с Марией, кстати. Знаешь, раньше пользовались популярностью состязания по сепарации искусственных систем, требовалось на скорость определять, кто твой собеседник – человек или алгоритм… Мой учитель был многократным победителем, он предлагал собеседнику сочинить стихотворение, алгоритмы делали это блестяще… А вдруг это происходит до сих пор… «Рассеяние Т‐матрицы неизбежно приводит к коллапсу смыслового спектра…» Звучит! А ты, значит, в Большом Жюри?

– Откуда…

Я замолчал. Наверняка Уистлер просчитал меня с первой секунды, он же синхронный физик, видит насквозь.

– Все просто – Маша сказала, что ты егерь, – объяснил Уистлер. – Егеря на Регене… не самая востребованная профессия, значит, ты летишь туда не по делам. А что там делать не по делам нормальному человеку?

– Природой любоваться, – предположил я.

Уистлер дымил, поглядывая в книгу.

– Там нет природы. Пустыня, переходящая в тундру, тундра, переходящая в лесотундру, унылые безжизненные реки. Ни гор, ни водопадов, все плоско и серо-зелено. Чтобы не отвлекало от синхронной физики. Так что ни одному нормальному человеку не придет в голову любоваться природой Регена.

Уистлер погасил окурок о бокс и тут же достал папиросную машинку.

– А следовательно, ты в Большом Жюри, – заключил Уистлер.

Я промолчал.

– Да это не тайна. – Уистлер принялся крутить колесико папиросницы. – Я сам попросил собрать Жюри, так что это… не тайна.

Из машинки выставился слегка сплющенный бумажный цилиндр, Уистлер понюхал его, секунду колебался, затем вытащил зубами.

– Я в детстве мечтал попасть в Большое Жюри, – признался Уистлер. – Представляешь?

– Зачем?

– Как зачем? Большое Жюри решает самые сложные проблемы, самые важные для Земли… Тебе повезло.

Я услышал в голосе Уистлера зависть. Похоже, он действительно завидовал.

– А Барсик мог забраться в бокс? – спросил я.

– В бокс?

Уистлер посмотрел на бокс, на котором сидел.

– Ты думаешь, он забирался в бокс? – спросил Уистлер. – В принципе…

– Зачем-то он ведь сбежал…

Искусственные животные сбегают. Интересно.