– Его не видела. А ты… ты проспал четырнадцать часов.

– Четырнадцать?

Я огляделся. Не заметил четырнадцать часов…

– Добро пожаловать на Реген.

Мария опустилась в кресло у внешней стены.

От Марии пахло прелыми тряпками. Или сырой целлюлозой. Или грибами. Опятами. Библиотекой. И пылью, пыли было особенно много, я отвык от этого запаха. На Земле не осталось пыли, ей негде скапливаться, и она не успевает скапливаться.

А тут есть.

Ну да, синхронные физики не переносят роботов. Киберсистемы чужды синхроничности, кажется, в присутствии роботов феномен проявляет себя гораздо реже, именно поэтому в Институте Пространства робота не встретишь. Тут пыль. Прах, грибы и книгочерви.

Проспал четырнадцать часов. Я не помнил, когда вообще столько спал, может, и никогда.

– Чем занималась? – спросил я.

– Поспала… немного поспала. Потом заглянула в библиотеку.

– И как там?

– Плачевно. Грандиозно. Прекрасно. Пыльно.

Мария похлопала себя по плечам.

– Библиотека гораздо больше, чем я думала, – сказала Мария то ли озадаченно, то ли восхищенно. – Весьма затейливая архитектура, не исключено, что кто-то из учеников Шваба.

– Тут полы вроде косые, – указал я. – Покатые…

Я сел.

– Может, это и сам Шваб, – размышляла Мария. – Он любил делать такие полы… Но в библиотеке, кстати, ровные. Но неудивительно – на косых полках книги деформируются, библиотека любит порядок, а Шваб… Шваб был весьма эксцентричным человеком, даже по меркам нашего времени. Он организовал «Лигу вариативной неизбежности», ее участники каждый год на неделю выбирались в Арктику, жили под открытым небом и ждали, кого из них убьет метеоритом.

– И как?

– Однажды это почти случилось – метеорит упал рядом с помощником Шваба. Но не убил…

В номер без стука и прочего предупреждения вошел лысый человек. В сером костюме, в галстуке с тяжелой золотой булавкой. С книгой в руке. Человек увидел нас, удивился и замер, оглянулся на вход, словно перепутал номера.

– Здравствуйте, – приветствовала Мария.

Еще один в костюме. Я почувствовал себя неуютно, а что, если Большому Жюри надлежит быть в костюмах? Все в костюмах, один я в комбинезоне… Вряд ли здесь можно найти костюм, синхронные физики чужды подобных условностей. Ладно, посмотрим…

– Здравствуйте, молодые люди, – ответил человек с сожалением.

Тогда и я сказал:

– Здравствуйте.

Лысый. Скорее всего, Кассини. Злокозненный скептик.

– Кассини, – представился человек. – Рольф Кассини. А вы, наверное, Мария и Ян?

– Да… – Мария поправила очки. – Я Мария, а это Ян.

– Прекрасно… – раздраженно проскрипел Кассини. – Вы здесь, а я искал вас уровнем ниже, чудесно… Шуйский – никудшный организатор, не представляю, как они собираются работать дальше… У них явная нехватка квалифицированного персонала. Что, между прочим, удивительно – молодые ученые сюда рвутся, я это знаю наверняка, я это сам видел… Но никого нет.

– Скоро прилетят, – сказал я. – Через пару недель.

Кассини оказался не таким, как я его представлял. Невысокий, толстый, с выпуклой веной на лбу. Лицо круглое и недовольное. Я представлял, что у Кассини бородка. И трость с серебряным набалдашником. Кассини бы пошло быть членом «Лиги неизбежности», но ни бородки, ни трости.

– Не верьте Шуйскому, – посоветовал Кассини. – Он лжец, волк в овечьей шкуре, занимает чужое место. Повелитель носков с Иокасты… с Селесты… поразительно, до чего докатились синхронисты! Или еще откуда-то, забыл… Он встречает всех в холле и изводит несусветными бреднями, да… Друзья мои, я хотел у вас спросить – вы не знаете, где Рег… где Уистлер? Он ведь, надеюсь, прилетел?

– Уистлер? Да… Во всяком случае, после шестого вектора он был на борту.

Мария указала на стену. На стене появились… это чем-то напоминало жалюзи, свет пробивался сквозь еле заметные щели, иногда в них начинал ходить бронзовый отблеск от корпуса «Тощего дрозда».

– Ну конечно, нашего бесценного фокусника отправили на «Дрозде»… – Кассини указал капризным мизинцем на внешнюю стену. – Его Величество на «Дрозде», а меня на «Мыши Ахиллеса»! Разве нельзя было забросить меня на Луну?! Я бы дождался нормального корабля, но нет – они отправили меня на возмутительной «Мыши»! На восьмиместной!

Мария усмехнулась, Кассини покраснел и потрогал лысину. «Мышь Ахиллеса», а что, по мне, так хорошее название, будит фантазию.

– Согласен – это смешно, весьма смешно, Уистлер наверняка смеется, ха-ха-ха…

Кассини продолжал нервно трогать круглую лысину, потирал ее пальцем, словно обнаружил на гладкой блестящей коже невидимый, но досадный изъян.

– Давайте спустимся в бар, – предложила Мария. – Там будет удобнее разговаривать.

– В бар? – переспросил Кассини.

– Рядом с библиотекой есть бар.

– Ах да… Что ж, давайте в бар. В этом есть некая… преемственность, вы правы, там удобнее…

Пока мы добирались до бара, Кассини продолжал ругать Мировой Совет и «Мышь Ахиллеса». По его словам, Совет давно состоит из слепцов и интриганов, а «Мышь Ахиллеса» не звездолет, а старое корыто, ржавая лохань, скрипучая, громыхающая, готовая вот-вот развалиться, и, что самое удручающее, тратящая на коррекцию вектора по четыре дня! И все эти четыре дня пассажиры должны ютиться по тесным каютам, потому что кают-компания под потолок заставлена м‐блоками. Кассини ругался, Мария не слушала его, а я слушал, Кассини рассказывал смешно, с настоящей обидой, отчего становилось еще смешнее, я очень явно представлял эту несчастную «Мышь Ахиллеса», она и действительно была похожа на мышь.

Кассини ругался и быстро размахивал книгой, на обложке краснела стрелка, а название я не успевал прочитать.

– Вы представляете, там и пахло мышами! Вы знаете, как пахнут мыши?!

Мы вошли в бар, насколько я понял, он располагался рядом со столовой. И в столовой, и в баре посетители отсутствовали, мы устроились рядом с выключенным репликатором, я сел в кресло рядом с Марией, Кассини – напротив.

– Прошу меня извинить, – Кассини старался успокоиться. – Я понимаю, вы едва прибыли, а тут я… Я не хотел вас беспокоить, я намеревался поговорить с Уистлером… но не смог его найти. А сам я перенес не самое лучшее путешествие…

Кассини бросил книгу на столик.

– «Тупик и надругательство»… – Мария прочитала название. – Забавно…

Кассини протер руки салфеткой.

– В этом нет ничего забавного, – мрачно перебил Кассини. – Синхронная физика – проклятие человечества. Одно из, но, безусловно, самое разрушительное.

Кажется, он был вполне серьезен, потрогал книгу и провозгласил с отвращением:

– Синхронная физика – ярмо на шее Земли.

Мы промолчали. Я попытался представить шею Земли.

– Жарко… Пить охота… – сказала Мария.

Кассини тут же отправился к стойке, вооружился шейкером, неожиданно ловко приготовил три коктейля со льдом и арбузной мякотью, принес.

– Угощайтесь, пожалуйста, это неплохо. В этих бесконечных перелетах приходится совершенствоваться в самых разных предметах…

Коктейль оказался действительно достойным. То есть я рассчитывал на арбузный вкус, но оказалось, что от арбуза только мякоть, а вкус совершенно другой, незнакомый, я такого раньше не пробовал.

– Восхитительно! – оценила Мария. – Это что?

– Кажется, «селестин», – ответил Кассини. – Ликер с Селесты, его делают из эндемичных фруктов… что-то вроде земной папайи. Очень сложная технология, два года тончайшей ферментации.

Кассини не смотрел в глаза, я заметил это, он смотрел мимо. И говорил негромко, ровно, с легким усилием, словно у него болело горло и приходилось каждое слово выталкивать.

– Значит, тупик и надругательство, – уточнила Мария.

– Безнадежный тупик и немыслимое надругательство, – подтвердил Кассини.

Он допил коктейль и разгрыз лед.

– Многие считают иначе, – возразила Мария.

– Это и ужасно. – Кассини обмахивался салфеткой. – Синхронная физика – это катаракта на глазах человечества. Сонный паралич, от которого мы должны наконец, собравшись с силами, очнуться…

Постыдная болезнь современного общества. Уродливая мутация квантовой механики, улыбчивая юнгианская ломехуза, доппельгангер, эрзац доппельгангера. Чудовищная ошибка. Похоже, что Кассини потратил время путешествия на «Мыши Ахиллеса» не только на коктейли.

– …кривоногий шаман вторичности, виртуоз суггестивного йодля, копромонгер, шулер со степенью, фигляр, фальшивый пророк-однодневка, свидетель деградации, интеллектуальный пигмей, сеятель мракобесия…

Перечислял Кассини, иногда слегка повторяясь, не повышая голоса, словно перебирая давно отполированные четки.

Пигмей на доверии, коновал сомнительных практик, презренный тать-симулянт, роковой инкуб лженауки. «Роковой инкуб лженауки» мне особенно понравился, наверное, потому, что представить такое было трудно. Кассини ругался, как каботажный капитан.

Парализованный каботажный капитан.

Из Нантакета, вспомнил я. Здесь хорошо. Они мне нравятся.

– Мне кажется, вы несколько преувеличиваете… – сказала ошарашенная подобным натиском Мария.

Кассини ухмыльнулся.

– Я не преувеличиваю, я провожу простейший, но показательный эксперимент, – заявил Кассини. – Чтобы продемонстрировать…

Он поболтал в стакане нерастаявший лед, не удержался, закинул на язык еще кубик.

– В соответствии с постулатами науки, представляемой Уистлером и его бандой, между мной и им в данный момент должна протянуться нелокальная смысловая связь. Если эта связь физически реальна, то Уистлер должен вот-вот появиться.

– А зачем он вам? – спросила Мария.

– Зачем мне Уистлер?! Затем, что из-за него я здесь! Я работал…

Кассини поперхнулся, выплюнул кубик на пол.

Мы обернулись – со стороны холла приближался Уистлер. Бодрой походкой. Барсик плелся за ним, шагах в четырех.

– Добрый день, – приветливо сказал Уистлер. – И вам, Рольф. Вы меня что, ругали? У меня последние полчаса пренеприятнейше горели уши…

– Это что, розыгрыш?

Кассини уставился на меня.

– Не понимаю…

– Вы что, ему сообщили? – с обидой спросил Кассини.

Уистлер наблюдал.

– Я не сообщал…

Я растерялся, Мария пришла на помощь:

– Вы же сами хотели его видеть, чем вы теперь недовольны?

Кассини молчал.

Уистлер взял книгу.

– Блеф, надругательство… Рольф, гляжу, ваши литературные предпочтения не поменялись… Вот Мария, между прочим, библиотерапевт, не исключено, она может вам помочь… Вам явно нужна помощь.

Уистлер вернул книгу на стол. Кассини покраснел и принялся рвать салфетку, кидать обрывки на пол. Барсик нюхал обрывки и катал их по полу черной лапой.

– Мне не нужна помощь.

– А я могу доказать, что синхронная физика не блеф, – сказал Уистлер серьезно. – Это весьма несложно.

И принялся разминать кисти, словно собирался хорошенько Кассини врезать. А я вспомнил, что синхронные физики, среди всех остальных физиков и прочих ученых, отличаются самым необузданным образом поведения, и на всякий случай приготовился вмешаться.

– Извольте, маэстро, мы все в необычайном внимании! – Кассини сделал приглашающий жест.

Уистлер подышал в ладони, потер их о шорты и предложил:

– Подумайте об артишоках.

Кассини покивал и сложил на груди руки. На лице у него образовалось выражение снисходительного сомнения, если я правильно распознал.

– Подумайте об артишоках, – повторил Уистлер.

Я подумал. Представил себе артишок. Зеленый, колючий, похожий на переросший чертополох.

– Подумали? Теперь скажите вслух: «артишоки».

Кассини закатил глаза.

– Артишоки.

Это мы с Марией произнесли вместе, Кассини брезгливо промолчал.