– Может, она сможет дать тебе пару советов по фитнесу, – добавляет мама, потому что ни один разговор с ней не обходится без того, чтобы она не посоветовала мне кучу способов улучшить себя.

– Да, я спрошу у нее, – послушно отвечаю я.

– О, и кстати об Instagram, я была и на твоей странице сегодня утром и увидела фотографию, которую ты опубликовала. Та, что в розовом топе и джинсовых шортах? Эти шорты просто восхитительны!

Я жду следующей пули снайпера.

– Но топ… Ты знаешь, я имею в виду только хорошее, когда говорю это, но, может, тебе стоит подумать о том, чтобы убрать фотографию. Этот укороченный фасон тебе не очень идет, Кэсс. С твоими-то пропорциями, знаешь ли. О! Мы еще должны пройтись по магазинам, когда я буду здесь, как думаешь? Может, съездим в Чарльстон?

– Звучит заманчиво! Было бы круто. Я всегда ценю твое мнение.

Раздается короткая пауза, и я знаю: в ее рассудительном, погруженном в себя мозгу она задается вопросом, был ли это сарказм? Однако для ее самолюбия это было бы слишком пагубно, поэтому вместо того, чтобы задавать мне вопросы, она в своей фирменной манере переключает тему.

– Ты уже видела своего отца? И его медсестру?

Я на секунду отодвигаю телефон от уха и беззвучно выкрикиваю в него непристойности, корча рожи экрану.

На мою удачу, в этот момент в вестибюль входит мужчина в рабочих ботинках и с поясом для инструментов. Сначала он выглядит пораженным моими выходками, затем разражается лающим смехом, а после идет дальше.

Я снова подношу телефон к уху.

– Пока нет. Я встречаюсь с ними завтра за ужином.

– Он ждал целую неделю, чтобы увидеть своего ребенка? – возмущенно говорит она. – Это эгоистично, даже для Клейтона.

Эй, леди, да ты написала книгу об эгоизме.

Хотя на этот раз она не совсем неправа. Я думала о том же самом с тех пор, как приехала в Авалон-Бэй. Ну и что, что близняшки ездят в дневной лагерь, а у папы и Нии работа? Они по-прежнему ужинают вместе каждый будний вечер, не так ли? Неужели так трудно пригласить меня присоединиться к ним?

С другой стороны, когда озлобленная бывшая ее мужа называет ее «его медсестрой», возможно, понятно, почему Ния не хочет, чтобы дочь этой озлобленной женщины приходила в ее дом. Комментарии по поводу «медсестры» тоже меня раздражают, тем более что это полная чушь. Ния никогда не была папиной медсестрой. Она была его физиотерапевтом после того, как он попал в автомобильную аварию вскоре после развода с мамой. Ему требовалась операция из-за разрыва бицепса, а Ния отвечала за его реабилитацию. Вот так они встретились и полюбили друг друга.

– Мам, мне пора идти, – говорю я, сытая по горло всем этим разговором. – Бабуля ждет, когда я отвезу ее домой.

На самом деле бабушка увлечена разговором с Маккензи, они обе наклоняются вперед, оживленные обсуждением какой-то темы.

– Хорошо, милая. Увидимся в следующем месяце.

– Не могу дождаться.

Я совершенно вымотана, когда возвращаюсь к столу. Разговаривая с мамой, я всегда чувствую себя так, словно только что поучаствовала в войне. Бабушка смотрит на меня с проблеском беспокойства.

– Все в порядке?

– Все хорошо, – вру я. Ведь я всегда так делаю. Нацепляю солнечные улыбки и притворяюсь, будто нападки на мою внешность, на моего отца, на всю мою жизнь не оказывают на меня никакого влияния.

– Я как раз говорила твоей бабушке, что сегодня вечером у меня дома будет костер, – произносит Маккензи, одаривая меня теплой улыбкой. – Приглашаю в гости парочку друзей. Не хотите ли присоединиться?

Мой первый порыв – вежливо откланяться и сказать «спасибо, но я занята». Мне так неловко с незнакомцами. Но потом мне приходит в голову, что парень Маккензи дружит с Тейтом. А это значит, что он может там быть. Следовательно, я, возможно, смогу набраться смелости, чтобы… что?

Наверное, пригласить его на свидание. Сделать ему предложение.

Сорвать с себя одежду и приказать ему перевернуть мой мир.

Ладно, может, не последнее. Но я вернулась в город уже неделю назад, и Тейт – единственный парень, который заставляет мое сердце биться чаще. Я чувствую, что пожалею, если хотя бы не попытаюсь перестать болтать и не попрошу его потусоваться вместе. И полагаю, лучшего времени, чем сегодняшний вечер, просто нет.

Глава 7
Кэсси

Близнецы Хартли живут в пляжном домике на сваях с огромным передним крыльцом, поблизости никаких соседей. Он совсем не похож на дом моих бабушки и дедушки, который был построен пару десятилетий назад и имел более современный вид. Этот дом выглядит так, словно принадлежал чьей-то семье лет сто. Старый, немного хаотичный и источающий очарование, свидетельство времени и грубой ласки стихий. Однако крыша выглядит новой, а крытое крыльцо явно недавно покрасили – очевидно, ребята делают ремонт.

Входная дверь громко скрипит, когда Маккензи открывает ее, чтобы впустить меня.

– Привет! – Похоже, она рада меня видеть. – Ты пришла!

– Спасибо, что пригласила. – Я неловко тереблю шлевки своих джинсовых шорт. Несмотря на упреки матери, на мне укороченная футболка, из-под которой видна полоска живота, и черные шлепанцы, которые Маккензи велит мне не снимать.

– Мы идем на задний двор, – говорит она, ведя меня через гостиную и кухню в стиле кантри к стеклянным раздвижным дверям.

На заднем дворе массивная терраса с видом на океан и винтовой деревянной лестницей, спускающейся прямо к песку. Один только вид стоит миллион долларов, и мои брови взлетают вверх, когда мы выходим на террасу.

– Ого, – замечаю я. – Вид просто офигеть. Я удивлена, что застройщики не попытались прибрать это место к рукам. И построить тут какой-нибудь кондоминиум или что-то в этом роде.

– О, они пытались, но мы никогда не продадим, – говорит Купер Хартли, появляясь позади нас. Он выходит из кухни без рубашки, босиком и в красных плавках. На обеих руках татуировки-рукава, пресс твердый, словно камень, и мои глаза загораются, едва я бросаю на него взгляд.

Затем я моргаю, и слева от меня на шаткой лестнице возникает второй Купер. Тоже без рубашки, только этот Купер мокрый, будто только что вылез из воды. Когда он поднимается, с его высокого, мускулистого тела на пол террасы стекает морская вода.

– О, вау. – Я смотрю на Купера, затем на его близнеца. – Вы, ребята, и правда одинаковые.

– Не-а, – говорит близнец. – Я выгляжу намного лучше.

– Чушь собачья, – возражает Купер.

Закатив глаза, Маккензи представляет меня Эвану, близнецу Купера, который одаривает меня сексуальной улыбкой, а после исчезает в доме.

– Пойдем, – говорит она, дотрагиваясь до моей руки. – Все уже на пляже.

Мы спускаемся к песку, вокруг ямы для костра беспорядочным кругом расставлены несколько шезлонгов и садовых кресел «Адирондак»^[12]. Костер еще не разожжен, так как солнце пока не село, и на улице по-прежнему так жарко, что костер кажется почти лишним.

На одном из шезлонгов платиновая блондинка устроилась на коленях у парня, который, даже сидя, выглядит массивным. Ростом не меньше шести футов и пяти дюймов, с огромными мускулистыми руками, которые, вероятно, могли бы поднять любого из присутствующих. Великолепная брюнетка в черных бикини-стрингах развалилась на соседнем шезлонге, прокручивая ленту в своем телефоне, в то время как другая девушка с высоким конским хвостом и смуглым лицом стоит у пластикового столика, уставленного напитками, и наливает ликер в высокий пластиковый стаканчик.

Маккензи быстро представляет остальных.

Девушку за столиком зовут Стеф. Пара на шезлонге – Хайди и ее бойфренд Джей. Брюнетка – сестра Джея, Женевьева, которая также является невестой Эвана Хартли.

Это меня пугает.

– Вы, ребята, помолвлены?

– А то, – отвечает Женевьева. Она с вызовом прищуривает глаза, глядя на меня. – Вот только не надо про то, что мы слишком молоды. Я слышу это от своих братьев ежедневно.

– Вы слишком молоды, – ворчит ее брат, словно по команде.

– Я не собиралась это говорить, – уверяю я ее. – Просто так редко можно встретить людей, которые хотят пожениться в возрасте чуть за двадцать.

– Ну, нам бы завязать этот узел как можно скорее, если собираемся начать стругать детей. Мы решили, что хотим как минимум шесть. Не так ли, Хартли? – кричит она в сторону террасы.

Эван появляется у перил над нами.

– Семь, – кричит он в ответ. – Это мое счастливое число.

– Хочешь что-нибудь выпить? – Маккензи направляется к столику, где я приветствую Стеф неуверенной улыбкой.

– Давай-ка я приготовлю тебе то же, что и себе, – говорит Стеф, протягивая руку за другим пластиковым стаканчиком. – Я экспериментирую с новым рецептом. Беру немного водки со вкусом ванили и смешиваю ее с малиновым лимонадом. Это будет либо нечто сладкое, вызывающее рвоту, либо самое вкусное, что ты когда-либо пробовала.

– Скорей бы узнать, – говорю я со смешком.

Ожидая, пока она смешает напиток, я бросаю взгляд на террасу, где близнецы смеются над чем-то, стоя у перил. Кажется, Тейта здесь нет. Как и рыжеволосой девушки с вечеринки на прошлой неделе. Аланы. По какой-то причине это вызывает крошечный укол ревности. Что, если они оба не здесь, потому что снова встречаются?

Я игнорирую тугой узел в животе и беру напиток, который протягивает мне Стеф. Мне хочется пить, поэтому я делаю большой глоток и только после того, как проглатываю, понимаю, во что ввязалась. Жидкость прожигает огненный путь к моему желудку и вызывает приступ кашля.

– Слишком сладко? – переживает она.

Я смотрю на нее, разинув рот. Мои глаза наполняются слезами, и я снова кашляю.

– Я едва чувствую вкус лимонада, – выпаливаю я. – Тут же в составе примерно на девяносто процентов водка.

Стеф улыбается.

– И что?

– То, что я такого не ожидала. Божечки. В следующий раз предупреди.

Мы присоединяемся к остальным у незажженного кострища. Стеф устраивается в одном из кресел, в то время как мы с Маккензи делим шезлонг. Я делаю крошечный глоток своего крепкого коктейля. На этот раз я предчувствую ожог от водки и принимаю сознательное решение не торопиться. От одного стакана этого напитка я могу набраться до беспамятства.

Маккензи и ее друзья ненамного старше меня, но по какой-то причине рядом с ними я чувствую себя ребенком. Может, это потому, что они все такие великолепные. Женевьева, по сути, супермодель – длинные ноги, подтянутое тело, лоснящееся от масла для загара, солнцезащитные очки на дерзком носике. Маккензи, сидящая рядом со мной, выглядит так, словно сошла с дорогой яхты: полосатая футболка свисает с одного загорелого плеча, темные волосы распущены и каскадом ниспадают по спине.

Маккензи бросает взгляд на Женевьеву.

– Джен, прикинь, Кэсси – внучка Лидии Таннер.

– О, серьезно? – восклицает Джен. – Я была одержима твоей бабушкой, когда была подростком.

– Правда? – смеюсь я.

– О да. Раньше я постоянно видела ее в городе в этих больших солнечных очках и шелковых шарфах. Она всегда носила шарф, даже летом.

– И все еще носит. Это ее фирменный знак.

– Она была самой элегантной женщиной, которую я когда-либо видела в своей жизни, – задумчиво говорит Джен. – Я хотела быть на ее месте, когда вырасту. Моей мечтой было однажды поработать на нее в «Маяке». Сама напросилась. Теперь я застряла, работая на эту девчонку. – Она тычет большим пальцем в Маккензи, но по ее сверкающим глазам я понимаю, что она шутит.

– Ты работаешь в «Маяке»? – спрашиваю.

– Буду, когда мы откроемся в сентябре. На должности генерального менеджера.

– Ух ты. Это большая ответственность, – говорю я ей. – Я помню нашего старого менеджера, британца. Его звали Джеймс Де Врис. Бабушка привезла его самолетом из Лондона, после того как переманила из какого-то пятизвездочного отеля неподалеку от Букингемского дворца. Он всегда носил этот темно-синий блейзер с золотым…