Глава 5.

Я кричу ему в лицо, но дробь дождя глушит любые попытки позвать на помощь. Захар сдавливает мое тело, давая почувствовать всю силу собственной похоти, кусает за губу, заставляя смотреть прямо в черные глаза. Отпускает и резко юлой разворачивает спиной. Надавливает на поясницу двумя большими пальцами, а когда продолжаю биться рыбой в сетях, толкает к стене и ладонь по спине расплющивает, собирая в кулак ткань футболки, натягивая ее на груди до предела, до треска. Кричу, пока дождь заливает мокрую полуобнаженную спину. Не хочу, не надо! Кричу в дождь, пока он сдирает с меня штаны, тяжелым ботинком ноги раздвигает. А затем делает это, начинает грубо и безжалостно вторгаться в мои зажившие глубины. Член идет тяжело, Захар часто дышит, второй рукой пальцами лицо сжимает.

– Соня, Соня… Не сжимайся, я все равно трахать тебя буду. Ты же не хочешь потом в больнице объяснять, почему у тебя пизда порванная. Ну давай, – он касается языком шеи, проводит горячую дорожку к уху, скользя за ним, вызывая рой ненавистных мурашек. – Впусти меня.

Это какое-то безумие, но его голос и шум дождя словно околдовывают, вынуждают оттопырить зад и поставить ноги шире

Это, конечно, все только для того, чтобы он поскорее закончил и не причинил мне вред. Только из соображений безопас… А-а… Господи. Он там. Распирающий мои внутренности, не позволяющий даже пошевелиться.

– Послушная девочка, – кусает он мое ухо, начиная двигаться во мне все чаще, дыша все глубже, опаляя своим дыханием прохладную кожу шеи..

Скотина. Сволочь. Я не послушная, я не хочу с ним.

– Сука! Узко-то как… – надавливает мне лбом на спину, рукой прогибает в пояснице, толкаясь до самых недр. Задает грубый, до невозможности агрессивный темп.

Я не хочу, не хочу его. Я ненавижу его и теперь буду таскать нож всегда. Да, лучше думать, занять голову чем-то другим, помимо этого животного совокупления.

Зарежу его при первой возможности. Отрежу огромный член, который снова и снова таранит меня. Снова и снова растягивает изнутри, ломая все, что я с таким трудом восстанавливала.

На этот раз боль другая.

Дурацкая, тянущая. Я ее всем своим существом отрицаю.

Потому что я не хочу даже думать, что подобное может доставлять хоть каплю удовольствия. Что мокрые руки на груди могут приносить тепло и ласкать, пока ливень хлещет по обнаженной спине.

– Хочешь кончить, Мышка? – хрипит он мне в ухо, сжимая теперь шею, а я кричу, ору.

– Нет! Нет! – нельзя кончить от того, что противно, нельзя, нельзя. Но этот урод накрывает волосатый лобок пальцами, находит чертов центр и начинает взламывать мою защиту, совершая круговые резкие движения. Не прекращая резких, жадных толчков внутри моего изнывающего по неизвестно чему телу.

Я пытаюсь вспомнить боль, которая разрывала меня в прошлый раз, я пытаюсь вспомнить, как сильно его ненавижу, вспомнить пособия и книги жертв насилия о том, что оргазм рождается в мозгу и во время насилия не возможен. Но запах этого мужчины, терпкий, с привкусом мускатного ореха уже проник во все поры и стянул нервные окончания.

Все мои попытки думать и размышлять о насилии исчезают ровно в тот момент, когда по телу проходят волны жара, когда дождь не просто не ощущается, он словно становится раскалёнными брызгами лавы.

Внутри натягивается струна и тут же рвется, вырывая из моей груди не крик боли, а чертов стон.

Нет, нет, я не хотела кончать!

Только не так!

Только не с ним!

Но чудовище толкается еще несколько раз, вжимаясь в мое тело, как одержимый псих, и заполняя меня до отказа спермой, которая горячими каплями стекает по голым ногам.

– Ненавижу, – реву я, стекая по стене к его ногам. – Ненавижу!

Реву, пытаясь привести себя в порядок. Он даже не разделся, стоит надо мной, заправляя еще стоящий член в штаны, и на меня смотрит. Словно на использованную тряпку.

– Замерзла, наверное.

– Да пошел ты…

– Погнали, погреемся, – дергает меня вверх, сам натягивает мне штаны, спускает футболку. Затем просто сбрасывает свою куртку и накидывает на меня, буквально опаляя своим неповторимым запахом.

– Мне не нужно. Ничего твоего не нужно, – хочу сбросить куртку, но Захар за плечо хватает.

– Она, знаешь, сколько стоит? Точно хочешь потом отрабатывать?

– Ты взял, что хотел! Убирайся! – хриплю я, отворачиваясь, не желая его видеть. Царапаю щеку о стену, умоляя небеса сделать его просто сном, избавить меня от него и от ноющего ощущения внутри тела. Но не суждено мечтам сбыться, и вот я уже оказываюсь лицом к лицу с воплощением зла.

– Не строй из себя жертву, Соня. Кончила?

– Пошел ты! – плюю ему в лицо и понимаю, что зря. Получаю новую затрещину. В голове трещит, во рту кровь, а он – сволочь – ещё и гладит место удара, распространяя по коже долбанные мурашки. Урод.

– Отвечай на вопрос! Кончила?

– Да, да, да! Ты просто герой-любовник! Теперь отвали!

– Со мной поедешь, – без аргументов, просто берет и закидывает на плечо, поднимаясь по лестнице со мной так, словно не вешу ничего.

Не человек.

Мясо.

Скидывает меня на заднее сидение.

Я тут же к двери, а она закрыта.

В салоне чисто и тепло, а на меня смотрит мужчина.

И я бы могла сказать, что он симпатичный, но он рядом с Захаром, значит, такой же урод.

Тот садится за руль, а у меня желание зашкаливает просто задушить его.

– Опасно сажать сзади того, кто ненавидит тебя. Так можно и в аварию попасть.

Захар оборачивается и на меня смотрит, снова усмехается, пройдясь от светлой мокрой футболки до штанов. Заставляя прокручивать каждую эмоцию от недавнего оргазма.

– Это Матвей. И пару минут назад он предложил трахнуть тебя на двоих. Будешь чудить, я соглашусь.

Я сглотнула, бросила взгляд на этого Матвея. Он смотрел липко, ощупывая меня глазами, словно зная, что происходило на пирсе.

Наверное, я дура, но уж лучше один насильник, так сказать, постоянный, чем двое. Я читала, чем это может закончиться. И что боль, что испытала я, может быть только цветочками.

– Так и думал, что нравлюсь тебе больше, – газует Захар, а я отворачиваюсь. Говорить с ним бесполезно, доказывать что-то тоже.

Лучше смотреть на дождь, которой теперь не будет напоминать мне о детстве.

Теперь он будет напоминать мне, как стал свидетелем моего позора.

Глава 6.

Машина срывается с места. Меня вжимает в сидение, словно в ракете.

Я обнимаю себя руками. Стараюсь не замечать, что мужчины, если их так можно назвать, постоянно на меня посматривают.

Я бы выпрыгнула из машины, даже на полной скорости, но умирать мне не хочется.

Почему-то впервые за свои двадцать лет я подумала, что не хочу умирать. Словно уже стою на грани. Ведь этим уродам ничего не стоит еще пару раз меня изнасиловать, зарезать как свинью и скинуть в реку.

А может это у них развлечение такое?

Эх, если бы я успела прыгнуть в Неву. Я бы переплыла на другой берег и переждала бы интерес этого мудака на вокзале или вовсе съездила бы к матери.

Интересно, у них тоже сегодня дождь?

Если да, то маме поливать грядки не придется.

Еще одна причина его любить.

Только вот холодно как-то. Несмотря на теплый салон, начинает морозить до зубного стука.

Но его вдруг заглушает мелодия моего мобильного.

Сама не знаю почему, но я застываю. Не в силах оторвать взгляд от окна, за которым Питер буквально укрыл серый дождевой покров.

Мысли мечутся как ветки на деревьях при порыве ветра – туда-сюда. Я не хочу разговаривать сейчас с мамой, а звонить может только она. Неужели чувствует, что дочь в беду попала?

Неужели понимает, что мне, возможно, наступил конец?

Я не хочу брать трубку, но, если не возьму… Черт… Возможно, никогда больше не смогу с ней поговорить. Не скажу, как сильно ее люблю.

Она иногда думает, что я обижаюсь на нее, что она с шести лет меня по грядкам гоняла, но она одна поднимала нас с сестрой, с пьяным, вечно недовольным мужем.

Работала, страдала. Что бы она не думала, я очень сильно ее люблю.

И благодарна, что она отпустила меня в город, попытаться наладить нашу жизнь, хотя уже второй раз за месяц я думаю, что уезжать-то и не стоило.

Может я бы вышла замуж за Андрюху Решетникова. Он тоже иногда пьет, но вроде как работает и готов был жениться на мне. Блин.

– Да ты возьмешь трубу нахуй, или мне выкинуть телефон?! Соня! – вздрагиваю от крика и достаю онемевшими руками трубку и сразу нажимаю кнопку ответа.

– Да, – сама не знаю, почему по щекам слёзы струятся.

– Привет. У тебя все хорошо? – не хочу, чтобы они знали, кто звонит, но эти придурки делают музыку в машине тише и убавляют кондиционер. Теперь в салоне тишину нарушают спокойное гудение мотора и голос моей матери. Она всегда говорит так, словно мне пора слуховой аппарат ставить.

Я глаза закрываю, сглатывая. Мамуля. Чувствует.

– Все отлично, катаюсь по Питеру, – та еще прогулочка.

– На чем катаешься? – какая она у меня дотошная. Вечно выспросит с кем, куда, во сколько вернулась, даже когда взрослой совсем я стала.

– На такси, мам.

– Откуда у тебя деньги на такси? Ты же говорила, что кроссовки не можешь себе купить. Лучше бы нам денег отправила.

Ну вот. От ненависти до любви. Помню, я очень хотела себе велосипед. Потихоньку собирала морошку, продавала в нашей деревне, потом еще тетя Галя решила мне помочь. Только вот деньги отдала матери – ведь так надежнее. В итоге накопилась нужная сумма, и я была на седьмом небе, что у меня наконец появится свой транспорт, что мне не нужно будет ходить километры до школы пешком.

Но мама, очевидно, считала, что ботинки для Раи, младшей сестры, важнее. И меня она, конечно, не обделила. Купила пластилин, ведь я так давно его просила.

– Дождь пошел, мам, вот я и взяла самый дешевый тариф.

– Ну ладно. Зонт бы лучше купила.

– Куплю, мам. Вот как раз новый заказ получила. Куплю обязательно.

– Точно все хорошо?

– Все просто прекрасно, – случайно скашиваю глаза на зеркало заднего вида и ловлю на себе внимательный взгляд.

Так и хочется плюнуть туда, чтобы до него долетело.

Нормально же жила, спокойно. Без волнений: умру ли я.

– Пока, мам.

Блин, все-таки ляпнула. И тут же отключила телефон, запихнув его в сумку.

– Ты откуда? – тут же летит вопрос, а я молчу. Хотя ведь и соврать можно. Рядом полно деревень, он никогда в жизни не узнает, из какой именно я. Если, конечно, паспорт смотреть не будет.

– Ты оглохла? Я вопрос задал!

– Поселок Глажево. Ленинградская область, – вру, называя соседнее село.

Эти уроды переглядываются, очевидно, понимая, что, если пропаду, меня вряд ли кинутся искать. И мама, конечно, попереживает, но обязательно скажет, что я виновата сама.

И ведь окажется права.

Я сама пошла за Катей.

Я сама согласилась ей помочь.

Я САМА вышла на пробежку так поздно.

Машина вдруг тормозит, и я осматриваю высокое кирпичное помещение, скорее всего бывшую фабрику, раскулаченную еще в советское время. Таких по городу пруд пруди. Чаще всего их переделывают под что-то развлекательное, магазин или офисы.

Интересно ли мне, что хотят сделать здесь эти двое? Нет. А вот то, что они ушли и оставили меня в машине, очень интересно. Правда Захар напоследок кинул со смешком, блокируя замки на машине.

– Только не уходи никуда.

Глава 7.

Я быстро отстегнулась. Дождалась, когда они скроются за дверью, и перелезла вперед, чтобы потыкать кнопочки.

Может, одна из них откроет дверь?

Но все было настолько современным, словно книга на дорогом языке, который я не знала. Я, пользуясь только своим стареньким б/ушным ноутом и кнопочным телефоном, растерялась. Хотела от бессилия и несправедливости начать плакать, но сейчас на это нет времени.

Поэтому я просто легла на заднее сидение, подняла зад и начала со всей оставшейся силой бить по стеклу.

Я видела это в кино.

Должно сработать.