Развод. Цена моей свободы (страница 7)
– Мы с тобой еще поговорим! – пригрозил мне пальцем папа, но тихо, чтобы не слышали водитель и охрана. – Только пикни про свою связь с этим человеком, и Альберт тебя убьет! Он не простит тебе измену никогда! – подчеркнул он последнее слово.
– Я ему тоже, – шепнула я папе и обошла его, чтобы сесть в свою машину с Мишей.
Замечательно прошел ужин в кругу семьи, лучше не придумаешь. Когда мы отъехали довольно далеко, а вся охрана тащилась за нами в своем Гелендвагене, я обратилась к Мише, стараясь не сильно отвлечь его от дороги.
– Миш, у меня очень сложная ситуация, дай мне, пожалуйста, свой телефон позвонить?
– Конечно, Элина Георгиевна, – он вытащил телефон из внутреннего кармана пиджака формы, – пожалуйста, говорите, сколько вам нужно.
Я улыбнулась, принимая недорогой аппарат.
– Ты мой спаситель, я тебе так благодарна! – откинулась тяжело на спинку заднего сидения и по памяти набрала номер Карины.
Сейчас меня больше всего волновало начала ли она выполнять мою просьбу, нашла ли помощника или сама занялась покупкой лекарств для мамы, перевела ли ей деньги?
Гудки в трубке тянулись дольше, чем я хотела бы. Еще и еще.
– Ну, где же ты, – звонок принялся.
– Да? – странно выдохнула Карина.
– Карина, это я, скажи, что ты смогла разобраться с лекарствами.
– Эля… – какая-то возня и шорох, – я почти, погоди… – голос у нее был какой-то слабый и будто полупьяный. – Я все сделаю, обязательно.
– Я помешала? Ты в дороге? – звук непонятный вокруг нее.
– Нет… да… – шорох тканей.
– Ты домой едешь? Перезвони мне, когда приедешь. Только уже на мой номер.
– Я не… к себе, я тебе… ах, – и это был такой томный вздох, будто она там не одна, а с мужчиной и они уже… – Ох, Влад… – из трубки послышался нетерпеливый мужской стон и надломленный голос Карины, – я перезвоню.
Связь оборвалась.
Я уставилась на экран смартфона.
Влад?!
Глава 10
Я шла босиком по темному коридору нашего особняка, и еще никогда он не казался мне таким пустым и мрачным как сейчас, будто это дом с привидениями или тюрьма, где казнили множество людей. Один узник тут точно есть.
Может и казнь не за горами, если я не придумаю, как выбраться.
Жизнь с Альбертом – это тоже своеобразная казнь, просто растянутая по времени, как китайская пытка капельками воды, падающими на лоб.
Сейчас так поздно, что погашен верхний свет, прислуга давно убрала со стола в большой столовой, Альберт так и не приехал к ужину, как обещал… или угрожал, не знаю, как теперь правильно. Велел утром завтракать вместе с ним и вечером ужинать, как мы делали раньше.
Не сказать, что жили сильно счастливо, но мне так казалось.
Теперь я сплю в отдельной гостевой спальне, но меня беспокоит предчувствие, что скоро Альберт захочет вернуть наш совместный сон и не только сон в общей кровати. Даже думать об этом не могу, сразу перед глазами Снежана и многие другие женщины, которые ему улыбались, а он смотрел им в ответ.
Любой взгляд мог означать интерес с его стороны.
А ведь я любила этого человека. Хотя нет, не этого. Похоже, того, что я выдумала.
Мне плохо от этой мысли, моя жизнь разрушилась как карточный домик. Мне противен муж. Его тело словно осквернено теперь для меня, меня бросает в дрожь отвращения от мысли о сексе с ним.
Вернувшись в спальню, я погасила верхний свет и присела у трюмо, чтобы нанести вечерний крем на лицо и руки, расчесать еще влажные после душа волосы. Но из зеркала на меня смотрела женщина, которой я не знала. Несчастная и никому не нужная.
Нет, нужная одному человеку, маме. Она без меня пропадет. Если бы я не нашла ее полтора года назад, уже пропала бы без заботы и лечения.
Но это совсем не то, что быть любимой женой.
Любимой женщиной…
Мой взгляд скользнул к бледным губам и яркое воспоминание вечера в ресторане заставило меня их рефлекторно облизнуть, чтобы убрать ощущение чужих губ. Мне не понравилось, это был грешный и грязный поцелуй, украденный у меня без разрешения.
Сейчас эти губы целуют другую, даже не задумываясь между сменами партнерш. Влад такое же воплощение мерзости и цинизма, как Альберт. А то, что мои щеки горят от мысли о нем, так это стыд и отвращение.
Кто же я теперь?
Я всмотрелась в отражение, пытаясь это понять, но не выдержала и закрыла глаза, желая перестать его видеть. Хочу темноты и пустоты, спокойствия, которое у меня раньше было и сладких снов в обнимку с любимым мужчиной.
Того мужчины больше нет и женщины тоже. Она исчезла… растворилась вместе с любовью к Альберту, потому что была соткана только из нее.
– Ты такая красивая, – раздался голос возле моего уха и я вздрогнула, распахивая глаза. В отражении Альберт склонился над моим плечом и отодвигал воротник шелковой рубашки, оголяя кожу. – Скоро забуду, какая ты на ощупь, – он отодвинул волосы с плеча и мягко поцеловал меня в шею.
Как он так тихо вошел?
Сердце заколотилось, я рефлекторно схватилась за столик, внезапно вспоминая, как Альберт рвал на мне платье и собирался силой напомнить, кто в доме мужчина. Это теперь не вытравливается из сознания, превращая его поцелуи в жгучие капли кислоты.
А губы, которые я так любила раньше целовать, теперь, словно мерзкие слизни ползут по моей коже.
– Альберт, – позвала я в момент охрипшим голосом, – не надо, я очень устала.
– И я устал, – продолжал он, поглаживая мое плечо и скользя ладонью вперед и вниз, – у меня был очень тяжелый день и я хочу провести его конец с любимой женой, – рука скользнула под ткань рубашки.
– Я не хочу, – я схватилась за его запястье.
– Тебе это кажется, я чувствую, что ты тоже соскучилась, – он поднял лицо, скользя бородой по моей щеке, и взглянул в зеркало на мое отражение, – твои темные глаза выдают желание.
– Это… – мне тяжело дышать, потому что он ласкает полушарие моей груди, пропуская сосок между пальцами, – это страх. Я боюсь тебя… я больше не хочу. Отпусти, – я сжала его руку, пытаясь вытащить ее из-под одежды, но он не давал мне этого сделать.
Мне некуда бежать и негде спрятаться. Я могу только убеждать его словами.
– Хочешь, не упрямься, это глупая обида, – он словно меня не слышал совсем, не чувствовал мою дрожь, или думал, что она от вожделения, а не ужаса, который меня парализует от его близости и власти надо мной.
– Это не обида, как ты не понимаешь? Ты изменил мне с другой женщиной! Прямо у меня на глазах! Я видела все в деталях и больше не смогу этого забыть!
Альберт вдруг собрал мои волосы на затылке в руку и чуть дернул, заставляя лицо подняться и посмотреть на себя в зеркало.
– Ревность мне нравится еще больше, – повернул лицо и укусил меня за краешек ушной раковины, горячо выдыхая, – это заводит. Ух… – зарычал, – как заводит. Идем…
Поднял меня с пуфика прямо так, как и держал, заставляя спотыкаться и путаться в ногах.
– Я уже несколько дней сплю один, я хочу мою любимую жену! – кажется, он заводился все сильней.
Нет! Нет! Нет! Ни за что, я не могу!
Каким-то чудом я вывернулась из его рук, спасибо скользкому натуральному шелку пижамы.
– Как ты можешь? – я попятилась, а по моим щекам покатились предательские слезы, – как? Говорить мне о любви после того, как предал?
– Эля, – Альберт пошел ко мне, протягивая руки. Он был в одних брюках и расстегнутой белой рубашке, оголившей мощную грудь с порослью волос.
– Сколько это продолжалось? – я все шла, боясь, что он меня вновь коснется, – сколько женщин было в постели с тобой? Какая любовь? Я была для тебя удобной и полезной игрушкой!
– Эля! Какая разница, сколько их было, если здесь, со мной в этом доме живешь ты? Ты выиграла главный приз, а не кто-то из них! Ты моя жена! Это уже максимально много для наших отношений!
– Я не жена, – я покачала головой и уперлась спиной в стену между высокими окнами, – больше нет. Не так. Это не любовь и не брак. У нас больше нет будущего, просто отпусти меня.
– Отпустить? Я не могу и не хочу тебя отпускать! Ты моя женщина! Этим все сказано! А что мое, то мое навсегда! Пойми это наконец, Элина! У тебя есть только два пути, ко мне в объятья добровольно или…
– Или что? – хрипло от волнения спросила я.
– Или я перестану тебя уговаривать. Но я люблю тебя и хочу, чтобы ты сама пришла ко мне. Добровольно!
– Не могу… я больше не люблю тебя, Альберт Меня… – я словно на эшафоте, – меня тошнит от близости с тобой. Я не… могу пересилить себя. Это все. Между нами все закончено!
Он опустил голову и руки, глядя куда-то в рисунок мягкого ковра под ногами.
– Я ведь пытался по-хорошему, тебе просто нужно осознать, что, кроме прощения у тебя нет другого пути. – Снова посмотрел на меня, – тебе просто нужно подумать, все через это проходят. И ты пройдешь. А потом поймешь, что сейчас идеальное время.
– Что?
– Я даю тебе неделю, чтобы тебя перестало «тошнить», – он подчеркнул последнее слово, – потом ты сама придешь ко мне в постель и получишь всю ласку, что заслуживаешь. Это мой тебе подарок в честь примирения.
– Ты вообще меня не слышишь? – в неверии прошептала я.
– Через неделю мы начнем все заново и, более того, я сделаю тебе самый большой подарок в твоей жизни. А ты будешь за него благодарна.
Первая моя мысль была о свободе, но ведь это не реально для меня?
– Какой? – осмелилась спросить я.
– Ребенка, Элина. Нам пора расширять семью.
Глава 11
Голос Альберта, что-то кричащего по телефону в столовой, был слышен даже возле моей временной спальни. Я опоздала к завтраку, потому что почти не спала ночью. Попеременно боялась закрыть глаза, чтобы обнаружить мужа на себе, явившегося зачать мне ребенка и пропустить сообщение или звонок от Карины.
Но телефон подруги молчал, и мои сообщения не были доставлены даже к утру. Я начала откровенно волноваться, а потом отключилась за час до подъема.
Поэтому сейчас я иду в пижаме, а не при параде, как «обязана радовать глаз мужа» и мне абсолютно пофиг, что он скажет. Есть беспокойства поважней, чем настроение Альберта.
Например, были ли отправлены маме деньги и лекарства. Ответа пока нет и моего спокойствия тоже. Звонить самой маме из дома я не рискую, потому что у меня уже паранойя, что меня везде прослушивают и подглядывают. Вычислил же Кантор, что я содержу свою мать и тайно общаюсь с ней.
– Перепроверь еще раз! – кричал Альберт на кого-то, – как вы могли не заметить, что такое количество миноритариев продают свои акции? Найдите, кто их скупает! Или остановите торги, снимите акции! – он был просто в бешенстве и орал, скорей всего, на своих подчиненных. – Мне плевать, что это невозможно! Остановите это! Найдите каждого акционера, что сбросил свою долю и лично вытрясите из него, кому он их продал!
Теперь я чувствую себя вообще на пороховой бочке, разве могло быть еще хуже?
Войдя в столовую, я обнаружила мужа, бороздящего зал как лев клетку в зоопарке. Выражение лица было соответствующим, захотелось вернуться в спальню и подпереть дверь кроватью. Но выбора у меня нет и, если я не сяду с ним завтракать, добрей он не станет.
Я заняла свое место, а он будто почувствовал мое присутствие и обернулся, чтобы испепелить гневным взглядом. Но телефон не убрал, а еще несколько минут продолжал кому-то угрожать расправой за какие-то проданные акции. Кажется, все плохо.
Служанка Мадина, принесла мою тарелку с завтраком и чашку горячего кофе, к которому я сразу припала как эликсиру жизни. Выпила почти залпом, пока Альберт был занят криком, и попросила вторую.
Я сегодня буду явно не в себе, недостаток сна, нервное истощение и передозировки кофеина, что может быть прекрасней? Разве что муж.