– Дай ему время.

– В том-то и дело: похоже, у нас его совсем нет, хотя я в восторге, что он мне пишет. Пока я добиралась до работы, мы все время обменивались сообщениями. Не знаю, что и думать…

Друзья вместе быстро пролистали штук двадцать бессвязных посланий. Присутствовали признания в любви (типа «Ты, я и вечность»), стихи (явно слишком хорошие для того, чтобы их автором оказался Бернар), но фигурировали и целые водопады мемов из интернета, и лавины смеющихся смайликов (причем с обеих сторон).

Последнее сообщение оказалось на редкость лаконичным:

БЕРН

Мне необходимо увидеть тебя завтра вечером.

Взгляд Альберта загорелся, как у болельщика, предвкушающего кульминацию состязания. Заметив его интерес, Олимпия, в свою очередь, закатила глаза, потом игриво посмотрела на приятеля и при нем набрала ответ:

ОЛИМПИЯ

И мне тоже.

Где?

9. Все кошки серы

– Опять уходишь?

Услышав голос матери, Олимпия чуть не подпрыгнула. Она настолько сосредоточилась, подводя глаза, что не заметила, как та подошла.

– Да. У меня… встреча.

– С кем? – настойчиво продолжала выспрашивать мать.

– С другом.

– Олимпия, у тебя появился парень?

– Мама! – От волнения ее рука дернулась, и теперь девушка походила на енота. – Я же сказала, с другом!

– Ладно, ладно, – сдалась мать. – Я собиралась предложить устроить девичник, как прежде…

«Прежде» – это было очень давно. «Прежде» – это было тогда, когда мать с восторгом окуналась в суету работы, выставок и переговоров с арт-дилерами. Тогда, когда отец еще был с ними. Олимпия отложила карандаш и обернулась, устыдившись. Точно, сегодня вторник. Но уже столько месяцев они не устраивали девичников по вторникам, что Олимпия и думать забыла. Под взглядом матери девушка почувствовала себя виноватой. Но сейчас, когда наконец у нее назначено свидание, она не могла найти в себе сил, чтобы возобновить традицию.

– Мне очень жаль, – промолвила она. – Давай как-нибудь в другой раз…

– Да ладно, не важно. Конечно, в другой раз. Пойду в студию, нужно сделать рывок с новой выставкой.

Олимпии было прекрасно известно, что для матери это очень даже важно и что ее улыбка столь же хрупка, как и холсты, на которых она создавала свои картины. Пожалуй, стоит написать Бернару и отменить встречу. Однако, взяв в руки телефон, Олимпия обнаружила еще дюжину посланий от француза – нечто вроде обратного отсчета до назначенного часа вперемешку со стихами; от волнения по спине пробежали мурашки, и девушка улыбнулась. Маму она успеет порадовать как-нибудь потом.

Они договорились встретиться у Триумфальной арки. Когда Олимпия пришла, Бернар уже был там. Завидев ее, он бросился к ней, распахнув объятия и наградив долгим поцелуем в губы.

– Я постоянно думаю о тебе, представляешь? – выпалил он, когда они разомкнули руки. – Ты будешь в восторге от места, которое я забронировал. Наверняка ты не видела ничего подобного…

От Триумфальной арки они прошли по бульвару до ресторана, уворачиваясь от скейтеров, парочек, фотографирующихся в закатных лучах, и гигантских мыльных пузырей.

У дверей заведения Бернар остановился, чтобы сделать селфи с Олимпией на фоне пальм на бульваре. Когда он прильнул к ней с поцелуем, прежде чем нажать на иконку, она почувствовала, что все это выглядит глуповато; в то же время ее взволновала пришедшая в голову мысль: она ведь давно решила, будто ей никогда не доведется испытать подобные ощущения, и уж тем более с молодым человеком, с которым знакома лишь пару дней.

Сделав фото, Бернар незамедлительно переслал его Олимпии в мессенджере. Пришлось признать, что выглядели два сияющих лица в этот момент довольно неплохо.

Ресторан носил название «Dans le Noir»^[19]. Перешагнув порог, Олимпия поняла, что место и вправду весьма своеобразное.

В вестибюле с окнами, затянутыми черными портьерами, служащий объяснил им и другим гостям, что их ожидает незабываемый опыт. Им предстоит ужин в непроглядной темноте. Даже не будет видно, что им подают. Официанты также окажутся невидимыми, и впервые в жизни гости испытают полное отсутствие привычного чувственного восприятия. Кроме того, он предупредил, что нужно стараться говорить потише, поскольку обычно, не сумев оценить расстояние до других столиков, посетители начинают кричать.

Олимпию охватило необычайное волнение: интрига одного из ее любимых фильмов – «Бойфренд из будущего»^[20]– завязалась как раз в подобном ресторане.

Когда подошла их очередь, они встали друг за другом и двинулись вперед; цепочку возглавлял слепой юноша, представившийся как Феликс. В ресторан они прошествовали, положив руку на плечо идущего впереди.

В коридоре освещение постепенно тускнело, пока в конце, за тяжелым занавесом, не исчез малейший лучик света.

Первой мыслью Олимпии было развернуться и бежать без оглядки, но она продолжала идти вперед. Собственное дыхание вдруг показалось ей слишком громким, а ткань футболки на парне, на чьем плече лежала ее рука, обрела выразительную текстуру.

Когда в полной темноте гости расселись, Феликс предупредил, что они не должны вставать с места, не известив его, чтобы дело не кончилось несчастным случаем. Затем он налил каждому по бокалу вина, которые все схватили на ощупь. Лишь основательно вцепившись в хрустальные ножки, гости осмелились чокнуться.

– Какое необычное место! – произнесла Олимпия, и ее голос странно прозвучал в этом мраке, будто она вещала из морских глубин.

– Да, ты поняла? На моем месте сейчас мог бы быть любой, и на твоем тоже… но твой голос, запах, связующая нас невидимая нить убеждают меня, что ты здесь, рядом…

Внезапно пальцы Бернара, изучающие скатерть, коснулись ее руки. Но не остановились; невидимая рука продолжала свой путь, гладя ее предплечье, пока с неловким смешком девушка не отстранилась.

– Перестань, щекотно!

Именно в этот миг появился официант и объявил, что принес первое блюдо. Олимпия с облегчением выдохнула. Она вовсе не чувствовала обещанного расслабленного покоя. В отличие от Бернара она нервничала оттого, что он рядом, а она его не видит.

Феликс объяснил, что блюдо состоит из трех компонентов; есть можно руками, но также можно рискнуть и отважиться на вилку с ножом. Олимпия даже и пытаться не стала: она брала еду пальцами, наугад определяя какой-то пирожок с соусом, овощной рулетик и сливки в стаканчике, который она осушила одним глотком. Тем временем Бернар, похохатывая, наслаждался каждым новым вкусом.

– Правда, как будто открываешь для себя еду в первый раз?

– Не знаю… – ответила Олимпия, ощущая растущую скованность. – Но вкусно.

– Восхитительно!

Когда принесли горячее, дело пошло веселее. Олимпия распознала, хотя и не сразу, свиную рульку и картофельное пюре. К этому времени ее пальцы покрылись липкой пленкой; она чувствовала себя маленькой девочкой, которая ест руками и никто ее не ругает. Бернар же не замолкал ни на минуту: описывал, как легко он справляется со столовыми приборами, читал наизусть стихи, сыпал анекдотами про свою бывшую, излагал пламенные теории о любви…

– Кстати, – вдруг заявил он, когда принесли десерт, – хочу попробовать поцеловать тебя в темноте.

Как обычно, ответа он дожидаться не стал. Олимпия услышала какой-то шорох над столом и в следующий миг ощутила, как губы Бернара ищут ее губы. Но это было не единственное, что она заметила. Руки француза, пока он искал ее рот, пропутешествовали по ее плечам до шеи. И там не остановились. Пальцы скользнули по ключице, затем осуществили вертикальное падение и схватились за грудь.

– Это что еще такое?!

Олимпия влепила удар куда-то в темноту, заехав Бернару по рукам, которые моментально втянулись обратно, как щупальца. Попутно она задела бокалы, и в падении они увлекли за собой тарелки, расплескивая содержимое и обрушиваясь на пол дождем невидимых осколков.

Люди за соседними столиками в испуге спрашивали, что происходит. Олимпии показалось, что заодно со светом ее лишили и воздуха, стало трудно дышать. Вопреки указаниям официанта она вскочила на ноги.

– Олимпия, куда ты? – возопил Бернар. – Прости, я думал, что…

Но она не ответила. Ей было необходимо выбраться оттуда. Видеть. Бежать. Все происходящее совершенно перестало походить на ее любимый фильм.

Она стремилась на ощупь найти занавес, отделявший зал от коридора, но по пути обнаруживала лишь головы перепуганных людей, издававших недовольные или жалобные вопли, и стулья, за которые цеплялась носками туфель.

– Сеньорита, стойте! – прокричал голос, похоже принадлежащий Феликсу.

И вновь Олимпия, проигнорировав приказ, продолжила свои поиски, пока наконец не нашла долгожданный занавес. Резким рывком она отдернула его в сторону и, хватаясь руками за стены, добралась до вестибюля.

За ней слышался гул голосов, в том числе и Бернара – он умолял ее вернуться, но Олимпия не остановилась. В отличие от Орфея она уходила одна и назад не смотрела.

10. Необъятная глубина сердца

Пока Бернар не успел выбраться из чернильного мрака ресторана, Олимпия заспешила вперед по бульвару Пикассо. Ее терзали смешанные чувства – злость, печаль и стыд. Этот гад вообразил, что может ее лапать, не спросив согласия! Бернар ей нравился, но своим поведением перешел все красные линии. Как-то она прочитала фразу Гермеса Трисмегиста, возможно самого древнего учителя человечества: «Что внутри, то и снаружи»^[21]. Олимпии весьма скоро предстояло убедиться в том, насколько верна эта истина.

Вероятно, бушевавшая в душе буря подтолкнула ее действовать именно так, как она действовала в следующий момент. Олимпия стояла перед входом в парк Сьюдадела^[22]. Все произошло в мгновение ока, но в ее глазах представлялось последовательной сменой кадров в киноленте.

Высокая стройная девушка скандинавской наружности беззаботно болтала по телефону, когда приближавшийся со спины велосипедист почти задел ее, объезжая справа. Прежде чем он успел сдернуть сумку с плеча девушки, Олимпия уже знала, что именно это он и сделает.

Говорят, будто выдающиеся футболисты отличаются от прочих тем, что видят реальность, как при замедленной съемке, и это позволяет им с поразительной легкостью предугадывать атаки соперников, выхватывать у них мяч и обманывать противника. После кошмарно проведенного вечера Олимпии было суждено испытать подобное озарение.

Ни секунды не раздумывая, она боком толкнула велосипедиста, когда тот мчался мимо нее.

Падая, воришка вытянул вперед обе руки, чтобы смягчить приземление. Сумку при этом пришлось отпустить: ее тут же поймала Олимпия и, как в регби, перебросила подбегавшей законной владелице.

Кое-как подняв велосипед, потерпевший поражение хулиган выхватил нож и, сверкнув глазами, пригрозил девушке:

– Ща порежу!

Оцепенев от шока, Олимпия выдержала его взгляд.

Бритоголовый мерзавец развернулся и укатил, крутя педали, а девушка почувствовала, что силы оставляют ее. От наступившей слабости она бы опустилась прямо на землю, но хозяйка сумки поддержала ее с неожиданной силой. Ее акцент лишь подтвердил догадку Олимпии, что она иностранка.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – воскликнула она со слезами на глазах. – То, что ты сделала, впечатляет! Представляешь, в этой сумке у меня и паспорт, и деньги, и камера… да что там, вся моя жизнь! – Поддавшись порыву, она крикнула вслед удаляющемуся вору: – Выкуси, сволочь! – И тут же, не отпуская Олимпию, заявила: – Ты – мой герой! Сама-то как?

Как она? Только что ей грозили смертью, а до этого она помешала ограбить незнакомку. Смесь адреналина и страха оттого, что гнусный тип может вернуться, окончательно подкосила Олимпию, и она уселась на землю, чтобы восстановить дыхание.