Вместо ответа собеседник взял ее фониль, покрутил в пальцах и бросил в ящик стола. Потом продолжил, роняя слова спокойно, почти скучающе:

– Допустим, я тебя просто отпущу, чтобы не расстраивать своих друзей возможной оглаской. Из Университета, конечно, придется уйти. Согласись, воровке не место в этой профессии. Если посмеешь остаться, я пущу такие слухи, что после обучения тебя ни в одну вшивую купеческую конторку не возьмут даже поломойкой. Разве что очень далеко от столицы! И то, для правильно запущенных слухов расстояния не существуют. А слово Александра Монтроза стоит дорого. Ты обо мне, случайно, не слышала?

Монтроз?! Так вот почему его так назвали в гостиной – лэрдом Корсаром! Темные боги… Маред задохнулась глотком воздуха. Она пыталась обокрасть Александра Монтроза? Хозяина юридического дома «Корсар»? Одного из дюжины королевских стряпчих? Дура, трижды три раза дура! И винить же теперь некого…

– Вижу – слышала, – удовлетворенно кивнул Монтроз.

Из гостиной даже сквозь плотно запертую дверь доносилась музыка, там вовсю развлекались. Маред вспомнила местную публику – и содрогнулась. И это гости королевского стряпчего, оплота законности? А сам хозяин! Приходилось ей слышать о закрытых клубах для аристократов, где процветали немыслимые пороки, но такие места обычно принадлежали Ночному народу, как в столице вежливо называли вампиров. У нежити нет морали и понятий о приличии, как нет бессмертной души. Но люди! Бригитта милосердная, ведь Монтроз не врет. Ее просто не выпустят отсюда…

И без того красные щеки запылали еще сильнее, губы мгновенно пересохли. Маред представила, что с ней сделают в полиции, если она хотя бы намекнет, что королевский стряпчий Монтроз… Да ему слово стоит обронить – и ее сотрут в порошок! Но… если бы он собирался вызвать полицию, то уже вызвал бы. Значит, об этом можно не думать. Это он ее просто пугает, как пугал возможным скандалом Оршез. Второй раз она на такую уловку не попадется. А вот вторая угроза – это серьезно. Ее вышвырнут из Университета. Если Монтроз пожелает – найдут к чему придраться и вышвырнут. Тем более что денег на оплату все равно нет. Мерзавец Монтроз… Какой же негодяй! Но… он прав. Маред сама виновата во всем. Только… чего же он хочет? К чему ведет?

– А третий вариант какой? – изо всех сил стараясь не сорваться в бесполезные слезы, проговорила Маред.

– А ты уверена, что есть третий вариант? – деланно удивился Корсар и тут же рассмеялся. – Ну да, есть. Умница. Только прежде чем я его назову, ответишь на один вопрос. Что ты должна была сделать или украсть?

Он расслабленно откинулся на спинку кресла, не сводя с Маред блестящих глаз и откровенно рассматривая ее. Выглядело это не так мерзко, как у Оршеза, потому что во взгляде Монтроза не было презрения, но тем… опаснее. Маред облизнула сухие губы. Говорить? Оршезу она ничем не обязана. Тот ее вообще заставил, если начистоту. Хотя и сама хороша… Сказать? Или нет?

– Я тебе, пожалуй, помогу с моральными терзаниями, – тихо сказал Монтроз. – Если будешь молчать, возможен еще и четвертый вариант. С участием кого-нибудь из нашего клуба. Например, Тима, как он и предлагал с самого начала. Тим очень любит симпатичных девушек. Правда, после общения с ним они перестают быть такими симпатичными… Ты любишь грубых мужчин, девочка? Сомневаюсь в этом. Значит, говори. И поверь, тебя саму сдали бы без малейших раздумий.

– Даблион, – решилась Маред. – Я… должна была взять даблион.

На душе было мерзко, словно она окунулась в грязь по уши, и теперь та стекает с лица, мерзкая, вонючая. Монтроз смотрел с удовлетворением, в котором Маред чудилась явная нотка презрения. Извращенец проклятый. И он, и его друзья. Разве ему понять? Сам-то, наверное, счета деньгам не знает! Но уговорить собственную совесть не получалось: никто сюда Маред силой не тянул. Могла бы отказаться!

– Понятно, – усмехнулся, наконец, Монтроз. – Я-то думал… неважно. А это просто чокнутый Эдвард со своей манией заполучить мой даблион? Сдал тебе код и прислал сюда. Прелесть какая. Ну спасибо, девочка, порадовала.

Он улыбался холодно и жестко – Маред сразу поняла, за что этого человека прозвали Корсаром. И посочувствовала себе и несчастному Эдварду Оршезу, пожалуй. Такой на рею уже не вздернет, не принято это в просвещенном девятом веке от Конца Тьмы, но и пакости не простит. А Оршез, как ни крути, задумал именно пакость.

– Третий вариант, – напомнила она. – Вы обещали.

– Разумеется, – откликнулся Монтроз, возвращаясь к прежнему ласково-насмешливому тону. – Я сам тебя накажу. Без участия полиции, лэрда декана и кого-либо еще.

– Накажете? Как?

Монтроз пожал плечами, посмотрел на стакан, потом снова на Маред – равнодушно, почти скучающе.

– Для начала выпорю. И не смотрите с таким ужасом, тьена студентка. А чего вы ждали за воровство? Или все-таки предпочитаете полицию? Разбирательство, суд и тюрьму?

Маред помотала головой, не в силах вымолвить ни слова – горло перехватило спазмом.

– Ну и правильно. Если вы первый раз решились на такое, то есть шанс, что поможет. А вот потом…

Он покачал стакан с темным золотом в руке.

– Потом вы проведете со мной остаток этой ночи. Должен же я получить компенсацию за беспокойство?

Потерянный было дар речи вернулся: от возмущения. Маред вспыхнула от ушей и до кончиков пальцев на руках, словно по жилам вместо крови полился кипяток. Вжалась в кресло, приготовившись вскочить, и выпалила:

– Да как вы смеете! Я не такая! Я…

– Так в этом и интерес, – хмыкнул Монтроз, не переставая ее рассматривать. – Вы же видели эту прелесть, что мне преподнесли? Очаровательна, правда? И наверняка скучна до одури, как всякая продажная женщина. А с вами, моя радость, все будет по-настоящему. Невинной девушке я бы подобное не предложил – слишком много мороки. Но вы-то вдова. Притом не простолюдинка, а все-таки тье, значит, болтать об этом приключении не будете – побережете репутацию. И терять вам, учитывая обстоятельства, решительно нечего. Придется, правда, потерпеть, привычки в постели у меня весьма… экстравагантные. Но уж точно не страшнее пяти-шести лет в Шестронской женской тюрьме. Ничего с вами от одного раза не случится. Зато будете спокойно учиться дальше: без полиции, без проблем, с чистой репутацией…

– Я не… шлюха, – повторила Маред, стиснув пальцами подлокотники кресла. – Лучше вызывайте полицию!

Монтроз, поставив стакан на стол, легко поднялся из кресла, будто развернулась тугая пружина. Шагнул к Маред, наклонился, опираясь ладонями о подлокотники. Она замерла, как перед хищным зверем, едва дыша. А в нем и было что-то от крупного хищника. Серебристо-серые глаза оказались совсем рядом, пахнуло горьковато-свежей душистой водой и бренди, а из-под всего этого пробивался еле уловимый запах мужского тела, и Маред чуть не заскулила от страха и отвращения.

– Полагаешь, это лучше? – тихо-тихо спросил Монтроз. – Ты хоть видела, что такое тюрьма? На грязных нарах с товарками по камере или в караулке у охранников тебе понравится больше? Глупая девчонка, за тебя же никто не заступится. Думаешь, Эдвард Оршез не сумеет откупиться или свалить все на тебя? И учти, что мне стоит пообедать с королевским обвинителем – и ты пожалеешь, что на свет появилась.

– Не надо…

Губы не слушались. Маред вдруг поняла, что происходит: вот прямо здесь и сейчас. И никак это не остановить, словно в страшном сне, когда руки-ноги не слушаются. Дура. Какая же она дура. И поздно жалеть и каяться…

Жесткие горячие пальцы вздернули ей подбородок кверху, не позволяя опустить глаза. Монтроз – Корсар проклятый – медленно и размеренно продолжил, роняя каждое слово, будто гвоздь забивал:

– Не надо? Я тебя сюда не звал, глупая девчонка. Ты сама захотела: то ли легких денег, то ли еще чего. А за все надо платить. Выбирай: твое будущее или одна ночь. Что, смелости не хватает? Боли боишься? Или мораль не позволяет? О морали и порядочности надо было думать раньше, когда шла воровать. А теперь скажи спасибо, что я буду один. Делиться не люблю, так что больше тебя пальцем никто не тронет. И если будешь умницей, то утром уедешь домой, а не на тюремные нары.

Маред замотала головой, пытаясь вырваться. К глазам подступили слезы, но она представила, как презрительно скривится проклятый ублюдок и извращенец – и слезы высохли, не успев брызнуть. Боль? Да не боится она боли! Но как же это мерзко! Стыдно, грязно, отвратительно…

– Не хочу, – проговорила она чужими, застывшими, как на морозе, губами. – Пожалуйста, не заставляйте. Я не хочу.

– А тебе и не обязательно хотеть, – промурлыкали ей жарко в самое ухо, обдавая его горячим дыханием. Пальцы снова сжимали подбородок, теперь просто не давая отстраниться. – Главное, что хочу я. Очень хочу. Будешь моим подарком на день рождения, девочка.

Пальцы легко и равнодушно толкнули ее, исчезая, Маред сжалась в кресле, ненавидя себя, как никогда в жизни. За глупость, за жадность, за то, что сдалась. Сдалась ведь!

– Тебе нужно в ванную? – безразлично поинтересовался Корсар и, дождавшись, когда она помотает головой, протянул руку в отвратительной пародии на учтивость: – Тогда идем.

Подняться из кресла оказалось невозможно. Совершенно невозможно. В горле встал плотный горький ком – куда тяжелее, чем от кофе – и Маред подумала, что ее сейчас вырвет. А ноги точно не удержат.

– Даже не думай, – ласково предупредил ее Монтроз. – Я не верю женским истерикам и считаю лучшим средством от них пару пощечин. Если действительно плохо – сходи в ванную. Позвать прислугу, чтобы проводила?

– Нет, – выдавила Маред.

Она встала сама, но каблук зацепился за совершенно гладкий ковер. Маред едва устояла на подгибающихся ногах, невольно схватившись за подставленную ладонь. Тут же выпустила ее, словно обожглась.

– Осторожней, – хмыкнул ее мучитель. – Не делай такое лицо, словно идешь на заклание. Просто слушайся – и все будет хорошо.

«Не будет, – с абсолютной ясностью подумала Маред. – Уже никогда ничего не будет хорошо. Или хотя бы так, как было. Ненавижу. Все равно, что он со мной сделает – ненавижу. И убью… когда-нибудь. Не знаю, когда и как, но убью. А сейчас просто придется потерпеть. Это не со мной. Это все просто происходит не со мной, – повторяла она привычную с детства успокоительную мысль. – Я выдержу. Главное, чтобы там не было огня. Ведь не будет же, правда?»

Она зло скинула опустившуюся на плечо ладонь Монтроза, шарахнулась к стене.

– Не трогайте меня! Сама пойду!

ГЛАВА 3. Форс-мажор на фоне канделябра

В спальне Монтроза было тихо и темно. Теплый свет сочился сквозь кремовый стеклянный колпак изящного бра и ложился только на кровать, оставляя комнату в шоколадной полутьме. «Как на сцене», – подумала Маред, привычно отметив краешком сознания, что лампа астероновая. Зато у изголовья кровати на полочке для мелочей стоял подсвечник в дюжину свечей, и вот он-то Маред не понравился совсем. Тонкие красные столбики воска, такие невинные, обычные… Маред сглотнула и отвела от них взгляд, с тоской подумав, что вот бы этим подсвечником – да лэрда королевского стряпчего по голове. Маленький, тяжелый, так и просится в ладонь… Но на сегодня она уже достаточно натворила глупостей, не хватало только случайное убийство к ним добавить. В доме, где между ней и выходом толпа гостей, отлично запомнивших Маред в лицо. Еще и фониль остался в кабинете Монтроза, его не забрать, а по номеру кристалла ее найдут в тот же день.

Маред вдохнула – глубоко, как только могла, – и выдохнула, не решаясь сделать шаг от двери в полутьму комнаты.

– Так и будешь там стоять? – поинтересовался Монтроз.