Мы перешли к стопочкам цветного мыла. Бледно-розовое, уныло-зеленое, печально-синее. Запах не рыбный, но и не особо приятный. Кто-то явно пытался добавить цветочного аромата, в итоге получилось либо средство от клопов, либо дешевый освежитель для туалета.

– А вот эти самые дорогие, – Лада протянула мне просто белый кусок без запаха. – По пять медяков. Для самых взыскательных клиентов.

Я едва смогла сдержать усмешку. Да уж, отличное место для взыскательных клиентов. Они наверняка толпой сюда так и валят, только успевай принимать.

– А это что? – указала я на шеренгу темных пузатых склянок.

– Мыльный взвар, чтобы волосы блестели.

Интересно, о каких волосах речь? Кажется, у большинства увиденных мной старперов макушки были лысыми. Она же не имеет в виду всякие кучерявости, растущие ниже?

Стало смешно. Но смешок я проглотила, потому что Лада с самым серьезным видом продолжала экскурсию. Не хотелось ее обижать.

– Вот здесь мази. Для лица, для рук, для пяток, чтобы не трескались. Чтобы не прело.

Боже, тут еще и преет кто-то… Обожаю это место.

– Полотенца. Банные большие, – указала Лада на целый пролет, заполненный стопками нового барахла, – поменьше. Вот тут для рук, тут для ног, для лица. Эмма очень их берегла. Пока старые до дыр не застираются, новое не выкладывала. Экономила.

Это она зря. Если бы я в бане получила застиранное полотенце, похожее на марлю, ноги бы моей в той бане больше не было.

Мысленно поставила себе галочку: обновить полотенца. Если я хочу задержаться в этом месте и не вздрагивать каждый раз, когда на глаза попадается всякая дичь, придется отказаться от экономии и поработать над имиджем.

– Мочалки, куски пемзы, шапки для парной, – перечисляла Лада, указывая пальцем то в одну сторону, то в другую, – ковшики для воды. Настойки для ароматного пара. Простыни для отдыха, лечебная соль.

– А веники?

– Часть в предбаннике, но основные запасы в сарае. Сейчас покажу.

Мы вышли через черный ход в тот двор, где стоял чан для купания, и по узкой тропке, затаившейся среди кустов, свернули к небольшому, слегка покосившемуся сараю. Лада отставила в сторону полено, выполнявшее роль запора, и потянула за ручку. В нос тут же ударил густой лиственный запах, щедро приправленный кислым. Я поморщилась и заглянула внутрь. Веники плотными шеренгами висели на веревках, натянутых от стены до стены. Я увидела резные дубовые листья, простые березовые и кокетливые рябиновые. В другой стороне топорщился иглами можжевельник. Травяные тоже были – я нашла крапиву, мяту, полынь и еще какие-то растения, названия которых мне неизвестны.

– Заготавливаем сами и у деревенских по дешевке закупаем, – рассказала Лада, когда я поинтересовалась, откуда столько богатства.

Следующим пунктом стала постирочная. Там на плоских черных камнях стоял большой чан, из которого торчала палка, больше похожая на весло, а на стенах висели рифленые доски.

– Тут мы кипятим. Тут полощем. Сушим на улице под навесом.

– Неужели все сами? – ужаснулась я.

– Вот еще. У нас Байхо есть, – фыркнула она, – и воду мигом согреет, и простирает хорошенько, и отожмет так, что ни капли не останется.

– Надо же, какой полезный… а с виду и не подумаешь.

В этот момент мне на голову шлепнулась мокрая тряпка.

Вот ведь гад жидкий!

После инспекции постирочной мы вернулись в главное помещение.

– Ну что, пора начинать? – Лада проворно закатала рукава. – Сегодня клиентов не будет. Каждую субботу у нас день уборки. Эмма очень строго следила за тем, чтобы все было в порядке и строго на своих местах. За малейший недочет наказывала.

А меня она, интересно, за что наказала? Фернанде, значит, два дома, участок и резные стульчики с украшениями, а родной племяннице вот это вот распрекрасное место. Нечестно.

Еще больше в несправедливости бытия я убедилась, когда Лада притащила из подсобки две швабры с отполированными до блеска темными ручками и растрепанной махней на конце. А еще два ведра, губки, банку с густым щелоком и пузырьки с чем-то вонючим.

– Сейчас как все отмоем до блеска! Как ототрем! – с полубезумной предвкушающей улыбкой маньяка Лада ринулась в бой, а я уныло поплелась следом. Нет, работа меня не пугала, и отлынивать я не собиралась, но что-то подсказывало, что приятного в этом месте мало.

И первой же находкой стали трусы. Колоритные видавшие виды портки. Белые, рыхлые, из просвечивавшей от ветхости ткани, с кокетливой такой дыркой по заднему шву. И очень объемные, как парашют. Меня в них три штуки упаковать можно.

– Ух ты, красота какая! – засмеялась Лада, сдергивая находку с крючка. – Последний писк моды.

Я сокрушенно покачала головой:

– Как же он, бедолага, ушел без них?

– Налегке. И по ветру гордо развевались кудри… и все остальное.

– Пожалуйста, не надо о всем остальном, – я закатила глаза, – у меня до сих пор шок после первого знакомства с местным контингентом. Старокраковский колбасный цех, не иначе.

Лада прыснула со смеху. В отличие от меня, ее находка не смутила.

– Ты знаешь… чего мы тут только не находили. Так что это еще цветочки. – И небрежно кинула труселя в кучу грязных полотенец: – На тряпки изведем.

Легче не стало. Мне еще только тряпок из чужих трусов не хватало!

Все больше убеждаясь в том, что это место нуждается в серьезных обновлениях и переделках, я принялась протирать стены в раздевалке специальным раствором. Вонял он жутко – смесью уксуса и еловой настойки, – аж глаза щипало, но Лада сказала, что он всю заразу убивает, поэтому пришлось жмуриться и тереть.

То ли я нежная слишком была, то ли у Лады уже иммунитет образовался после стольких лет работы, но она, помощница моя шустрая, легко справилась со своей стеной, а я застряла где-то на половине. Губка быстро сохла, приходилось постоянно добавлять еще средства, а от этого вонь становилась еще невыносимее.

– Ты губку в воде смочи – легче будет и средство не так быстро улетучится.

– Что ж ты раньше-то не сказала? – Я закашлялась.

– Прости. Думала, это очевидно.

Я смочила губку в теплой воде, плеснула вонючей отравы и снова принялась тереть. И правда стало легче. Вонь хоть и осталась, но глаза уже не так щипала, и работа пошла гораздо быстрее.

Когда с раздевалкой было покончено, мы отправились в помывочную. В прошлый раз я была так обескуражена некоторыми персонажами, что не успела хорошенько оценить обстановку. Она была… удручающей. Во всем, начиная от перемазанных не пойми чем мутных окон и заканчивая ржавыми медными скобами на чанах для воды. Какие-то мочалки вонючие, ошметки мыла, ковшики с обломившимися ручками, кривые тазы. Потолок темный с намеком на плесень… Как вообще можно здесь мыться? Неужели не противно? Тут же фууу…

Меня передернуло. А Лада скомандовала:

– Осуши здесь все.

И… ничего.

– Байхо! Стервец! Ну-ка живо иди сюда! – крикнула Лада во весь голос.

Я аж подскочила от испуга. А Жидкий не торопился. Неспешной каплей просочился между помывочными лавками, заполз вверх по стене и нахохлился.

– Дождешься – в банку посажу! Помнишь, как хозяйка тебя на неделю заперла? То-то же!

Дух обиделся. Брызнул в нас водой и снова исчез. А спустя пару мгновений баня наполнилась молочно-белым туманом. Таким плотным, что я даже руку свою вытянутую рассмотреть не могла. Минута, две, три… Я боялась шевелиться: вдруг сейчас из этой мглы что-нибудь выскочит? Привидение какое-нибудь. Очередные протертые труселя с пропеллером. А потом ра-а-аз – и туман пропал, словно и не было его. Вместе с ним исчезли лужи с пола, остатки воды в тазах и чанах. Я аж икнула от удивления:

– Ничего себе…

Лада отмахнулась:

– Ерунда. Вот если бы он сам отмывал тут все до блеска, это было бы ничего себе. А он только воду туда-сюда гоняет, и все. Мыло и грязь на местах остаются. Хозяйка как-то раз пыталась его заставить сделать уборку, так пришлось на два дня закрываться, чтобы за ним все перемыть. Его предел – это белье в кадке баландать да отжимать. Там ума много не надо.

– Не нравится – таскай сама, – огрызнулся Байхо и уполз в щель в полу.

А мы принялись за работу.

– Сначала оттираем мыльные пятна, грязь, сало. Потом помоем чистой водой, – по-деловому рассуждала напарница, уверенно размахивая шваброй.

Я же пребывала в шоке.

Боже, тут мамонт, что ли, мылся? Откуда столько волос? А это что?

Я вытянула из угла что-то склизкое, длинное, со свалявшимися ворсинами. Пахло оно отвратно.

– Буэ… – меня передёрнуло, – какая жуть.

Я откинула гадкую находку в пустой таз и продолжила тереть, «добрым» словом вспоминая любимую тетушку.

– Что-то есть хочется, – сказала Лада спустя пару часов работы.

Я была занята тем, что соскабливала пренеприятную слизь со дна чана. Странно, что оно еще не ожило и не ползало по стенам, размахивая серенькими щупальцами. Чужой на минималках. И да, последнее, чего мне хотелось после лицезрения такой красоты, – это есть.

– Сейчас бы супчика наваристого, – мечтательно протянула моя помощница, – с сальцем, с чесночком…

– Ыыыммм… – промычала я, выколупывая из трещины чей-то обломанный ноготь.

– А еще бы пирожков жареных. С ливером.

– Пффф… – Пришлось стирать неприличную надпись, оставленную одним из старперов на замыленной поверхности. Хулиганье старое.

– И киселя.

На киселе я сломалась и выдала некрасивое:

– Буууэээээ. Помолчи, умоляю, – простонала, стряхивая с пальцев что-то липкое и волосатое, – просто помолчи.

– Но…

– Молчи.

У меня уже спина не разгибалась и руки щипало от едкого щелока, а конца и края работы было не видно! Грязищи по колено! Сюда бы СЭС пригласить, они бы мигом прикрыли эту шарашкину контору. Куда ни плюнь – везде кошмар. Тут проще все спалить к чертовой бабушке и заново построить, чем отмыть.

Лада, наоборот, была бодра. Ее вообще ничто не смущало и не могло испортить аппетит. Она привычно терла, командовала Байхо, когда требовалось сменить воду, и еще умудрялась мечтать о еде. Непробиваемая тетка. Опытная. Мне даже завидно стало, когда она начала напевать себе под нос. У меня самой в голове крутилось только что-то нецензурное. Особенно когда нашла под одной из лавок банку, а в банке что-то настолько вонючее, что желудок чуть наизнанку не вывернуло.

– Это ильменник. Он тонизирует.

Я была уже настолько натонизирована, что дальше некуда. Еще немного – и пойду убивать. Возьму эту вонючую мохнатую швабру, таз на голову вместо шлема напялю, выйду в центр города – и всем хана.

А тут еще Байхо откуда ни возьмись выскочил и перевернул таз с грязной водой.

– Да чтоб тебя! – Я в сердцах запустила в него тряпкой. – Я только там отмыла.

Дух радостно загоготал и принялся носиться кругами, довольный своей выходкой. Глядя, как он резвился, спустив мою работу в унитаз, я глухо произнесла:

– С этого дня я буду звать тебя Бякой.

– Эй! – тут же возмутился он. – Я Байхо, а не Бяка! Это древнее имя, оно означает…

– Мне плевать, что оно означает. Теперь ты будешь Бякой.

– Идеально! – тут же подхватила Лада. – Как я сама до такого не додумалась?! Бяка!

– Вы не имеете права! – закипел дух, покрываясь пузырями.

– Ты забыл? Она хозяйка Алмазных водопадов. И ей здесь принадлежит все: тазы, веники, склад и ТЫ! И она может дать тебе любое имя, какое только захочет! Хоть Пирожком, хоть Струей бобра. Так что радуйся, что тебя назвали Бякой.

Дух радоваться не хотел. Он, кажется, вообще оскорбился. Поэтому булькнул и просочился сквозь половицы под пол.

Лада не унималась:

– Надо же. Бяка. Прям не в бровь, а в глаз!

Она веселилась, а мне предстояло заново перемывать уже пройденный участок. Собирать тряпкой грязную воду и все эти гадкие находки, которые я из разных углов вытаскивала.

Настроение было ниже плинтуса. Тут можно вечно ковыряться, а чище и уютнее не станет. Бесполезная трата времени и сил.