– Ты это уже видела? – спросил Дом, не отрывая взгляда от телевизора. Он теребил в руках плюшевого пингвина, крутил его блестящие глазки-пуговки.

Женщина на экране вскочила, опрокинув стул. «Вы токсичные! – закричала она. – Токсичные!» – повторила женщина, тыча пальцем в воздух. Она удалилась, тяжело дыша, и оператор попятился из кадра, когда она пронеслась мимо.

Они посмотрели еще одну серию, потом еще. Дом лежал, положив голову ей на колени, и слизывал наркотики со своих пальцев. Когда он запустил руку ей в трусы, она не убрала ее. Они продолжали смотреть шоу. Все участницы ненавидели друг друга, ненавидели до дрожи – только чтобы не ненавидеть своих мужей. Настоящими казались лишь их маленькие собачки, которые моргали, сидя у них на коленях, они – души этих женщин, решила Алекс, крошечные душонки, бегающие за ними на поводках.

Сколько Алекс пробыла с Домом? Не меньше двух дней.

И как скоро после ее ухода Дом понял, что произошло? Почти сразу.

Дом позвонил ей четыре раза подряд. Он никогда не звонил, только писал. Поэтому Алекс мгновенно поняла, что совершила ошибку. Сообщения прилетали одно за другим.

Алекс

Ты блядь издеваешься?

Что за херня

Ты можешь просто взять ебучую трубку?

Когда он позвонил, Алекс десятый час пребывала в приятном бензодиазепиновом дурмане: на последних остатках ячменя остывал теплый компресс, от еды навынос в комнате воняло, но, к счастью, ее не было видно. Сообщения от Дома казались ей забавными.

Однако на следующий день Дом оставил сообщение, в котором чуть не плакал, почти как раньше, когда он был с ней довольно мил. Почти как друг, пусть и в своей безумной манере.

Наконец она ответила:

Я сейчас не могу говорить. Но через несколько дней, ок?

Сначала Алекс полагала, что найдется какое-нибудь решение. Так было всегда. Поэтому она продолжала динамить Дома. Он напоминал о себе почти каждый день.

Алекс?

Ситуация накалялась. Дом звонил снова и снова. Оставлял голосовые сообщения. Вел себя беззаботно, даже шутливо, как будто это было маленькое недоразумение. Затем резко переключился на агрессивный тон, в его голосе появились какие-то жуткие психопатические нотки, и она по-настоящему испугалась. Она вспомнила тот случай – в прошлом году. Или это было еще раньше, до того, как он уехал из города. Когда он разбудил ее, сдавив ей горло. Она посмотрела ему в глаза – его руки сжались еще крепче. На лице его была беззлобная сосредоточенность. Она не отводила взгляда, пока он не надавил так сильно, что ее глаза закрылись, и она почувствовала, как они закатываются.

Алекс могла бы сменить свой номер, но как быть с рекламой, за которую она уже заплатила и которая привязана к этому номеру телефона? Она сказала себе, что рано или поздно Дому это надоест. Ему потребуется свежая кровь.

Но однажды утром, выходя из дверей, она заметила Дома на другой стороне улицы. Дом стоял на тротуаре, засунув руки в карманы. Это был Дом, точно он. А может, и нет. Или это просто совпадение? Она не давала ему свой новый адрес. Внезапно ее охватила паранойя. Ячмень вернулся. Соседки перестали здороваться с ней, сталкиваясь в общей гостиной или на кухне. Они сменили пароль от Wi-Fi. Из шкафчика в ванной исчезли все лекарства, даже ибупрофен.

Алекс была ошарашена, у нее возникло чувство, что она заразна.

Это был мертвый вечер, ни одного клиента.

Возможно, вид у Алекс был колючий и отчаявшийся – люди чувствуют, когда тебе что-то нужно, у них звериный нюх на слабость. Алекс постоянно проверяла сообщения в ожидании клёва, но ее телефон обрывал только Дом, предлагая вызвать ей машину и уговаривая встретиться с ним на станции метро рядом с парком. Алекс перевернула телефон экраном вниз.

Алекс потягивала вторую порцию сельтерской из стакана для виски – лучше не пить, а только делать вид, что пьешь, – когда за стойку через несколько табуретов от нее сел мужчина. Мужчина в белой рубашке и с густой шевелюрой. При обычных обстоятельствах она бы сразу распознала в нем человека, самооценка которого так высока, что договориться с ним нереально. На таких мужчин не стоило тратить энергию. Но, возможно, ее тактика, направленная лишь на получение сиюминутной выгоды, была ошибкой – ведь к чему она ее привела? Она упускала из виду защиту, которую мог предложить не-клиент. Что-то более постоянное. И ее захлестнул адреналин: вот человек, который может все изменить.

Кто завязал разговор, он или она? Так или иначе, по приглашению мужчины Алекс пересела на табурет рядом с ним. Его часы блеснули, когда он подчеркнуто убрал телефон в карман: дескать, она полностью завладела его вниманием.

– Я Саймон, – представился мужчина.

Он улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.

Вот и решение, запасной выход, который, как она всегда подозревала, может появиться.

Алекс действовала как по нотам, словно готовилась именно к этому моменту, и, возможно, так оно и было. Она позволила Саймону заказать ей настоящую выпивку. Смеясь, прикрывала рот рукой, как будто была особенно застенчива. Она наблюдала, как он купился на этот жест, как купился на ее два скромных бокала белого вина, салфетку, чопорно расстеленную на ее коленях. Разговор шел легко. Вероятно, Саймону Алекс показалась нормальной девушкой. Обычной молодой девушкой, наслаждающейся городской жизнью. Но не чересчур: она отказалась от третьего бокала вина, однако согласилась на кофе.

Все прошло как надо. Саймон пригласил ее на свидание. Настоящее свидание. А потом еще на одно. Алекс прекратила встречаться с другими мужчинами. Избегала определенных мест, даже районов города. Никогда не приглашала Саймона к себе в квартиру. Она перестала отвечать на ночные звонки. Подавляла желание взять что-нибудь из вещей Саймона: жемчужные запонки, наличные, которые он небрежно бросал на тумбочке.

Когда ситуация стала отчаянной – спустя несколько недель?

Август был уже не за горами, а Алекс все еще мурыжила Дома, пытаясь сообразить, у кого ей перекантоваться, если – когда? – соседки ее вышвырнут. Ключи от квартиры пропали из ее сумочки – или их забрали соседки? Она целую ночь дожидалась на крыльце, пока самый дружелюбный сосед наконец не вернулся домой с поздней смены. Его лицо, как и у всех в последнее время, вытянулось при виде Алекс. По крайней мере, он разрешил ей подняться наверх, чтобы принять душ, хотя и не позволил остаться.

Затем положение спас Саймон.

У него дом на побережье. Он был бы рад, если бы она поехала с ним туда в августе. Она могла бы пожить там месяц. Каждый День труда он устраивает классную вечеринку – она хорошо проведет время.

Алекс покинула общую квартиру, не выплатив задолженность за аренду, хотя и оставила в качестве частичной оплаты бoльшую часть своей старой одежды и всю дешевую мебель из ДСП. Алекс игнорировала звонки и сообщения от бывших соседок, заблокировала номер Дома. Когда-нибудь Дом с этим смирится. Никто из тех, кого она уже считала своей прошлой жизнью, не знал о Саймоне, не знал, куда уехала Алекс. Никто из тех, кого она явно или неявно обидела.

Она исчезла – это было легко.

Остаток лета она проведет здесь, с Саймоном, а потом, в сентябре, переберется в город – у Саймона там есть жилье. У них пошли разговоры о том, чтобы Алекс переехала к нему. Всякий раз, когда Саймон намекал на возможное будущее, Алекс опускала глаза, чтобы скрыть отчаянную надежду. Саймон по-прежнему верил, что у Алекс есть квартира, и это было важно. Поддерживай видимость самодостаточности, дай ему почувствовать, что вся инициатива исходит от него. На данном этапе лучше всего соблюдать сдержанность.

Саймон.

Как правило, обычно он был добр с ней.

Показал Алекс на экране телефона свои фотографии в молодости – красивый мужчина с хищным лицом. Сейчас ему было за пятьдесят, но его густые волосы не поредели, и он в хорошей форме. Все благодаря палтусу, которым была забита морозилка, белым кускам, которые он жарил на гриле с таким количеством лимона, что у Алекс сводило скулы. У него был тренер, который подключал к его мышцам электроды, заставлявшие их напрягаться, и советовал ледяные ванны и мясные субпродукты – все эти новомодные ухищрения людей, сделавших свое здоровье профессией. Саймон маниакально придерживался дисциплины, так как, похоже, верил, что даже малейшая потеря бдительности приведет к катастрофе. И не исключено, что был прав. Иногда самоконтроль ослабевал. Тогда Саймон брал банку арахисового масла на диван, ел с тщательной аккуратностью, пока она не становилась пустой, и дочиста вылизывал ложку на удивление розовым языком. После чего грустно заглядывал в выскобленную банку, как будто это зрелище его оскорбляло.

У Саймона была дочь, которая не жила с ним, и бывшая жена на другом конце страны, но, насколько могла судить Алекс, они не держали друг на друга зла. Саймон всегда выходил из комнаты, чтобы поговорить с дочерью по телефону. У Кэролайн были темные блестящие волосы богачки, ухоженные брови и одежда из тканей, предназначенных только для химчистки. Она была одной из тех дочек богатых родителей, которые вызывают жалость, потому что в конечном счете могут купить все, кроме обаяния. Алекс видела Кэролайн только на фотографиях – худенькая девушка, которая на всех снимках обхватывала себя за локти и казалась угрюмой, даже если улыбалась. Она отчаянно мечтала стать певицей. Алекс предвидела, что в будущем дочь Саймона ждет разочарование, но кто знает, это могло быть всего лишь проекцией.

Дом Саймона стоял довольно близко к океану. Пересеченный балками потолок в гостиной был высотой футов двадцать. Полированный бетонный пол. Большие картины, которые одними своими размерами сообщали о солидной стоимости. Саймон специализировался на вторичном рынке, и Алекс старалась придать лицу глубокомысленное выражение, когда он показывал ей фотографии предметов искусства или когда они ходили на ужин в дом какого-нибудь коллекционера. Иногда она пыталась угадать цену вещей или угадать, что скажет Саймон, когда они останутся наедине. Но Алекс никогда не угадывала – слишком много всяких контекстов, о которых она понятия не имела. Например, похожая работа дала плохой результат на вечерних продажах. Или художник использовал материалы, разрушающиеся со временем, и произведение получилось слишком недолговечным, чтобы его можно было застраховать. Или если раньше картина принадлежала не тому человеку – новоиспеченному коллекционеру с наивным взглядом, руководителю технологической компании, попавшему под федеральное расследование, – это могло каким-то образом ее осквернить. Стоимость основывалась на совокупности факторов, а они постоянно менялись. Иногда произведение представляло собой просто идею, существовавшую только в виде изображения, что пересылалось туда-сюда по электронной почте, и коллекционеры перепродавали произведение еще до того, как увидят его в реальности.

Это игра – убедить людей, что товар стоит своих денег, и в этом смысле Алекс и Саймон не так уж сильно отличались друг от друга.