Товарищи уезжали, а я все никак не мог оторваться: крепкими корнями врос в землю Саратовского аэродрома… Я не мог бросить начатое дело. И когда в аэроклубе сказали, что на днях курсанты отправятся в лагеря, я согласился ехать туда».

Инструктором Юрия в аэроклубе был Дмитрий Павлович Мартьянов, которого можно считать «крестным отцом» летчика Гагарина. Несмотря на свою молодость (инструктор был всего на три года старше Юрия), Дмитрий Павлович показал себя крайне требовательным наставником. За малейшее отклонение от задания курсанты получали выговор. «Летное дело не прощает даже малейшую ошибку, – говорил Мартьянов. – За каждый промах в воздухе можно заплатить головой». Летать правильно называлось у него «летать красиво». Так оно и есть – полет классного летчика завораживает своей красотой. Сергей Иванович Сафронов, бывший командиром учебного звена, в которое входил Гагарин, рассказывал курсантам о том, каким должно быть поведение летчика в бою. Мартьянов об этом рассказать не мог, поскольку он не воевал, тогда как Сафронов совершил сто шестьдесят боевых вылетов, лично сбил шестнадцать вражеских самолетов и еще два – в групповых боях. Суть всего, что говорил Сафронов, сводилась к тому, что крепкие нервы важнее крепких мускулов и что сильная воля не является врожденным качеством человека, ее нужно воспитывать.

«Наступал июль, – вспоминал Гагарин. – Дни стояли знойные, вечера душные. В один из таких дней Дмитрий Павлович не сел, как обычно, со мной в машину… а, стоя на земле, сказал:

– Пойдешь один. По кругу…

И хотя я уже с неделю ждал этих слов, сердце мое екнуло. Много раз за последнее время я самостоятельно взлетал и садился. Но ведь за спиной у меня находился человек, который своим вмешательством мог исправить допущенную ошибку. Теперь я должен был целиком положиться на себя.

– Не волнуйся, – подбодрил Дмитрий Павлович.

Я вырулил самолет на линию старта, дал газ, поднял хвост машины, и она плавно оторвалась от земли. Меня охватило трудно передаваемое чувство небывалого восторга. Лечу! Лечу сам! Только авиаторам понятны мгновения первого самостоятельного полета. Ведь я управлял самолетом и прежде, но никогда не был уверен, что веду его сам, что мне не помогает инструктор. Я слился с самолетом, как, наверное, сливается всадник с конем во время бешеной скачки. Все его части стали передатчиками моей воли, машина повиновалась моим желаниям и делала то, что я хотел.

Сделал круг над аэродромом, рассчитал посадку и приземлил самолет возле посадочного знака. Сел точно, в ограничители. Настроение бодрое. Вся душа поет. Но не показываю виду, как будто ничего особенного не случилось. Зарулил, вылез из кабины, доложил Дмитрию Павловичу: задание, мол, выполнено.

– Молодец, – сказал инструктор, – поздравляю…

Мы шли по аэродрому, а в ушах продолжала звенеть музыка полета. Я всегда любил музыку. Она знакомила меня не только с жизнью других народов, но и с отжившими свое эпохами».

Первый самостоятельный полет Юрия Гагарина удостоился внимания местной комсомольской газеты «Заря молодежи». Заметка под названием «День на аэродроме» была опубликована в номере от 3 июля 1955 года, посвященном Дню воздушного флота. Корреспондент сфотографировал нашего героя в тот момент, когда он, сидя в кабине самолета, поднял руку, спрашивая разрешения на взлет. Кто мог тогда подумать, что настанет день, и фотография Юрия Гагарина появится на страницах чуть ли не всех газет нашей планеты… Но недаром же говорится, что первая радость запоминается лучше всего.

«Словно гигантские птицы, стоят в ряд Як-18. Они ждут летчиков-спортсменов.

2 часа дня. Подъезжает автомашина. Из ее кузова выпрыгивают загорелые крепкие юноши. Вновь слышится знакомая команда:

– Товарищи спортсмены, строиться!

Начинается подготовка к полетам.

В этот день программа разнообразна.

Одни будут отрабатывать полет, другие – посадку, третьи – пойдут в зону, где им предстоит выполнять различные фигуры пилотажа.

Сегодня учащийся индустриального техникума комсомолец Юрий Гагарин совершает свой первый самостоятельный полет. Юноша волнуется. Но движения его четки и уверенны. Перед полетом он тщательно осматривает кабину, проверяет приборы и только после этого выводит свой Як-18 на линию исполнительного старта. Гагарин поднимает правую руку, спрашивает разрешения на взлет.

– Взлет разрешаю, – передает по радио руководитель полетов Н. Ф. Пучик.

В воздух одна за другой взмывают машины. Инструктор Бошкин, наблюдая за взлетами своих питомцев, не может удержаться от похвалы:

– Молодцы, хлопцы!

Но вот машина снова на земле.

Начинается разбор только что окончившихся полетов…»

Юрию было очень приятно видеть свое имя напечатанным в газете, но в то же время он испытывал неловкость от того, что из всех его товарищей почему-то написали именно о нем. Разумеется, экземпляр «Зари молодежи» был послан в Гжатск. В ответном письме Анна Тимофеевна написала, что дома гордятся успехами Юрия, однако попросила не зазнаваться. Можно предположить, что эта просьба имела более глубокий смысл – родителей Гагарина, простых людей, предпочитавших синицу в руках журавлю в небе, не могло не настораживать увлечение сына летным делом. Наконец-то окончил техникум, получил хорошую специальность, может хоть на производстве работать, хоть в училище преподавать, в Ленинград вон звали… а он самолетами увлекся. Нет, разумеется, родители Юрия понимали, что без авиации сейчас жить невозможно, но как-то неожиданно все вышло, а неожиданности настораживают.

Заслуга Дмитрия Павловича Мартьянова состоит не только в том, что он открыл первому космонавту дорогу в небо. Мартьянов сделал большее – понимая, насколько Гагарин загружен подготовкой дипломной работы, он разрешил ему приезжать на аэродром вне графика занятий и занимался с ним в свое свободное время. Дело было не столько в доброте душевной, сколько в том, что Мартьянов поверил в Гагарина, разглядел скрытый в нем потенциал. Если бы не Мартьянов, то в Советском Союзе могло бы стать на одного техника-технолога литейного производства больше, а первым в космос отправился бы другой человек… хотя бы и Герман Титов. Кстати говоря, Юрий подозревал, что в газету его имя тоже попало благодаря Мартьянову. «Видимо, все это организовал Дмитрий Павлович, – пишет Гагарин в воспоминаниях. – Значит, он был уверен во мне, знал, что не подведу его».

Не все шло гладко. Наш герой был выдающимся, неординарным человеком, но даже у таких людей случаются ошибки. В сентябре 1955 года Гагарин за одну неделю допустил во время полетов три грубые ошибки, наиболее крупной из которых стала последняя – боковой удар при посадке (горизонтальная плоскость самолета не была параллельной поверхности земли). Гагарину припомнили все его пропуски и собрались отчислять из аэроклуба. Снова помог Сергей Иванович Сафронов, поручившийся за него перед руководством. «Гагарин очень волевой человек, настоящий спортсмен, – сказал Сафронов. – Думаю, что он доверие оправдает». Юрию разрешили совершить еще один полет, который прошел безукоризненно. После этого никаких недочетов у курсанта Гагарина больше не было. После первого самостоятельного полета молодых летчиков охватывает эйфория, которую можно назвать «головокружением от успехов». Совсем недавно они ничего не умели и всего боялись, а теперь кое-что умеют и ничего не боятся. Но, обжегшись раз-другой, неофит начинает относиться к делу серьезнее и постепенно превращается в профессионала.

27 сентября 1955 года закончилось обучение курсанта Юрия Гагарина в Саратовском аэроклубе. По всем предметам – устройство самолета Як-18, устройство мотора М-11-ФР, самолетовождение, аэродинамика, радиосвязь и наставление по производству полетов – Гагарин получил отличные оценки. Лучшие выпускники аэроклубов могли получить направление в авиационное училище. Нашего героя военкомат направил в Первое Чкаловское военное училище летчиков имени К. Е. Ворошилова, которое находилось в городе Чкалове (так тогда назывался Оренбург). Ровно через месяц после окончания аэроклуба, 27 октября 1955 года, Гагарин был призван на военную службу и отбыл из Саратова в Чкалов.

Глава четвертая
В летном училище

Истребительная авиация является активным средством борьбы с воздушными силами противника. Настойчиво атакуя и уничтожая неприятельские самолеты, она способна добиваться в определенные моменты обстановки превосходства в воздухе – условий, при которых за нашими воздушными силами обеспечивается относительная свобода действий, а деятельность воздушного противника оказывается стесненной. Важнейшими задачами истребительной авиации являются: а) обеспечение работы своей разведывательной авиации; б) противодействие воздушной разведке и наблюдению противника; в) обеспечение действий своей бомбардировочной и штурмовой авиации; г) противодействие бомбардировочным и штурмовым операциям воздушных сил противника.

Из первого Боевого устава Военно-воздушных сил Рабоче-крестьянской Красной армии

10 августа 1921 года в Москве, на территории Николаевских казарм на Ходынском поле, была образована Авиационная школа воздушной стрельбы и бомбометания. 24 июня 1922 года школа была переведена на место постоянной дислокации в город Серпухов. 2 января 1923 года состоялся первый выпуск школы – девятнадцать летнабов (так называли летчиков-наблюдателей, авиационных стрелков, которые во время полета наблюдали за обстановкой и стреляли из пулеметов по вражеским самолетам). Вскоре кроме летнабов школа начала готовить истребителей и разведчиков. 1 октября 1923 года приказом Реввоенсовета Республики школа была переименована в Высшую военную авиационную школу воздушной стрельбы и бомбометания, включавшую в себя истребительный и разведывательный авиационные отряды. Впоследствии к ним добавился третий отряд – морской. 1 марта 1925 года школу снова переименовали в Военную школу воздушного боя и переформировали по новым штатам.

Очень скоро в Серпухове школе стало тесно, и потому в октябре 1927 года ее перебазировали в Оренбург. 7 ноября 1927 года, в десятую годовщину Октябрьской революции, состоялось торжественное открытие школы на новом месте. Годом позже сюда из Ленинграда была перебазирована Высшая школа летчиков-наблюдателей. Их объединили в Третью военную школу летчиков и летчиков-наблюдателей и присвоили ей имя Климента Ефремовича Ворошилова, который на тот момент был народным комиссаром по военным и морским делам СССР, иначе говоря – министром обороны.

В июне 1938 года школу переименовали в училище, которое в феврале 1939 года было разделено на Первое Чкаловское военное авиационное училище летчиков имени Ворошилова и Второе Чкаловское военное авиационное училище штурманов.