– Даша… Я не буду тебя тревожить, дам тебе рисовать в тишине, только хотел задать один вопрос… – Он слегка помолчал, словно пытаясь подобрать слова, может быть ожидая, когда я отвлекусь от работы и обращал на него внимания. Ему всегда был важен зрительный контакт со мной, словно от того что я смотрю на него, он заряжается энергией.

Мы раньше смеялись слоны, что он энергетический вампир. Возможно так оно и есть.

– А ты видишь Ангелину? – Внезапно спросил он. Вот здесь я уже всерьез удивилась его вопросы и подняла на него изумленные глаза.

– В смысле? Ты совсем уже? – Спросила я все тем же ошарашенным голосом. – Она ведь…

– Ладно, прости, сморозил глупость. – Просто спросил, вдруг…

Я помотала головой, улыбаясь портрету Ланы, словно давая понять, что мне кажется ситуация очень смешной.

Краем глаза я увидела, что Лазарев пошел в сторону дома и с облегчением вздохнула.

– Даша, так и продолжаешь держатся за свое прошлое. – Я вздрогнула от внезапного голоса, который раздался совсем рядом.

Мне только этого не хватало! Я уже год не видела Ангелину и еще столько бы не видеть!

Ангелина – это сестра Лазарева, которая меня и уговорила на этот фарс. После смерти Ланы я была в больнице. Мне там было хорошо, но она пришла и попросила скрасить последние дни ее брата. Только это была не совсем просьба. Меня вынудили покинуть стены лечебницы, где я ощущала себя в безопасности и снова вернуться в этот дом. Туда, где я потеряла все.

Я обернулась и увидела стоящую рядом со мной Ангелину. Она была такой, какой я ее видела в последнюю нашу встречу.

Убедившись, что она стоит и смотрит на меня, я тут же отвернулась, сделав вид, что не вижу ее.

– Только не делай вид, что не разговариваешь со мной! Ты ведь знаешь, что я не отстану!

– Какого черта Лазарев тебя вспомнил. – пробубнила я еле слышно, как бы самой себе. – Вспомни черта, вот и он.

– Даша, ты стала совсем неуправляемая. Разве такой я тебя знала? – сокрушалась Антонина. – Ты ведь была такой хрупкой, такой нежной девочкой. Во что ты превратилась? Как ты со старшими разговариваешь?

Она начала повышать голос. А я продолжала игнорировать ее обвинения. Она и при жизни мне не особо нравилась. Ведь если бы она помогла мне, когда я просила помощи… Ей всего лишь нужно было ответить на мой звонок. Все было бы по другому. И Лана была бы жива.

– Даша! Посмотри на меня! Ты не сможешь вернуть Лану, тебе нужно заняться своей жизнью! С тобой рядом есть человек, который тебя любит! Мой брат в лепешку разобьется, лишь бы сделать тебя счастливой! А ты!!! Неблагодарная девчонка!

– Ага. Уже сделал. Я так счастлива, как никто другой! – злобно пробормотала я еле слышно.

– Он тебя сделал наследницей! Все, что наша семья имела, все достанется тебе! Он тебя взял с улицы, обогрел! Лицо тебе новое подарил! И чем ты ему платишь? Презрением? За его доброту и деньги ты платишь ему ненавистью?

Я тяжело вздохнула. Помню, как Ангелина ругалась с Лазаревым, когда он удочерил меня. А когда он оформил завещание, я думала, она меня просто сожжет взглядом. Я помню, как они ругались. Лазарев сказал, что ее это не касается, а она доказывала, что она его родная сестра и по совести, все свое состояние он должен отдать ей.

Лазарев был зол. Он сказал, что это не обсуждается, а она тогда сказала, мы еще посмотрим. В то время Лана часто была со мной, практически не покидала меня. Вернее, не сама Лана, а мое представление о ней в виде глюка. Да пофиг. Мы с ней болтали и она тогда предположила, что Антонина попытается что-то сделать со мной. Она была всерьез обеспокоена этим, а я ей доказывала, что Антонина не такая. Сука конечно, еще та. Но чтобы причинить вред… Это вряд ли.

Угрожала ли она мне? Было дело… Уговаривала, угрожала расправой, требовала отказаться от наследства. Она хотела, чтобы я поговорила с ее братом и сказала, что завещание надо переделать на нее. Сказала, что у нее семья, пасынок и все такое. Я только слушала и молчала. Будто от меня что-то зависело. Если Лазарев так решил, то его уже ничто не сможет переубедить.

Свет почти не проникал внутрь

В один из дней она пришла и сказала, чтобы я собирала манатки, пока Лазарева нет. Обещала помочь мне уехать за границу, дать денег и документы. Я повелась. Очень уж хотелось избавиться от присутствия Лазарева.

– А как же охрана? Меня не выпустят без сопровождения. – тревожилась я. Сердце билось в бешеном ритме. Неужели я и правда буду свободна?

– С охранной я договорюсь. А Феликса не будет еще несколько дней, он ничего не узнает. – заверила она меня.

Я сомневалась, что он не узнает. Заметит, что меня нет уже к вечеру и поднимет панику. Но запах свободы был так близок… Так сладок!

Рано утром я спустилась в гараж и села в ее машину.

– Пригнись, чтобы охрана тебя не видела. – сказала она, когда мы выезжали с территории.

А потом мы долго ехали по трассе и я немного открыла окно, чтобы свежий прохладный воздух бил мне в лицо. Я улыбалась, я не знала, как я буду жить в чужой стране, но это было неважно. Главное, подальше от этого ада, в котором я вынуждена вести мое жалкое существование!

***

Я представляла, что буду за границей уже к вечеру. Вместо этого Антонина меня вывезла в какую-то глухую Рязанскую деревню и оставила в каком-то заброшенном доме с заколоченными окнами. Заперла там, оставив воды и еды, сказала, что ей нужно время, чтобы подготовиться.

– Мне нужно сделать тебе загранпаспорт, Феликс твои документы в сейфе держат, поедешь за границу с липовым. – сказала она, потом забрала мой телефон и закрыла дом снаружи.

Я не сразу поняла, что она решила меня похоронить там заживо… Три дня я ждала ее. Верила, что она придет и исполнит свое обещание. Лана все это время была со мной, поэтому мне не было одиноко.

Этот дом, ставший моей тюрьмой, вызывал у меня мурашки по коже. Казалось, каждый угол, каждая трещина в стенах пропитывались страхом, который я ощущала до самых костей. Я знала этот дом досконально, словно каждое его пространство отпечаталось на моем сознании за эти три дня. Стены здесь были такими обшарпанными, что куски штукатурки обнажали грязные кирпичи, как будто дом показывал свою истинную, гниющую суть. Стены словно дышали, напоминая мне о том, как долго они стоят, прогнившие временем, покорные, но жуткие.

Свет почти не проникал внутрь – только слабые, едва заметные лучи просачивались через заколоченные окна. Эти лучи выглядели так, будто сами умирали, прежде чем достичь пола. Здесь не было света, не было надежды. Лишь тьма, которая заползала в каждый уголок комнаты, как сырая плесень, заползая под кожу.

Я сидела, съежившись в углу, каждый шорох заставлял сердце стучать в удвоенном ритме. Треск старых половиц звучал как удары молота по моим нервам. Воздух был тяжелым, затхлым, словно он тоже давно перестал двигаться. Казалось, сама атмосфера этого места была живой, наблюдающей, как я постепенно схожу с ума.

– Лана, мне страшно… – прошептала я, едва осмеливаясь произнести это вслух. Слова застревали в горле, будто боялись прорваться наружу. – А если она и правда не вернется?

Лана, моя единственная связь с реальностью, или, может, уже и с безумием, появилась передо мной, ее глаза были полны непонимания и гнева.

– А я тебе сразу сказала, чтобы ты не доверяла ей! – ее голос прозвучал так резко, что я вздрогнула. Лана наклонилась ближе, ее лицо стало серьезным, будто она пыталась пробить стену моего страха. – Хватит уже ждать! Три дня сидишь тут! Она не вернется, она тебя тут похоронила.

Я чувствовала, как слова Ланы ударили прямо в сердце, заставляя мое дыхание становиться сбивчивым. Мои мысли вихрем проносились в голове, хаотично перемешиваясь с паникой и ужасом. Мне нужно было что-то сделать, любой ценой.

– Тебе нужно выбираться! – Лана практически кричала, ее голос звучал как грозный приказ. – Давай же, зови на помощь, попытайся сломать дверь, сделай хоть что-то!

Я посмотрела на заколоченные окна, потом на запертую дверь, мое тело задрожало. Я вспомнила, как Ангелина запирала ее. Этот звук замка стал для меня смертным приговором. Сможет ли кто-нибудь меня услышать? Есть ли вообще шанс выбраться из этого места живой?

К горлу подкатил ком, и я едва не задохнулась от охватившего меня ужаса. Неужели она действительно оставила меня здесь умирать?

Я ходила из угла в угол, цепляясь за мысль, что могу выбраться отсюда. Но сколько бы я ни пыталась рассуждать здраво, страх сжимал меня в своих тисках. Он словно парализовал, не давал дышать. Лана была права. Ждать Антонину бесполезно. Она не вернется, как бы я ни убеждала себя в обратном. Никто меня не спасет. Если я не выберусь сама, я умру здесь.

Я ненавидела этот дом. Если сперва он мне казался временным пристанищем, пока Ангелина делает мне документы, то теперь это было моим склепом.

– Вот на кой черт ты отдала ей телефон? Какой же ты кусок идиота, все-таки! – покачала головой Лана.

– Она сказала, Лазарев по телефону сразу найдет меня. Запеленгует. А она обещала выкинуть мой мобильник в реку, чтобы запутать следы. – сказала я, хотя понимала, что уже тогда могла бы догадаться об истинных планах Ангелины и запаниковать. Как ни странно, Лазарев был единственным человеком, который мог бы меня спасти. Но вряд ли он найдет меня в этом проклятом месте.

Я остановилась у окна, оценивая доски. Вырваться через окно казалось единственным шансом. Я подумала, что если соберу всю силу, то смогу выбить их. Хватило одного удара, чтобы понять, насколько я слаба. Нога отозвалась болью, но я продолжила, как безумная. Внутри что-то кричало: «Давай! Выбей!» – и я била снова и снова, хотя уже начинала осознавать, что это бесполезно.

– Лана, мне нужна помощь, – выдавила я. – Помоги мне!

– Даша, как ты себе это представляешь? – скептически сказала она. – Давай, ты справишься, – ее голос был твердым, как камень. – Ты должна продолжать! Давай, найди в себе силы. Никто не придет! Никто тебе не поможет! Никто, кроме тебя самой!

Я прикусила губу, и слезы на миг застлали мне глаза. Я начала кричать. Так громко, как только могла.

– Помогите! Я здесь! Помогите мне!

Я кричала до тех пор, пока голос не превратился в хрип. Но никто не ответил. Только тишина. Абсолютная, давящая. Я услышала, как внутри что-то щелкнуло, словно этот дом, как и все вокруг, насмехался надо мной. Мне казалось, что я действительно схожу с ума. Меня никто не услышит. Здесь я и умру.

Следующие два дня я стучала по двери. Я колотила в нее изо всех сил. Поначалу кулаками, потом ногами. Сил у меня оставалось все меньше, но я продолжала. Мне нечего было терять. Лана стояла в стороне, наблюдая, но она не могла мне ничем помочь. Только моральной поддержкой.

– Даша, ты сильная, – произнесла она твердо. – Ты должна бороться. Если сдаться сейчас, никто не спасет тебя.

– Я не могу больше… – прошептала я, чувствуя, как силы уходят.

– Можешь! – Лана смотрела на меня, ее взгляд был как у воина. – Ты можешь больше, чем тебе кажется. Это твое испытание. Давай, собери остатки сил и сражайся!

Штукатурка с потолка сыпалась от ударов, грохот оглушал. Я уже едва держалась на ногах, но продолжала, словно голос Ланы подталкивал меня каждый раз, когда я была готова упасть.

Когда одна из досок на двери наконец поддалась, треск раздался так громко, что сердце у меня радостно затрепетало. Я начала бить по двери с удвоенной силой, словно каждое движение восстанавливало во мне хоть немного тех сил, что давно оставили мое тело. Наконец, когда казалось, что все вот-вот закончится, я услышала шаги.

Шаги доносились все ближе. Сначала я подумала, что это галлюцинация – возможно, Лана снова решила подшутить надо мной, но, прислушавшись, я поняла: это реальные звуки, и к ним примешивались голоса. Мужские голоса. Они спорили, ругались, и эти яростные матерные выкрики вспороли мне мозг.