Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья. Том 2 (страница 6)

Страница 6

На Сюин, стоящая справа, с силой вцепилась в его мокрые волосы, вздернула голову пленника и заставила смотреть на судью, игнорируя болезненный стон. Поняв, что согласия не дождется, судья вновь взмахнула рукой:

– Привести лекаря Сяо! Раз уж господин Лю отказывается внимать моим словам, возможно, он прислушается к своему другу.

Сяо Вэня ввели в зал под плеск очередного потока воды, что вылили на Лю Синя. Едва увидев дергающийся в путах знакомый силуэт, Сяо Вэнь рванулся вперед, но тут же был оттянут за цепи. Усадив его на стул напротив Лю Синя, На Сюин сковала лекаря по рукам и ногам. Все это время лицо стражницы оставалось невозмутимым, и лишь насмешка в темных глазах в полной степени отражала ее отношение к происходящему.

Когда с головы Лю Синя вновь стянули мешок, давая лекарю возможность увидеть его пепельно-серое лицо, Сяо Вэнь почувствовал, как внутри что-то с треском разорвалось. Лю Синь не поднял на него глаз, глядя куда-то поверх его плеча расфокусированным взглядом.

– Лю Синь, – хрипло позвал Сяо Вэнь, не в силах смотреть на это зверство, – согласись с ее условиями.

Пленник напротив только сглотнул, тут же заходясь в сиплом кашле, и откинулся на спинку стула, чуть опустив голову. Он выглядел так, словно от боли и холода утратил связь с происходящим. Стиснув зубы, Сяо Вэнь повернулся к судье:

– Вы не боитесь ни неба, ни земли[7], раз позволяете себе применять пытки к невиновному человеку! Он ничего не сделал, чтобы заслужить столь жестокое обращение!

Судья прищурилась, глядя на горящие вдоль стен факелы:

– Как знать, господин Сяо, как знать… Помнится, во времена создания вольных городов вы не были столь великодушны, позволяя императорской гвардии проводить дознания над людьми.

– То были преступники, нарушившие законы и выступившие против империи!

– И вот вы здесь, живете в городе тех самых преступников, – спокойно ответила судья и перевела на него взгляд, заложив руки за спину.

Сяо Вэнь осекся и вновь посмотрел на Лю Синя. Ему и в самом деле нечего было ответить на это обвинение. Кто, как не он, знал все свои проступки? Лю Синь сглотнул кровавую слюну и поднял глаза, наконец встречаясь с Сяо Вэнем взглядом.

Судья вдруг хмыкнула и сменила тон на более надменный:

– Если простолюдин наносит оскорбление чиновнику первого ранга, коим я и являюсь, то за такое полагается два года каторги. Меньшей мерой наказания являются сорок ударов розгами. Ты думаешь, я несправедливо обхожусь с твоим учеником, Сяо Фэн[8]?

Лекарь с рычанием рванулся в оковах, и глаза, вспыхнувшие раскаленной медью, впились в судью. Его лицо, еще мгновение назад выражавшее обеспокоенность происходящим, запылало лютой враждебностью, едва он услышал свое первое имя, которым его не называли уже более десяти лет. Из уст постороннего человека оно ощущалось как хлесткий удар по лицу.

– Ну наконец-то, – улыбнулась судья и повернулась к Лю Синю.

Юноша, едва начавший приходить в себя, чуть надломил брови и, медленно моргая, посмотрел на Сяо Вэня с непониманием в глазах. Подойдя к Лю Синю, судья наклонилась к нему, глядя на Сяо Вэня, и с наигранным сочувствием прошептала:

– Вы ведь даже понятия не имеете, кем является человек, которого вы называете своим другом и учителем, не так ли, господин Лю?

Новый порыв холодного зимнего ветра, влетевший в зал, с грохотом закрыл главные двери. Стражники, вскинувшиеся на шум, не заметили ничего необычного и вновь развернулись, чтобы наблюдать за пыткой. Лю Синь, едва концентрируясь на происходящем, с трудом протолкнул слюну в сорванное криками горло и сипло ответил:

– Он мой друг, этого достаточно.

Судья вдруг рассмеялась, чуть откидывая голову, и отошла на пару шагов. Прервав ее смех, Лю Синь вновь заговорил, вкладывая в голос оставшиеся силы:

– А также я знаю то, что судья выбирается не по собственной воле. Человек, лишенный всего на этом посту, должен быть тем, кто и прежде ничего не имел. – Лю Синь, слабо моргая, посмотрел на замершую женщину. – Подобно соколу, всю жизнь проведшему в клетке с колпачком на голове и никогда не знавшему свободы.

Судья медленно обернулась и ничего не выражающими глазами посмотрела на него. Лю Синь продолжил, подняв взгляд на Сяо Вэня:

– Опусти достопочтенного на самое дно людского существования, лишив его всего, и ты увидишь то, кем он является на самом деле. – Чуть помедлив, он вновь посмотрел на судью. Его голос звучал совсем хрипло, когда он продолжил: – Подними чернь к небесам, дав ей ветвь правления, и ты увидишь всю грязь ее души.

Тень легла на лицо судьи. В следующий миг женщина схватила со стола металлическую розгу с заостренными шипами и со свистом опустила ее на израненную правую ногу пленника.

Громкий крик, разнесшийся по залу, вторил крикам Сяо Вэня. Лекарь порывался освободиться, беспомощно наблюдая за избиением друга и видя капли крови, брызнувшие от его ног. Не выдержав страшной боли, оглушительной волной пронесшейся по всему телу, Лю Синь с хрипом опустил голову и наконец потерял сознание.

В следующее мгновение все вокруг ощутили внезапный холод. Двери вдруг распахнулись и тут же захлопнулись, на мгновение явив сереющее небо. Влетевший рой серебристых снежинок тихо закружился по залу, мягко переливаясь в свете факелов. Один из стражников, словно зачарованный, протянул руку, желая прикоснуться к снежинке, и тут же взревел от боли. Мягкие крупицы снега вдруг обратились вихрем стали, вонзаясь в людскую плоть, окрашиваясь алым и перекидываясь на остальных.

Сяо Вэнь все это время не замечал ничего, кроме Лю Синя, следя за струйкой крови, ползущей из его рта. Наконец лекарь медленно перевел взгляд на судью. Ни его, ни Лю Синя, кружащийся режущий вихрь не затронул, облетая стороной. Судья, вмиг растерявшая уверенность и надменность, пыталась прикрыть рукавами лицо.

В хаосе, воцарившемся в зале, никто не заметил, как под самым потолком от одной из опорных балок[9] отделилась тень. Человек, скользнувший на пол, застыл между Лю Синем и судьей, он оказался подростком в темных одеждах и с черным платком, закрывающим нижнюю часть лица. Повинуясь взмаху его руки, ледяная вода из кадок ринулась к судье и сбила ее с ног. В следующий миг Тан Цзэмин легко подхватил белоснежные ножны и, обнажив сверкающий стальной клинок Лю Синя, направил его на На Сюин. Главнокомандующая, будучи самым опытным воином в этом зале, едва успела отразить стремительный удар лезвия своим гуань-дао.

Лицо На Сюин было исцарапано режущим снегом, но это, казалось, нисколько не волновало ее. Она удивленно вскинула брови, глядя на подростка перед собой. В следующий миг На Сюин хотела отмахнуться от него и броситься на помощь судье, но была остановлена ледяными клинками духовной энергии, атаковавшими ее с двух сторон. Новый снежный вихрь налетел на нее. Тан Цзэмин, не произнеся ни слова, наносил всё новые удары, которые На Сюин едва успевала отбивать. Искры, высекаемые двумя лезвиями, обжигали израненные руки главнокомандующей.

Лимин в руке Тан Цзэмина взъярился чистым звоном, словно охваченный жаром сражений, по которым успел заскучать. Ивовая лоза с рукояти скользнула на лезвие меча, закручиваясь в режущую спираль, и принялась рвать закаленную сталь гуань-дао, словно огонь, пожирающий гнилую древесину. Будучи искусным воином, не знавшим себе равных в вольных городах, На Сюин отступила от такого напора. Гуань-дао – тяжелое и громоздкое оружие – было бесполезным в ближнем бою, да еще против такого меча. За всю жизнь На Сюин мало кто мог подобраться к ней для ближнего боя – враги погибали еще за несколько шагов от нее. Отшвырнув покореженный гуань-дао и выхватив клинок, висящий на поясе, стражница сложила пальцы другой руки в печать и призвала три духовных лезвия, что тут же ринулись к Тан Цзэмину.

Гибкой черной плетью взвившись в воздух, мальчик успел увернуться от двух из них, но третье настигло его и ранило плечо. Словно не заметив крови, брызнувшей на и без того запятнанный алым пол, Тан Цзэмин замер, чуть опустив голову и глядя на главнокомандующую темными глазами. Игнорируя разрывающую его изнутри боль, он вскинул руки, направляя их на На Сюин. В следующий миг, сбитая мощным потоком духовной энергии, стражница с криком врезалась в одну из каменных колонн и съехала по ней с болезненным стоном, оставляя за собой кровавый след.

Тан Цзэмин едва успел заметить судью, уже подобравшуюся к Лю Синю. Быстро оценив обстановку, женщина, сжимая в руках свой кинжал, вознамерилась приставить его к горлу Лю Синя, не сводя глаз с Тан Цзэмина.

Владелец потемневшего и холодного синего взгляда следил за каждым ее движением. Он был юным, но уже внушал ужас любому, кто оказывался у него на пути.

Всю жизнь судья была лишена всего, чего желала, но добилась столь высокого поста, получая привилегии и почести от сильных мира сего. Так могла ли она сдаться какому-то юнцу, когда уже почти достигла вершины ступеней, по которым карабкалась множество лет?

Не могла.

Ожидала ли она, что в тот же миг, когда потянется кинжалом к шее юноши, ее рука будет отсечена ледяным духовным клинком? Даже не представляла.

Взвыв от боли, раздирающей предплечье, судья прижала обрубок руки к груди, падая на колени в лужу собственной крови.

В следующие минуты произошло сразу несколько событий.

На Сюин приподнялась с пола, стиснув зубы, и тряхнула раненой головой, не обращая внимания на боль. Не желая сдаваться так просто, она перехватила свой клинок и бросилась на Тан Цзэмина, стоящего к ней спиной, – но была тут же остановлена знакомым черным гуань-дао. Переведя взгляд, На Сюин не успела даже рта открыть, как была сбита с ног и замерла, пригвожденная наставленным на нее острием. На Жуин, второй рукой стянув с головы капюшон, равнодушно смотрела на родную сестру.

В зал вбежала сотня городских стражников и тут же вступила в бой с гвардейцами, хлынувшими из внутренних помещений. Стража снаружи была уже перебита. Невесть откуда взявшийся Цзин, который прибыл в город всего час назад, бросился к пленным. Почти опережая Тан Цзэмина, он рубил гвардейцев на ходу коротким клинком, пробиваясь через зал к Лю Синю и Сяо Вэню. Оба освободителя одновременно разрубили путы пленников.

Тан Цзэмин, опустившись на колени, подхватил Лю Синя. Не обращая внимания на брызги крови, разлетающиеся по залу и лязганье клинков, он смотрел на безвольное тело. В темно-синих глазах юноши отражалось лицо с изящными чертами, которое сейчас было изранено и окутано призрачной бледностью. Сморгнув слезы, Тан Цзэмин спустил со своего лица черный платок Лю Синя, который подобрал в горах Сюэ, идя по его следу.

– Ифу, – шепнул он окровавленными губами.

Тан Цзэмин не обращал внимания на режущую боль от нестабильно выпущенной духовной энергии, что сейчас ранила его изнутри. Больнее было видеть истерзанное тело и лицо, почти утратившее краски жизни. Тан Цзэмин взглянул на залитые кровью ноги юноши, тут же стащил с плеч черный плащ и закутал им обнаженные лодыжки. Волна злости, захлестнувшая сердце, выпустила новый поток духовной энергии. Режущими клинками та ранила всех гвардейцев вокруг них едва ли не до смерти, безжалостно впиваясь в плоть. Боль, овладевшая Тан Цзэмином, медленно выжигала его, оставляя внутри лишь пепелище. И в такое же пепелище Тан Цзэмин превращал некогда прекрасный зал, в котором истязали Лю Синя и который был забрызган его кровью.

Новую волну ярости остановил Цзин, перехвативший его руку и сжавший так, что заскрипели кости. Взглянув на него, Тан Цзэмин в считаные мгновения пришел в себя. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что все гвардейцы к этому времени были повержены. Стеная и воя, они корчились на полу, а стражники, направившие на них копья, косились на Тан Цзэмина с нескрываемым страхом в глазах. Потеряв к ним всякий интерес, Тан Цзэмин вновь опустил взгляд на Лю Синя.

Сяо Вэнь, подползший ближе, дотронулся до запястья друга и успокаивающе произнес:

[7] Идиома «не бояться ни неба, ни земли» – ничего на свете не бояться; не знать страха.
[8] Сяо Фэн – первое имя Сяо Вэня. Мин () – личное (первое) имя в древности давалось ребенку спустя три месяца после рождения, поскольку считалось, что тогда он и начинает процесс познания мира. Цзы () – второе имя, которое давалось человеку по достижении совершеннолетия. В романе этот обряд проходит в возрасте семнадцати лет. После того как человек достигал совершеннолетия, среди ровесников считалось непочтительным обращаться к нему по первому имени. Имя, данное при рождении, использовалось только самим человеком, его старшими родственниками или правителем, тогда как второе имя использовалось взрослыми сверстниками для обращения друг к другу.
[9] Для поддержания многоуровневых крыш в китайской архитектуре существует уникальная система крепления кровли. В ней применяется весьма сложная стоечно-балочная конструкция с многоярусными кронштейнами под названием «доу гун».