Амина Асхадова: Камаль. Его черная любовь

Глава 1

Ева

– Вам больно? – спрашиваю шепотом.

– Будет. Тебе.

В камере лязгают цепи. Я знаю, что он крепко прикован к стене, но все равно инстинктивно подаюсь назад и дрогнувшим голосом переспрашиваю:

– Что?

Я резко вскидываю взгляд и тут же жалею о своем смелом поступке, ведь его глаза – самая настоящая черная бездна.

А его лицо – сплошное побоище из синяков и порезов. Губы пленника разбиты, одна щека в запекшейся крови, а его голос…

Это не голос.

Это шепот зверя.

Угрожающий, хриплый…

Его зовут Камаль. И это все, что я о нем знаю.

Этой ночью его снова мучали. Я слышала его стоны. Теперь я пытаюсь его спасти и даже накормить, и вместо благодарности я получаю это – угрозы.

– Когда я положу всю охрану, я приду за тобой, – повторяет, словно разжевывая мне по кусочкам. – И тогда. Тебе. Будет. Больно.

В его полухрипе столько угрозы, аж сердце замирает. Мне хочется все бросить и сбежать отсюда, ведь даже прикованный цепями он выглядит устрашающе! Его слова до жути пугают меня, ведь я бы совершенно точно не хотела, чтобы он приходил за мной.

Опустив взгляд, я заставляю себя не реагировать на его слова. Это бред сумасшедшего. Ему отсюда никогда и ни за что не выбраться!

Как и мне…

– Доедайте свой стейк, пожалуйста. Они могут догадаться, что я таскаю для вас еду в своей одежде. Нужно будет разлить побольше спирта, чтобы не учуяли…

Я протягиваю ему последний кусочек говяжьего стейка, и его зубы жадно забирают поджаренное мясо из моих пальцев, коснувшись языком моей кожи. Я резко одергиваю ладонь и быстро вытираю влажные пальцы салфеткой.

Он так близко. Слишком. Я почти чувствую его дыхание на своих губах, а на пальцах будто до сих пор осталась его слюна. Слюна зверя.

Прожевав кусок мяса, он хрипло спрашивает:

– Сама поела?

– Д-да… Сегодня стейк был больше обычного, я тоже смогла поесть…

– Если бы ты только помогла мне, я бы вытащил нас отсюда и потом… – пауза. – Потом я был бы нежен с тобой.

– Но я действительно не могу вам помочь! У них здесь, под Лондоном, мой брат, и я не могу рисковать его жизнью… Я делаю для вас все, что могу. Приношу лекарства тайком. Таскаю еду. Вчера мне удалось принести несколько яиц и овощи, сегодня целый стейк из говядины. Вам же было вкусно?

– Да… – хрипит так, словно во рту пересохло.

– Вам этого, конечно, мало, но мне больше не дают. Если попрошу больше, заподозрят. Зато завтра обещают поставку овощей и фруктов, я вам принесу яблоки, несколько ягод вишни… – я понижаю голос. – Обещают привезти даже персики, как несколько месяцев назад! Все, что смогу – принесу. Обещаю.

Я с шумом сглатываю слюну, медленно наблюдая за тем, как он жадно облизывает губы, стирая с них кровь, слюну и остатки жира с мяса. Его взгляд – черная бездна, в которой страшно утонуть. Он голоден. Очень. Он уже четыре года голоден. Зря я о еде заговорила…

– Давайте лучше я обработаю вам раны, – шепчу.

– Я сам себе не нужен, а ты пытаешься меня спасти? – его голос звучит как насмешка.

– Послушайте!.. Скоро меня уведут. Если я не успею вам помочь, кожа не успеет восстановиться… к следующим пыткам… и будет больно… Мне так жаль! Мне очень жаль, но я не могу вам помочь!

Жизнь моего брата мне, увы, дороже.

Слезы прорываются сквозь хрупкую броню и текут по лицу. По щекам, искусанным в кровь губам…

Я тихо всхлипываю, но продолжаю делать свое дело. Достаю бинты и мазь. Моя рука чуть заметно дрожит, когда я касаюсь пальчиками его разбитых губ. За эти месяцы путем проб и ошибок я нашла лучшую мазь, которая помогает его ранам зажить.

– Она еще с охладительным эффектом… чтобы вам не было так больно, – произношу, облизав соленые губы. – Когда я делала заказ, я сказала, что эта мазь для меня. Чтобы они не подумали, что я пытаюсь облегчить ваши муки. Потом я зашью вам рану. У вас снова плечо разошлось. Я говорила им, что я не врач. Я повар. Я выбрала глупую профессию, которая ни черта не помогает мне в жизни…

– Ты из Италии?

– Что?

– Итальянка или нет? Отвечай, когда спрашиваю, – хрипит, придавливая тяжелым взглядом.

– Нет…

– У тебя акцент. Внешность. Лучше не ври мне.

Я пытаюсь уловить, какой у пленника настрой. Хороший или плохой? Мне сказать правду или солгать? Ведь он даже прикованный выглядел так, словно может порвать меня за неверный ответ.

– Моя мама русская. А папа… он… итало-албанец…

– Ясно, – грубо прерывает меня.

– Вам не нравятся албанцы, да? Или итальянцы? В свою защиту хочу сказать, что ни те, ни другие нас не любят. Я другая… на случай… если вы недолюбливаете итальянок или албанок…

По лицу пленника пробегает мрачная тень, и я не понимаю: это разочарование или злость, но продолжаю говорить. О стране, где родилась. О медицине. Несмотря на потухший взгляд, я вижу, что ему все равно интересна моя болтовня. И раньше было интересно, просто сейчас…

Сейчас он не со мной.

– Бога ради, если вам не нравятся ни те, ни другие, считайте меня русской. Благо, выбор есть. Не то вы меня взглядом придавите…

– Не задавай лишних вопросов.

– Ладно…

Я изливаю ему душу порядка десяти минут, и все это время он молчит.

Только смотрит внимательно, чуть склонив окровавленное лицо. Его взгляд тяжелый, и от него становится трудно дышать. Я не понимаю, как могу стоять так близко к нему, когда каждая клеточка кричит о том, чтобы бежать. И я очень хочу это сделать, но у меня есть обязательства. Мой брат жив, пока жив этот мужчина. После каждой пытки, после каждого издевательства я вытаскиваю его с того света!

Потому что мой брат – залог моего послушания.

– У меня есть дом. Я увезу и спрячу тебя в нем.

Коснувшись его влажного лба, понимаю, что у него температура. Высокая.

– Вы бредите, у вас снова жар, – поясняю ему. Отвернувшись, вытаскиваю из бюстгальтера маленький блистер и достаю одну таблетку. – Откройте, пожалуйста, рот…

Момент, когда я кладу таблетку ему на язык, напоминает мне сцену с пастью тигра. Кажется, что еще немного, и он захлопнет свою пасть вместе с моими пальцами…

– Запейте водой… – протягиваю стакан. – Завтра полегчает. На самом деле вы выглядите бодро. В первую нашу встречу вы сказали, что мечтаете сдохнуть…

– Увидел тебя и перехотел.

– Что перехотели?

– Подыхать, – он произносит это так серьезно, что я почти ему верю, но затем вспоминаю, что у него жар.

Когда за спиной лязгает дверь, я прошу еще немного времени!

– Пожалуйста! Я не успела зашить!

– Поторапливайся, албанская сучка! Засиделась здесь! – рявкают на меня. – Ему все равно подыхать скоро…

В этот раз я зашиваю рану очень быстро. За несколько месяцев пребывания здесь я почти научилась делать это красиво. Этот стойкий мужчина по имени Камаль стал моим учителем в этом непростом деле.

Я касаюсь его плеча, осторожно, чтобы не причинить лишней боли. Его кожа горячая, влажная от крови, но я не могу понять, это его кровь или чья-то еще.

– Извините… – мой голос дрожит, когда он вздрагивает от моего прикосновения.

– Мне не больно. Мазь твоя действует.

– Я рада… – шепчу почти беззвучно, пытаясь заставить свою руку не дрожать! – Вот и все…

Лязг цепей заставляет меня замереть. Руки пленника резко поднимаются вверх, и я даже не успеваю вскрикнуть, как оказываюсь в его железной хватке.

– А-а! – вырывается из меня вскрик.

Его пальцы сжимают мои запястья, а тело тянет меня вперед так резко, что я едва не падаю на него. Я упираюсь руками в его грудь, пытаюсь оттолкнуться, но он не дает мне ни малейшего шанса, роняя меня на свое тело!

Боже…

– Пустите! – отчаянно хриплю, но он только сильнее сжимает мои руки, а цепи глухо звенят при каждом его движении.

– За «албанскую сучку» я вытащу ему кишки и заставлю его их сожрать. Обещаю тебе, кудрявая…

Его лицо совсем близко, слишком близко. Я ощущаю тепло его дыхания на своей коже, а в чертовой попытке увернуться мои губы случайно касаются его лица.

И от этого скольжения моих губ по его острой щетине пульс начинает греметь в ушах!

Я чувствую, как мужчина напрягается. А потом он резко наклоняется, скользя по моей скуле острой обросшей щетиной, и все это заканчивается тем, что его губы впиваются в мои!

Мамочка!

Я задыхаюсь от остроты. От страха. И немножечко от боли…

Его поцелуй – это ярость, боль, ненависть. Он грубый, как его хватка на моей спине! Я до слез в глазах пытаюсь вырваться, но его цепи в одночасье становятся и моими цепями тоже…

– М-м-м! – болезненно мычу. Его поцелуй причиняет боль! Настоящую!

Его губы горячие, тяжелые, требовательные. Я чувствую, как по щеке катятся слезы. Запах крови, металла и свежего мяса становится единственным, что я ощущаю в своем рту, а вскоре и соль примешивается к горькому поцелую, и именно соль заставляет его отстраниться!

В его глазах, мама, настоящая черная мгла.

Черная, черная!

Я отшатываюсь, но упираюсь в его сцепленные руки за своей спиной, а его тело – оно настоящий кремень! Он так тяжело дышит, мама…

– Назови свое имя.

– Это запрещено…

– ИМЯ!

– Ева, – пищу тихо.

– Я приду за тобой ночью, Ева, – обещает он, поглаживая меня по щеке.

– Н-не надо! – запинаюсь, глотая слезы. – Не хочу, чтобы вы за мной приходили… Если вы решите уйти, меня здесь бросьте. Живую, пожалуйста.

– Собери вещи и жди в своей кровати. Я сам все сделаю. Твое дело – быть послушной, Ева. В Албании ведь этому учили? Тебя учили послушанию?

Я медленно киваю, дрожа всем телом. Учили. Розгами, цепями, голодом. Чем выше покорность, тем выше цена. Так отчим говорил перед тем, как продать нас с братом и выручить кругленькую сумму денег, и вот я здесь. В объятиях зверя с черными-черными глазами.

Удовлетворенно кивнув, Камаль жадно облизывает губы, на которых остался мой вкус…

Глава 2

За спиной раздается лязг двери, и в камеру заходят трое надзирателей. Уж не знаю, кому так насолил этот Камаль в прошлой жизни, но охраняют его сильно. Со складов ему ни за что не выбраться, если только он не сам дьявол!

Я в спешке пытаюсь отползти назад, но ничего не выходит! Я запуталась в цепях… боже… И пленный не спешит мне помочь. Он словно специально нарывается. Специально удерживает меня в кольце своих рук, будто хочет неприятности! Мне и себе…

– Смертник, ты совсем страх потерял?

Самый главный из надзирателей вытаскивает меня из-под Камаля, пнув его ногой, а затем смотрит то на меня, то на Камаля.

– Прикованный, а все равно полез?

– Он ничего не сделал! Это случайно вышло… – мой голос дрожит, и я облизываю губы со вкусом черной любви.

– Эй, ты слышал? – усмехается один из них, обращаясь к главному. – Наш «зверь» решил развлечься.

– Руки тянул? – хмурится главный. – Снимай его с цепи. Ночью посадим на электрический стул. Только разряды тока не перепутай, как в прошлый раз.

Они посмеиваются, вспоминая какой-то прошлый раз и явно наслаждаясь мучениями живого человека, а у меня мурашки по телу бегут. Я ведь не хотела такой участи для него! Боже…

– Не надо! Он ничего мне не сделал! – кричу сквозь басистый смех.

– Заткнись, если не хочешь получить, – говорит мне второй, не дожидаясь объяснений.

– Да, а вот с тобой, звереныш, мы разберемся. Ты слишком хорошо живешь, раз решил руки распускать. Секс с ней тебе не светит. Я себе ее давно присмотрел, – посмеивается главный, и мне становится тошно.

Он поднимает дубинку и, не раздумывая, со всей силы бьет Камаля в бок.

– Вставай давай! Электрический стул ждет, падла…

– Стойте! Не надо! – кричу я, но они даже не поворачиваются в мою сторону. Им нужен был лишь повод. Их работа – его мучения.