– Моя мама… с ней все хорошо?

Сердце замирает на долгие секунды, пока Эмин молчит.

– Она жива.

– То есть не в порядке? – сглатываю ком в горле.

Я должна быть благодарна Эмину за спасенную жизнь, но что будет дальше? Пощечины будут продолжаться? А его двусмысленные намеки и взгляды – к чему они приведут?

– Я все поняла, Эмин.

– Что же ты поняла, моя девочка?

Он скидывает с себя бежевое пальто и вешает его в шкаф. Странно: ему бы больше подошло черное. В цвет его агрессивной натуры.

– Из-за меня ты ввязался в войну с Анархистом. Ты спас мне жизнь, и теперь я должна помочь тебе. Давай мы вместе подумаем, как посадить его в тюрьму и отвязаться от его многолетних оков?

– Весь день готовила речь?

Эмин следует на кухню. Я за ним.

Я сняла свои вещи, в которых уезжала из Сибири, только не выкинула их, а спрятала. Переоделась в домашнее – здесь вся одежда была по моим размерам. Это казалось мне странным.

– Ты ела?

– Нет, я долго думала над тем, как…

– Почему ты не ела?

Эмин недовольно хмурится. И без стеснения перебивает меня.

Я начинаю злиться. Он тоже. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Послушай, но я же не собачка, чтобы есть по расписанию…

Я пытаюсь взять себя в руки.

Пристально посмотрев на меня, Эмин распахивает холодильник. Греет еду, которую заказал еще в день нашего прибытия.

– Давай вместе придумаем, как посадить его в тюрьму. Такие люди, как он, не должны гулять на свободе!

– Диана, не зли меня.

– Он похитил мою маму. А теперь ищет меня. Ты считаешь меня маленькой девочкой, но это далеко не так…

– То есть ты вполне готова к сексуальным отношениям?

Я замолкаю. Духовка начинает работать, и тогда Эмин приближается ко мне.

– Ты не поцеловала меня, когда я пришел.

Вытягиваюсь по струнке, вжимаясь в подоконник. Он подходит близко-близко. Наклоняется, чтобы увидеть мои глаза. Его тяжелое дыхание опаляет меня.

– Эмин…

– Мне так нравится, когда ты шепчешь мое имя. Хрипло так. С надрывом.

Его большой палец касается моей щеки. Нежно. Слишком нежно – до боли.

Он спускается к губам. Оттягивает нижнюю, заставляя меня приоткрыть рот.

– Моя девочка очень красивая. Весь день я думал только о тебе. Но я вижу, что ты плакала. Почему?

– Ты запер меня.

– Ради твоей безопасности.

Эмин не прекращает трогать меня. Его пальцы медленно спускаются к шее. От его жестов мое сердце начинает биться быстрее. Ладони потеют. Отчего-то становится жарко.

Я стараюсь не смотреть в его холодные глаза, опускаю взгляд ниже и упираюсь в бьющуюся жилку на его шее. Она у него очень толстая и большая.

– Я хочу навсегда спастись от Анархиста.

– Ты ему не нужна.

– Но ему нужна моя мама.

– Подумай лучше о себе, Диана.

– Что?..

Эмин целует. Резко захватывает меня руками, фиксируя шею. И губами овладевает.

Целует так, что дыхание спирает. И ладони вверх поднимаются – к его руке, что удерживает меня за шею.

– Эмин!

Голос получается хриплым от волнения. С надрывом. Как ему нравится.

А мне страшно от его жадных поцелуев. Внутри творится черт пойми что, и я совершенно не понимаю природу происходящего.

То жарко, то холодно.

То страшно, то… внизу разгорается пожар.

Со мной никогда такого не было.

Только разум не отключается, и я все пытаюсь вывернуться из его тисков.

Эмин хватает меня за бедра и поднимает своими сильными руками. Я вскрикиваю, а он сажает меня на подоконник. Резко, грубо. Раздвигая ноги и пристраиваясь между нами.

– Пожалуйста, Эмин! – уворачиваюсь от его жадных поцелуев.

– Я буду нежным. Доверься мне, Диана.

Его слова лживы. Он хрипит от возбуждения и больно сжимает попу. Хватает за бедра, притягивая меня к себе. Он не будет нежным. Присваивают себе не нежно, а насильно.

– Я не хочу, Эмин.

Втягиваю в себя воздух как сумасшедшая, когда его рука – горячая, сильная – проникает под кофту и накрывает мою грудь.

– Хочешь. Я чувствую, как сильно ты хочешь.

Барахтаюсь в его объятиях. Вцепляюсь в его руки, чтобы убрать их со своего тела, но все бесполезно.

Меня пугает реакция моего тела.

Но еще больше я боюсь становиться его женщиной. Мама говорила, что это та грань, за которой следует невозвратимое. Это есть принадлежность мужчине, которому ты отдалась.

Мама знает толк в одержимости.

Духовка звонко щелкает. Блюдо готово. Но Эмин и не думает останавливаться, жестоко сминая мои губы своими.

– Ты такой же, как он… Да, Эмин?! Из жестокого мира. Где можно убивать, преследовать, насиловать… – шепчу с надрывом.

Я не надеялась на отступление, но после моих слов Эмин отшатнулся от меня.

Отшатнулся так резко, что я испугалась. Его взгляд пригвоздил меня к месту, и постепенно туман в его глазах уступал прежнему холоду.

Дрожащими руками я поправляю кофту. Грудь все еще чувствует его грубые прикосновения. И тело, распаленное его жадными ладонями, до сих пор ожидает большего.

Но только не разум.

– Ты такой же, как он. Ваш главный. Как вы зовете его? Отцом? Богом?

– Заткнись, Диана! – почти утробно.

Эмин сжимает челюсти от злости. И возбуждения.

Обнимаю себя руками. Я боюсь его такого – непредсказуемого, дикого, необузданного. Эмин видит мой страх и злится еще больше.

Но главное, что мне снова удалось избежать его близости.

На этот раз – удалось. Боюсь, что он был последним.

– Ты отдал за меня свой бизнес. Я понимаю, это большие деньги…

– Я похож на того, кто делится своей собственностью? – Эмин жестоко усмехается, – они нас больше не потревожат. Никогда и никому я не позволял шантажировать себя. Запомни это, Диана.

– Что? Что ты сделал с ними?

Я сцепляю в замок холодные пальцы. Свожу ноги вместе. На подоконнике становится холодно, жар тела постепенно спадает.

Взгляд Эмина говорит лучше слов. Он отворачивается, открывает духовку, но все это становится уже не важным.

– Ты тепличный цветочек, Диана. Но пора высовываться наружу и познавать мир. Ты не в рай попала, девочка. Ты со мной связалась. И теперь я за нас двоих в глотку буду вгрызаться всем, кто нас тронет.

Я прыгаю вниз. Касаюсь ногами пола и тотчас же возвращаюсь в комнату.

Он их убил. Всех.

Я привыкну. Наверное, я привыкну жить с бандитом и убийцей.

Но я не привыкну любить его и спать с ним в одной постели. Целовать его после того, как он возвращается со своих грязных дел.

Это уже слишком.

Запираю комнату на щеколду. Медленно сползаю по двери и вздрагиваю от глухого удара где-то там, позади. После этого удара на кухне что-то с грохотом падает.

Эмин зол.

Глава 9

Больше 20 лет назад

Молодая девушка лет чуть больше двадцати с силой сжимала трубку таксофона. Ее грудь взволнованно поднималась. Каждых вдох сопровождался гулким сердцебиением.

Она сильно боялась, что звук поездов пробьется через сеть, и тогда он сразу поймет, где она. Тогда ее легко вычислят.

Он вычислит.

– Булат слушает.

В трубке раздался тягучий голос молодого мужчины. Он был старше девушки на пять лет, но какой невиданной жестокостью он обладал… Это можно было только представить. И прочувствовать: через удары, последующие синяки и через страшные вспышки ревности.

Девушка молчала.

Шах сразу понял, кто звонит.

– Анна, ты носишь моего ребенка под сердцем! Хватит играть в эти детские игры, немедленно возвращайся домой. Возвращайся, иначе… – его голос начал приобретать угрожающие оттенки.

– Я не люблю тебя, Булат. Любила когда-то, когда ты задаривал меня цветами и был добр ко мне.

Анна едва утаила всхлип. Эмоциональность и плаксивость достались ей от бабушки.

– Я и сейчас дарю тебе цветы.

– Они быстро увядают. От твоей жестокости они умирают, и я погибаю в твоих тисках вместе с ними. Пойми же, Булат: ты меня душишь. Своей любовью ненормальной. Одержимой любовью.

– Дорогая, ты все преувеличиваешь. Вернись домой, и мы поговорим.

Анна уже не верила в эти разговоры. Они заканчивались пощечиной и ее слезами.

– Помнишь, как мы познакомились? Ты подошел ко мне и сказал, что будешь любить меня вечно.

– И так оно будет, дорогая, – процедил он.

Она сжала трубку в своих руках покрепче. Ее поезд приближался. Он вот-вот подаст оповестительный сигнал о прибытии.

– Ты ревнуешь меня, – упрекнула она.

– Ты даешь повод, Анна! – рявкнул Булат.

– Я просто улыбнулась твоему брату. Это знак вежливости. Раньше ты не был таким, Булат. С каждым днем мне все страшнее быть с тобой рядом.

– Ты видишь обычные вещи в других красках. Это все беременность, дорогая. Ты излишне эмоциональна.

– Булат, я сделала аборт.

Девушка всхлипнула. Кажется, у таксофона образовалась разгневанная очередь, но после ее слов люди утихли. И стали терпеливо и даже заинтересованно ждать.

– Повтори…

Перед ее глазами возникла картина. Она ясно видела, как Булат поднялся со своего стула и тяжелыми шагами подошел к окну. Он смотрит на город с высоты птичьего полета, но ее, свою любимую женщину, найти не может.

Хотя теперь наверняка он хочет свернуть ей шею.

– Что ты наделала, Анна?!

– Я сделала аборт. Прости меня, Булат. Я боялась, что этот ребенок вырастет таким же жестоким, как ты.

В трубке раздалось молчание. Анна дрожала всем своим естеством.

– У тебя есть замечательный сын, Булат. Эмин твой наследник. Береги его, он хороший мальчик.

– Ты пожалеешь об этом, Анна. Ты пожалеешь. Я обещаю тебе, дрянь!

– Я уже жалею. Но другого выхода у меня нет.

– Я убью тебя, Анна.

Девушка с дрожью ринулась положить трубку. Но отчего-то замерла.

– Пройдут годы, и я найду тебя. Год, три, пять – неважно. Я убью того, с кем ты мне изменишь. И семью твою убью. Если она, конечно, успеет у тебя появиться.

– Береги Эмина. Я полюбила его как своего сына. Но теперь все кончено, Булат.

– Все только начинается, Анна. Ты ответишь за то, что наделала.

Булат ошибся. Прошел не год, не три и не пять. Анна успела встретить хорошего человека, выйти за него замуж и родить девочку. Но прошло больше двадцати лет, и Булат сдержал слово и исполнил свое обещание.

2020 год

– Ты помнишь, что я обещал тебе?

Немолодой мужчина склонился над женщиной. Когда-то она была чертовски красивой, а теперь же она обладала мудрой красотой. Любовь Булата даже сейчас не знала границ.

Булат был уверен: стоило Анне только попросить прощения, и он бы ее сразу простил. И даже бы перестал оставлять следы на ее бледной, привыкшей к долгим зимам коже.

Он ведь просто скучал по своей возлюбленной, поэтому позволял себе ее трогать и любить. Своей особенной любовью.

– Поверь, я очень жалею об аборте. Всю свою жизнь жалею!

Прошли годы, но Анна так и не перестала плакать. Ее слезы очень злили его. Впервые за недели пребывания в доме Анархиста Анна подала признаки жизни.

Раньше она молчала. Сейчас начала кричать. Булат гордился работой психолога.

– Попроси прощения, дорогая. И все закончится.

По правде говоря, Булат жалел о содеянном. Стоило оставить дочь в живых, а не вестись на внутреннюю мстительную натуру. Если бы он только знал, что Анна начнет скоропалительно увядать, он бы непременно сохранил жизнь ее дочери.

Кажется, ее звали Диана?

Он бы мог запросто манипулировать любимой. Но теперь она потеряла смысл жизни.

– Ты убил мою дочь! – из воспаленных глаз женщины посыпались слезы, – единственную дочь. Мою кровинку.

– Ты сделала аборт. Ты убила моего ребенка, – Булат начинал злиться, – а я обещал тебе, что ты ответишь за это.