Был пустым. Как квартира, из которой вынесли всю мебель. Он уперся взглядом в одну точку. Мир больше не двигался. Жизнь за пределами больницы шла своим чередом – там гудели машины, спешили люди, кто-то смеялся. Но Степа остался здесь. В этой стерильной, безжизненной коробке.

И ему больше некуда было идти.

Слова врача застряли в пространстве, как эхо сирены, отголоски которого не утихают в голове. Ее. Ни жены, ни ребенка. Никого… Он не спас.. Не успел… Все…

Степан смотрел на врача, но не слышал ни слова. В груди разрасталась ледяная пустота, она вытесняла воздух из легких. Ноги стали ватными, и он медленно сполз по стене на пол.

Долго сидел на полу в больничном коридоре, спиной прижавшись к холодной стене. Его руки безвольно упали на колени. В груди пульсировало глухое, давящее чувство вины. Он задыхался, вспоминая, как спал, в то время как Елена звала его. Она нуждалась в помощи, а он… он просто спал, потерявшись в собственной усталости.

«Почему я не услышал?» – билось в его голове, словно молитва, но ответов не было.

В памяти всплывали моменты, когда он мог быть к ней внимательнее: ее робкие попытки наладить разговоры за ужином, подарки, которые она делала без повода, ее желание быть рядом даже тогда, когда он явно демонстрировал раздражение. Она говорила, что любит его. А он? Он лишь отмахивался. Не любил. Не знал, что это такое.

«Я был холоден. Всегда холоден», – признал он, и это осознание резануло его, как нож. В ушах звучали ее слова: «Я знаю, что тебе тяжело, но я рядом. Просто скажи, что мне делать, чтобы тебе было легче». Тогда он просто промолчал, а теперь эти слова не давали ему покоя.

Какой-то мужчина с документами в руках мелькнул в поле зрения, а потом исчез. Мир сузился до пустого глухого гула.

Ее больше нет. Точка.

– Мне нужно… – Степан не узнал свой голос. Глухой, сдавленный, словно чужой. – Мне нужно… домой.

Он не помнил, как оказался в такси. Как доехал до дома. Осталось лишь ощущение, что мир стал плоским, ненастоящим.

Дверь хлопнула, и Степа вошел в квартиру. Все было так, как Лена оставила. В вазе на столе лежали мандарины. На диване – аккуратно сложенный плед. Она убирала дом перед тем, как…

Его передернуло.

Нет. Не думай об этом.

Он стянул куртку, бросил ее на пол. Прямо на пороге снял ботинки и прошел на кухню. Холодный свет лампы резал глаза. Руки дрожали, когда он открыл шкафчик, достал бутылку водки и поставил на стол.

Степан пил редко, работа не позволяла расслабиться. Но сейчас ничего не имело значения, кроме зияющей дыры в душе, которую нужно было хоть чем-то заполнить.

Открутил крышку.

Первая рюмка обожгла горло. Вторая не почувствовалась вовсе. Третья прошла легко, но не принесла желаемого.

Ничего не изменилось.

Алкоголь не заполнил пустоту. Не заглушил голос в голове, который снова и снова шептал: «Ты во всем виноват. Ты ее не услышал. Ты ее не спас.»

Глухой стук в дверь раздался внезапно, но не заинтересовал совершенно. Раз. Два. Три.

– Степ, открывай.

Захар.

Степа сглотнул, закрыл глаза и глубоко выдохнул. Он не хотел никого видеть. Ни с кем общаться.

– Кулешов, я не уйду. – Голос был твердым. Упрямым. – Открывай. Иначе я вынесу эту дверь к чертовой матери!

Степан знал, что командир не шутит и легко может воплотить угрозы в реальность. Дешевле было подчиниться. Он поднялся, но ноги его не слушались. Кое-как подошел к двери и открыл ее.

Захар стоял на пороге. Хмуро осмотрел его и тяжело вздохнул.

– Ты один? – спросил он.

Степан кивнул и злобно оскалился.

Теперь навсегда.

– Что ты творишь? – глухо спросил Захар, глядя ему прямо в глаза.

Степан молчал. Что он мог сказать в свое оправдание?

– Ты нужен был команде. Там, на трассе, сегодня был ад! Где ты был, Кулешов?!

– Не сейчас, Захар, – так же тихо ответил он, развернулся и отправился обратно на кухню, где стояла початая бутылка.

– Да плевать, когда! Ты бросил команду! – Захар захлопнул дверь и двинулся следом. – Ты понимаешь, что там, может, люди погибли из-за того, что тебя не было? Ты не незаменимый, но ты – чертовски важен!

– Мне плевать… – Степан прикрыл глаза, голос его звучал так, будто он говорил это не Захару, а самому себе. Налил в рюмку водки и залпом осушил, не поморщившись и не закусывая.

Захар молчал и наблюдал за происходящим. Его друг, один из лучших спасателей – сейчас казался уничтоженным, сломанным. Захар не двинулся с места.

– Так не пойдет, – его голос стал жестким. – Ты можешь говорить, что тебе плевать, но это не так. Ты не тот человек, который бросает свою команду. Так что давай, Степ, выкладывай.

Кулешов молча пил, глядя в пустоту, будто Захара вообще не было. Его плечи были опущены, дыхание ровное, но жесткий взгляд выдавал шторм внутри.

– Что случилось, Кулешов?

Захар сел напротив. Без слов. Без утешений. Просто рядом.

Минуты тянулись долго.

– Расскажи мне, – произнес Захар.

Степан сглотнул, но молчал. Грудь стянуло железными обручами. Он не мог сказать эти слова вслух. Не мог признаться даже самому себе. Но потом сжал кулаки. Его затрясло.

– Она умерла, – прошептал тихо. – Я не смог спасти…

Тишина разорвала воздух. Захар не сразу понял, о чем он говорит. Но затем увидел, как у друга задрожали пальцы. Как он не смог больше сдерживать дыхание.

– Лена… – сдавленно добавил Степан. – И наш ребенок.

Где-то внутри сломалось последнее сопротивление. И Степан заговорил. Голос был тихим, срывающимся, но он говорил. Про больницу. Про тишину. Про слова врача, что врезались в память навечно. Про то, как он не услышал ее. Про то, как жизнь его разлетелась на части и собрать воедино уже нереально.

Когда Степа замолчал, кухня погрузилась в гнетущую тишину. Захар не стал говорить, что время лечит. Не стал говорить, что все наладится. Он просто был рядом.

– Тебе что-то нужно? – тихо спросил он.

– Нет, – выдохнул Степан и сжал переносицу пальцами.

Ничего ему уже не было нужно. Вообще ничего.

Так хотелось напиться и хоть ненадолго отключить мозг от этого адского котла, но алкоголь не брал совершенно. Опьянение не наступало. Никакой анестезии.

Тишину разорвал резкий звонок телефона. Захар вздрогнул, вытащил мобильный из кармана и глянул на экран. Марина.

– Черт, жена, – пробормотал он, не торопясь отвечать.

– Ну давай, возьми, – усмехнулся Степан. – Точно по делу.

Захар нахмурился, но все же нажал «ответить».

– Ты где? – голос Марины был злым и усталым. – Опять где-то носишься в черт знает сколько ночи? Дежурства нет, но тебя опять нет дома!

Захар глубоко вдохнул, пытаясь сдержаться. Не сейчас. Не в эту ночь.

– Марин, давай потом. Я занят.

– Конечно. Занят. Как всегда! – зло выпалила она. – Опять с кем-то разбираешься? Может, хоть раз подумаешь о семье? Или я уже где-то в конце списка твоих вечных неотложных дел?

Захар сжал челюсти. Глаза потемнели. Он коротко вдохнул через нос и сбросил звонок, не дослушав. Не время.

– Не говори ничего в отряде, – голос Степана был твердым. – Я не хочу этих взглядов. Никого не хочу. Просто делай вид, что ничего не знаешь.

Захар задержал на нем взгляд. Не считал этот подход верным. Они были одной семьей и поддерживали своих сослуживцев, как родных. Скрывать от них такую информацию было неправильно. Но давить сейчас на Степу тоже не имело смысла.

– Как скажешь, Степ, – медленно кивнул Захар. – Как скажешь…

На улице уже светало. Захар сел за руль, завел машину и выехал с парковки. Дороги были пусты. Город только просыпался, а внутри у него все кипело.

Телефон завибрировал. Марина.

Он пару секунд смотрел на экран, потом все-таки принял вызов.

– Ну что, до утра там собираешься сидеть? – она сразу пошла в атаку. – У тебя вообще семья есть или ты теперь ночуешь у всех своих бойцов по очереди?

– Марина, – тихо выдохнул Захар.

– Не начинай. Мне все надоело! Я постоянно одна, ты на службе или с "ними"! У нас сын, между прочим! Ему отец нужен, а не командир чертов!

– Я понимаю…

– Нет, ты ничего не понимаешь! Ты просто привык, что все стерпят!

Острая боль пронзила верхнюю область груди. Захар резко остановился у обочины и, не дослушав претензии жены, сбросил звонок. Дыхание давалось с большим трудом.

«Этого еще не хватало», – пронеслось в его голове.

Захар закинул под язык таблетку и приоткрыл окно. Положил руки на руль, сжал его. А потом просто опустил голову и прижался лбом к холодному пластику.

Он просто задолбался.

По-настоящему. Глубоко. До костей.

Глава 8

Голова раскалывалась. Словно кто-то забыл выключить отбойный молоток в черепной коробке. Горло пересохло, рот словно слипся изнутри.

Степан открыл глаза. Потолок. Белый. Безмолвный. Безжизненный. Слишком яркий от утреннего света, что пробивался сквозь шторы. Он хотел отвернуться, но тело не слушалось.

Пахло перегаром, несвежим потом и чем-то кислым. Он пошевелился и понял, что лежит на диване в одежде. Куртка валялась рядом, на полу. Пустая бутылка – чуть дальше.

Он закрыл глаза. Не потому, что хотел спать. Потому что не хотел ничего вспоминать.

Но память была беспощадна.

Голос врача. «Мы сделали все возможное, но…»

Лицо Захара. Молчаливое. Тяжелое. «Расскажи мне».

Степа застонал. Придушенно, почти беззвучно. Внутри все сжалось. Было ощущение, будто сердце вытащили и оставили рядом, просто чтобы оно мучительно билось на виду.

Не выдержав пытки, он сел. Медленно, будто через вязкую воду. Мир пошатнулся. Пульс бухал в висках, как кувалда, по телу прошел озноб.

Похороны.

Мысль, как лед. Он сжал кулаки. Надо. Бумаги. Морг. Ритуальные. Цветы. Кто-то должен этим заниматься. А кто, если не он?

Степан поднялся и поплелся в ванную. С трудом умылся, смотря на свое отражение. В нем не было ничего. Только тень.

На кухне включил чайник. Молча. На автомате. Нашел кружку, на дне которой еще пахло мандариновым чаем. Ее кружка. Ее любимый сорт.

Налил кофе. Черный. Горький.

Сел у окна. За стеклом – обычный весенний день. Люди спешили, дети бежали в школу, пожилой мужчина с пакетом шел по тротуару. Машины, город, утро.

Степа смотрел на это, будто через аквариум. Все было рядом, но не имело к нему никакого отношения.

Вспомнилось, как они с Еленой сидели на этой кухне. Она ела мандарин, он пил кофе. Она что-то говорила. Он смотрел в окно. Не слушал.

Теперь стало слишком тихо. И слишком поздно.

Невольно вспомнилось их знакомство.

Ветер сдувал с тротуара первые опавшие листья. Степан тогда шел к травматологу – что-то с плечом после тяжелого выезда. Очередь была долгой, в коридоре шумно. Среди белых халатов мелькала она – тишина среди гвалта. Тонкая, в меру улыбчивая, аккуратная.

– Вам плохо? – спросила Елена, когда он немного поморщился, потирая руку.

– Да нет, ерунда, – отмахнулся Степан, но улыбнулся в ответ.

– Подождите, – она коснулась его плеча, – я принесу лед.

Так и началось. Лена оказалась медсестрой в этом центре. Подносила препараты, контролировала давление у стариков, вечно что-то записывала в блокнот, где каждый листок был аккуратно выровнен.

Через неделю Степан снова появился в медцентре. С плечом все было нормально, но он знал, что хочет увидеть ее. Он провожал ее после смены до остановки. Потом – до дома. Она жила с матерью в однушке, но всегда встречала его у лифта.

– Может, на чай? – однажды спросила Лена, как будто это был пустяк.

Он согласился. Не потому, что хотелось – просто не было причин отказываться. Он был один. Вечные смены, ночные выезды, никакой личной жизни. Лена была мягкой, ненавязчивой. Тихая, с теплыми руками. Такая, которую хочется обнять, потому что она не сопротивляется.