Глава 4

Когда приближаемся к огородам, мне открывается интересная картина: на соседнем от нас участке, за сложенными бревнами, притаилась группа людей. Направляюсь к ним. Тут их замечает Вероника и сразу начинает голосить:

– Люди! Смотри, там люди!

Незнакомцы оборачиваются на звук ее голоса. Их лица искажаются от страха. Некоторые из них прикладывают пальцы к губам, умоляя не шуметь, а кто-то беззвучно матерится и машет руками, мол, валите отсюда. Я уже всё понял. Но моя спутница не унимается.

– Эй! М… – договорить она не успевает, потому что ей прилетает по затылку. Кулаком. Моим.

Ну а что, ситуацию исправлять надо? Надо. Вот я и исправляю, как могу. Упасть пострадавшая не успевает, потому что я тут же ее подхватываю, беру на руки, не выпуская топора.

Плохой поступок. Мне ужасно стыдно за него. Хочется самому себе надавать по роже. Но ничего уже не поделаешь. Все интуитивно получилось.

Может, и к лучшему, иначе Вероника своими криками могла созвать насекомых-мутантов со всей деревни. А в том, что они тут имеются, я не сомневаюсь. Иначе эти люди здесь бы не прятались и не боялись бы привлечь к себе внимание шумом.

Дедок, что скрывался за бревнами вместе с остальными, поднимает большой палец вверх. Мужчина лет под пятьдесят шепчет мне: «Тащи сюда».

И тут, обращаясь ко мне, начинает голосить женщина из их группы:

– Ах ты выродок! Да как ты посм… – её тоже прикладывают по затылку. Это сделал суровый на вид мужчина, возрастом от тридцати до сорока лет.

– Достала уже всех, – произносит он, как бы извиняясь, – сейчас слетятся на шум те уродины, и хана нам всем.

Ясно… Под уродинами, скорее всего, подразумеваются те твари из леса.

У меня показать большой палец не получается, ибо на моих могучих руках покоится Вероника… В задранной юбке и блузке с рваными прорехами. Подхожу к бревнам, кладу свою ношу рядом с другой женщиной.

Поселковых пятеро. Старше всех – невысокий дедок, тот, что показывал палец. На голове лысая проплешина, окаймленная седыми волосами, нижняя часть лица заросла неухоженной бородой. В глазах бесята.

Следующий мужчина, под полтинник, выглядит намного ухоженней. Тоже седой, но крепкий на вид, на голове кепочка. Над правой бровью большая родинка. Взгляд серьёзный. В руках лопата, испачканная такой же слизью, как на моём топоре.

Мужик, что вырубил женщину, повыше меня ростом, широк в плечах. Короткая стрижка тёмных волос, лёгкая щетина. Одет в рабочий спецкостюм. На коленях покоится топор, побольше моего, в серо-бурых пятнах. Он внимательно осматривает инструмент в моей руке и одобрительно хмыкает. Отвечаю тем же.

Четвёртый в группе – парнишка лет пятнадцати-шестнадцати. С виду дрищ. В синих джинсах, кроссовках и чёрной футболке, на узких плечах рюкзак. Его взгляд устремлён на открытые части тела Вероники. Усилием воли он пытается отвернуться, но не получается. Подростковый возраст – он такой… Себя в такой период жизни не помню, зато чувствую, что вёл бы себя так же.

А сколько, кстати, лет мне? Как хоть выгляжу? Решаю не спрашивать, подвернётся случай – осмотрю себя в зеркале или водоёме.

Пятая – женщина, та самая, что лежит рядом с Вероникой. Выглядит лет на тридцать – тридцать пять. Фигура стройная. Одета в брючный костюм с пиджаком.

– Сынок, у тебя с головой та же беда, что и у нас случилась? – первым берёт слово дедок, что показывал мне палец.

– Если у вас с головой то же, что и у меня, то да, – мой ответ его забавляет.

Он тут один выглядит веселым, остальные мрачные и встревоженные. С улиц, из-за домов, доносятся звуки стрекота, иногда сопровождающиеся чьими-то криками ужаса и боли. М-да…

– Похоже, худший из вариантов… – бормочу я.

– Чегось? – переспрашивает старичок.

– Это я так, о своем, – произношу в ответ.

– Вы откуда? – заводит разговор обладатель внушительной родинки.

– Из леса, – кивком головы непроизвольно указываю направление.

– И как там? – продолжает расспрашивать дед.

– Вроде спокойней. Но это не точно. Был там недолго. Сразу свалил после нападения двух тварей. Потом из леса выбежала Вероника. Дальше через поле к вам вышли.

– Она своё имя знает? – спрашивает дед, но удивление просматривается на всех обращенных ко мне лицах.

– Нет. Просто придумала нам имена по дороге. Меня Максом назвала.

– Вероника… – слышу, как задумчиво бормочет паренек.

– А я Хрыч! Старый Хрыч, – вклинивается в разговор дедок. – Так бабка окрестила. Женка моя, похоже. Очнулся – плохо, бреду куда-то… И тут она на скамейке у забора сидит, за голову держится. Как увидела меня, завопила: «Ах ты, Хрыч старый! Из-за тебя все!» Больше ничего не сказала. Жучок на неё прыгнул, а я давай тикать оттуда. Так этой карге и надо! Я, конечно, не помню, но чаю, всю жизнь этого ждал. Аж полегчало опосля, омолодился, наверное, – он останавливает свою речь, а в глазах читается торжество и счастье.

– Ве-ро-ни-ка… – снова доносится от паренька.

– Надо бы всем имена придумать, легче станет общаться, – заявляет мужик с топором. – Зовите меня Серегой.

– Паспорт или удостоверение ни у кого не завалялись в кармане? – решаю уточнить.

– У бабы той, – мужик с родинкой кивает на вторую женщину, – документы разные с собой были, паспорт, в том числе. Только толку… Не разобрать, что написано. Сам попробуй буквы вспомнить.

Пытаюсь вспомнить… И ничего… В голове пусто.