Мария Орунья: Когда мы были непобедимы

© 2018, Editorial Planeta, S. A.

© Ольга Блинова, перевод, 2025

© Андрей Бондаренко, оформление, 2025

© “Фантом Пресс”, издание, 2025

* * *

Веронике, которая вернула мне любовь к чтению. И тем, кто излучает столько света, что будет жить вечно.

1

Если бы мы умели наперед угадывать всю длинную череду событий, которая последует за каждым незначительным поступком!^[1]

Джон Грин, “В поисках Аляски”

Порой ясно ощущаешь, что не волен выбирать, сколько тебе отведено времени. Все вращается само собой, не спрашивая разрешения, и каждое действие тянет за собой бесконечную цепочку других. Словно кинешь в пруд гальку, и по воде расходятся круги, шире и шире, пока не достигнут берега. Действие, влекущее за собой последствие, – история стара как мир.

Карлос Грин, который в столь ранний час едва ли мог похвастаться ясностью мысли, лежал в кровати под балдахином и думал, как же много галек он закинул не в те пруды, да еще и по многу раз. И вот теперь, когда он наконец-то твердо решил измениться, появилась эта женщина. Уж не сходит ли он с ума?

Карлос не спеша поднялся с постели и оглядел огромную сумрачную комнату. Его взгляд задержался на двери, а точнее – на щеколде. Все в порядке, опущена. Никто не мог войти ночью. Да и кому заходить, если он живет в этом огромном дворце один? Карлос зажег лампу на барочной прикроватной тумбочке и, нервничая, задрал футболку, чтобы осмотреть тело, – ничего. Затем проверил ноги – никаких новых синяков и следов от ушибов. Карлос выдохнул с облегчением: он был уверен, что по ночам кто-то – или что-то – его избивает. В этом громадном особняке постоянно что-то шумит, скрипит, свистит, а по ночам в углах шевелятся тени. Но как можно бить человека по ночам, не разбудив его? Карлосу не требовалось снотворное или релаксанты, чтобы заснуть, несмотря на периодические боли в правой ноге. Может, конечно, он стал лунатиком и по ночам бродит по дому, натыкаясь на мебель, как слон в посудной лавке? Да нет, не может быть. Ему сорок один год, и он сроду не ходил во сне, это невозможно. Он в хорошей спортивной форме… Какого черта с ним происходит?

А тут еще она. Был ли это сон? Он и правда видел в оранжерее женщину или она ему привиделась? Одета в легкое бежевое платье до колен, по моде сороковых. Волосы средней длины уложены мягкими волнами, как носили в те годы. Редкая красавица. Карлос был готов поклясться, что и она его заметила и тоже очень удивилась. И вдруг исчезла.

Его мысли внезапно прервал истошный вопль. Кричали на улице. Карлос поспешно распахнул внутреннюю створку окна и глянул вниз. Его спальня находилась наверху, в башне, откуда в такое время открывался отличный обзор: светало, ночная мгла почти рассеялась. Посреди газона на спине лежал мужчина. Похоже, он был мертв. Рядом стояла женщина, зажимая рот ладонью. По пышным формам Карлос узнал свою домработницу, которая, очевидно, только что обнаружила на газоне мертвеца. В его саду. Он влез в брюки и бросился вниз.

Валентина Редондо садилась в брутальный “рендж-ровер” с открытым верхом. Слишком уж бросается в глаза эта машина, хорошо хоть черный цвет не привлекает внимание. Автомобиль конфисковали у наркоторговцев во время спецоперации, и суд передал его в пользование гражданской гвардии, где служила Валентина. Хотя в силу своего положения и звания лейтенант Редондо ходила в штатском, в ней легко было опознать представителя власти. Образцовая сотрудница, внимательная и дотошная, Валентина руководила отделом убийств Управления гражданской гвардии в Сантандере в Кантабрии.

Еще недавно Валентина ездила на старенькой “альфа ромео”, но младший лейтенант Сабадель умудрился попасть на ней в аварию и разбил – повезло, что обошлось без пострадавших.

Заводя “рендж-ровер”, чтобы ехать в Управление гражданской гвардии в районе Пеньякастильо в Сантандере, Валентина в очередной раз про себя пожалела, что ей не выдали другой автомобиль. Она предпочла бы машину неприметнее. В окно Валентине было видно, как на крыльце бревенчатого бунгало ее жених Оливер Гордон безуспешно сражается с неопреновым костюмом. Она едва удержалась от смеха. Оливеру, как и Валентине, было уже изрядно за тридцать. В отличной физической форме, но такой неуклюжий, он тщетно пытался натянуть гидрокостюм, смешно подпрыгивая на одной ноге и тряся черной шевелюрой. Под ногами путалась Дюна, бигль-подросток, безжалостно трепавшая неопреновый носок. Англичанин начал заниматься сёрфингом пять недель назад, и сразу стало ясно, что этот вид спорта не для него. До сих пор его спортивные подвиги ограничивались бегом по утрам. В очередной раз падая с доски под присмотром тренера Хайме, Оливер пожимал плечами и пробовал снова и снова, не переставая хохотать над собственной бездарностью. Даже если постоянные неудачи его и огорчали, он принимал их со смирением. “Я ведь не с побережья, – объяснял он, – у нас в Лондоне волну не ловят”. Первые уроки Оливер брал у самого опытного тренера в Суансесе, но однажды тот не выдержал и заявил, что никогда еще не видел настолько беспомощного ученика. Поэтому Оливера направили к другим тренерам, которые работали с начинающими и детьми.

– Что смотришь, мисс Совершенство? Ты вроде на работу собиралась, – смущенно засмеялся Оливер. В какой-то момент он обернулся и увидел, что Валентина наблюдает за его дикими плясками. Как вообще в двадцать первом веке может существовать это неопреновое орудие пыток? Но в Суансесе даже в августе без гидрокостюма не обойтись – море в Кантабрии холодное.

– Уже уезжаю. – Валентина послала ему воздушный поцелуй, но не успела нажать на газ, как зазвонил мобильный. Она выключила мотор: капитан Маркос Карусо, еще и в такую рань. Значит, плохо дело.

– Карусо? Доброе утро.

– Доброе, Редондо. Ты еще в Суансесе?

– Да, капитан, как раз выезжаю в Сантандер.

– Не надо никуда выезжать! Совсем совесть потеряли, мать их…

– Что случилось?

– У нас проблемы, Редондо. Опять. Неслабое такое происшествие в Суансесе, да еще и в спокойном августе!

– Скажите, как далеко от центра, и я немедленно…

– Как далеко? – перебил капитан. – Да если бы… Прямо в самом, мать его, центре города, в двух шагах от мэрии! Знаешь там у вас такой дворец… как его… дель-Амо?

– Кинта-дель-Амо^[2], наверное?

– Вроде он. Особняк двадцатых годов, прямо около центральной площади… Площадь Виарес, да? – По голосу Карусо Валентина поняла, что он включил громкую связь и читает информацию с экрана. – В общем, у нас труп. Прямо в этом гребаном дворце.

– Надо же, а я и не знала, что там кто-то живет.

– А там никто и не жил, пока из Калифорнии не явился наследник владельцев. То ли писатель, то ли журналист, поди разбери. Его домработница рано утром обнаружила в парке тело садовника. Некто Лео Диас Помбо… немолодой уже, на пенсию собирался.

– Убийство?

– Похоже, нет, Редондо, пока все указывает на ненасильственную смерть.

– Тогда зачем…

– Просто загляни туда. Может, все само рассосется, но проверить надо. Там есть пара странностей, и пресса нас со свету сживет, если что-то упустим. Ты не забывай, у нас в районе и так многовато преступлений в последнее время. – Карусо опять выругался и вздохнул. – Уж прости, Редондо, погорячился. Может, там и нет состава преступления, но в этом еще надо убедиться. Во-первых, они утверждают, что труп этого злосчастного садовника никто не трогал, а судмедэксперт говорит, что это не так.

– Судмедэксперт? Кто, Клара Мухика?

– Она самая, твоя подружка. Глаза ему кто-то закрыл, говорит.

– Глаза закрыл? Это мог быть и не преступник…

– Мог. Но хозяин утверждает, что в доме творится какая-то чертовщина, звуки всякие, как будто кто-то еще там живет, ему что-то потустороннее мерещится… Нет, ну не бред ли?

– В смысле – потустороннее? Привидение, что ли?

– Да я откуда знаю, Редондо. Может, к нему просто сквоттеры заселились, а он и не заметил. Он же американец, вот и распсиховался небось. В общем, звонил судья Талавера, приказал разобраться и доложить.

– А судебная комиссия уже там?

– Вроде да, только секретаря ждут и не увозят тело. Я отправил туда двух криминалистов, и ты поезжай, проверь. В Суансесе сезон в разгаре, туристов тьма, я сам через неделю в отпуск ухожу, мне сейчас только проблем не хватало. Договорились?

– Договорились, сеньор капитан.

– Журналистам ни слова, ясно?

– Так точно. Не переживайте, уже выезжаю.

Валентина Редондо дала отбой и ненадолго задумалась. Обвела взглядом бунгало, где они жили с Оливером Гордоном, лужайку, сад, колониальный особняк с легким французским флером. С западной стороны территория виллы заканчивалась пологим склоном, на котором и стояло небольшое бревенчатое бунгало, а от него вниз, прямо к Ракушечному пляжу, уходила тропинка. Ближе к выезду располагались парковка и теннисный корт, а в самом центре роскошного сада – сама вилла “Марина”. Благодаря легкому налету небрежности сад производил обманчивое впечатление заброшенного, но на самом деле ради такого эффекта пришлось усердно потрудиться. Напротив сада, в самом центре лужайки, обустроили бассейн в форме огромной фасолины с прозрачной голубой водой, а за бассейном почти незаметно, полуспрятавшись за склоном, стояла бревенчатая хижина, словно перенесенная сюда из канадского леса. С веранды хижины-бунгало открывался чудесный вид на море. Все это – и вилла “Марина”, и бунгало – принадлежало Оливеру, который предпочел поселиться в хижине, а в вилле “Марина” устроил небольшой отель для студентов, приезжающих в Суансес из Англии по обмену учить испанский.

Пляж и парк заливало мягкое утреннее солнце, луч коснулся лица Валентины, и взгляд ее, будто разбуженный солнцем, засиял. Правый глаз у нее был зеленый, почти прозрачный, и он сверкал особенно ярко. Левый же был черный, матовый, но очень живой.

Вновь поворачивая ключ зажигания, лейтенант Редондо уже предчувствовала, что едет навстречу мрачной загадке, спрятанной в старом дворце Кинта-дель-Амо.

Судья Хорхе Талавера с наслаждением зевнул. Утро выдалось прекрасное – чудный приморский городок Суансес, август в разгаре, а приходится работать. Да еще в такую рань. А ведь как хорошо было бы без спешки посидеть в ресторанчике на пирсе с женой и дочками, лакомиться кальмарами и свежими мидиями, а после… эх, после обеда подремать бы под пляжным зонтиком. Судья понимал, что с его основательным пузом и, главное, с его показателями холестерина надо бы все лето сидеть на салатах и из спортзала не вылезать, но от одной мысли об этом становилось тошно.

– Ну что, подтверждаем инфаркт? – спросил он у судмедэксперта Клары Мухики, она закончила осматривать труп и теперь стягивала перчатки.

– Пожалуй. Признаков насилия точно нет. Мы знаем точный возраст?

– Шестьдесят три.

– Ну что же, по возрасту подходит, но надо проверить его медкарту и дождаться вскрытия. Впрочем, цианоз лица и шеи может означать…

– Цианоз?

– Да, видишь, какого синюшного цвета шея и лицо? Для инфаркта это типичная картина, хотя такое бывает и при других патологиях, – объяснила Клара, поправляя каштановые волосы, тронутые сединой, которую она умело маскировала калифорнийским мелированием^[3].

– На чем остановимся?

– Давай не будем играть в угадайку. Вскрытие покажет. Одно могу сказать наверняка – глаза ему закрыли уже после смерти. Это точно. Но на первый взгляд никаких признаков насилия не вижу, все указывает на естественную смерть. Еще у него отек кистей с тыльной стороны, что говорит об острой сердечной недостаточности.

– Так это же хрестоматийный пример инфаркта.