– Идешь гулять?

– Мм-м, вроде того. Сегодня книжный клуб.

– Верно. Что обсуждаете?

– «Грозовой перевал», – отвечаю, но в который раз ловлю себя на мысли, что было бы неплохо начать читать учебники. Ту кучу умных книг по психиатрии, которую Нью-Йоркский университет рекомендует всем своим студентам прочитать к началу обучения и которую я, поступив, притащила с собой в Оз.

– Я рад, что ты нашла здесь друзей, Бэмби.

– Пап. – смущаюсь. – Ну договаривались же.

– Еще пять лет назад тебе нравилось, когда я так тебя называл, – смеется.

– А еще пять лет назад я играла в куклы и думала, что стану модельером.

Притягивает меня к себе и крепко обнимает. Дышит прямо в волосы так, что я расслабляюсь, забывая обо всем на свете. В его объятиях всегда как в коконе – безопасно.

– Иногда я забываю, что ты уже такая взрослая. И мне страшно тебя терять.

– Не потеряешь. Потому что я никуда от тебя не уеду.

– Иди, – целует в волосы и отпускает, – повеселись, ладно?

– Как всегда! – обещаю, практически вылетая из дома.

Вдыхаю влажный утренний воздух и улыбаюсь, поправляя за спиной рюкзак.

Оз – огромная территория с многочисленными дорожками, улицами и кварталами, но мне нравится прогуливаться по нему пешком. Узнавать, исследовать, наблюдать.

Проект поселка официально еще не завершен. Папа планировал сдать его в июне полностью доделанным: как привык, до мелочи. Но запущенная заказчиком реклама дала настолько ошеломительный результат, что покупатели начали съезжаться толпами. Никто не хотел ждать. Участки скупали с еще недостроенными домами, причем, насколько я знаю, по просто баснословным ценам. В итоге, так как остались больше косметические работы, нежели капитальные, было решено разрешить заселение.

Собственно, так Стадо здесь и оказалось.

Ну и мы вместе с ним.

Но знаете что?

Не все в Озе такие.

Есть и простые, добродушные люди, нашедшие здесь не только тихое пристанище, но и работу. Не испорченные деньгами и влиянием. Обычные. Как мы.

Добредаю до небольшого книжного магазинчика, спроектированного по моему детскому рисунку, в который папа словно вдохнул новую жизнь. Это уютный домик в стиле прованс, окруженный лавандовым полем, летними скамейками и волшебными огнями. После пристани это еще одно место в Озе, где я чувствую себя своей. Особенно ночью, когда все вокруг будто бы оживает.

Толкаю калитку и вдыхаю пьянящий пряный запах, смешанный с ароматом свежей выпечки и книг. Один из моих любимых.

– Доброе утро, дедушка!

– Ри, милая, это ты?

– Как и всегда в это время, – широко улыбаюсь, когда большие медвежьи лапы заключают меня в свои объятия.

– Грейс испекла твой любимый пирог.

– Не терпится попробовать.

Дедушка Эл смеется, а затем машет в сторону дома.

– Иди, дочка, иди. До открытия еще целых полчаса.

У меня нет родных дедушки и бабушки. Я потеряла их рано. Точнее, папа потерял, а я просто их не знала. И так уж вышло, что за какие-то несколько недель эти люди сумели подарить мне целую семью. Наверное, глупо, но я люблю их, как если бы знала всю свою жизнь. И они так же любят меня.

– О, детка, я так рада, что ты пришла! Помоги-ка мне скорее.

Успеваю подхватить пирог прежде, чем он плашмя падает на пол.

Что было бы весьма прискорбно.

Весьма-весьма прискорбно.

– Кажется, я готова съесть его весь, – широко улыбаюсь, и бабушка смеется.

– На здоровье, милая. В духовке еще два подходят.

Через двадцать минут я уже могу похвастаться тремя выпитыми кружками облепихового чая и четырьмя съеденными кусками персиковой сдобы. И не спрашивайте, куда в меня столько влезает (особенно после двойной порции блинчиков на завтрак), но я всегда очень много ем. Это мой бич. Мое проклятие. Называйте, как хотите.

И ах да, я из тех самых злобных ведьм, которые едят и не поправляются.

Теперь можете меня убить.

Закончив уборку, завариваю большой чайник чая и ставлю на стол два оставшихся пирога. Как говорит бабушка – «хорошая книга и выпечка, приправленная щепоткой любви, способны растопить любое сердце». Вообще-то наш книжный клуб не похож на остальные. Да, мы обсуждаем книги, делимся впечатлениями, переживаниями, идеями. Но главное – находим здесь дом. Каждый по-своему и свой. Но дом.

– Итак, сегодня обсуждаем «Грозовой перевал»…

Плюхаюсь в широкое подвесное кресло и рядом, сворачиваясь клубочком, пристраивается Хитклифф – крошечный светло-серый котенок, которого я подобрала в прошлый четверг. У папы аллергия на шерсть, поэтому дедушка с бабушкой оставили его у себя. Так беспризорный уличный дворняжка стал благородным пушистиком с замашками дворянина. Которого, кстати говоря, балуют вкусной едой чаще, чем меня.

Сегодня пришло даже больше людей, чем обычно. Две уже пожилые пары с южной стороны, их внуки – Мейси и Адам: обоим вроде бы лет по шесть. Люси из цветочного. Стив – наш сосед. И еще несколько человек, которых я видела впервые. Наверное, зазывные листовки сработали. Нужно обязательно расклеить еще.

За бабушкиным вступлением и шутками дедушки не замечаю, как расслабляюсь. Настолько, что уже через пять минут не слышу посторонних звуков и голосов. Ни детского смеха, ни топота неугомонных ног – ничего. Абсолютно.

И слишком поздно понимаю почему.

Не без хорошего пинка, конечно.

– Милая, просыпайся, – тепло знакомого голоса обволакивает, и я лишь сильнее проваливаюсь, – нет-нет-нет, не вздумай. Сегодня ведь концерт, помнишь?

Концерт.

Марс!

Меня так резко выбрасывает из сна, что на мгновение даже забываю, где нахожусь.

– Я что, уснула? – О, нет, это плохо, очень-очень плохо. – Я ведь должна была с докладом выступать…

– Ничего страшного, детка. Люси неплохо справилась.

Успокаиваюсь, хотя чувство вины все еще грызет.

Хитклифф растягивается и мурчит сквозь сон, а я по инерции бросаю взгляд на часы.

– Уже три? – ахаю, не понимая, как могла проспать почти пять часов.

В кресле. Сидя.

– Вот так вырубило тебя, сами диву даемся, – смеется дедушка, – поди ночка совсем бессонная была.

– Замолчи ты, старый, – шутливо бьет его по руке.

А я бы смутилась, если бы было чему.

Если бы я, скажем, гуляла с Макстоном, а не пялилась всю ночь в его окно.

Что, наверное, тоже своего рода неловко, но ведь об этом никто никогда не узнает, верно? Кроме Скайлер. Ей я рассказываю все.

– Мне, наверное, пора. Еще переодеться нужно.

– Конечно, милая, иди. О, и захвати несколько кусочков пирога для папы.

Дома ставлю контейнер в холодильник, принимаю душ и выбираю джинсовые шорты и простую белую майку. Как бы ни хотелось надеть платье: а) оно неудобно в долгой дороге; б) так я буду менее заметной, учитывая, что на этот раз мне придется войти…

Может еще не поздно сказать, что я заболела?

Как раз достаю с полки худи, когда звонит мобильник.

Папа.

Черт.

Черт-черт-черт.

Закусываю губу и отвечаю, потому что не сделать этого и довести единственного и любимого родителя до приступа – плохая затея.

– Да, пап, я уже выхожу.

– Бэмби, прости, на объекте возникли срочные дела, которые необходимо доделать к утру. Боюсь, что не смогу пойти с тобой на репетицию.

– Ничего. Сходим в другой раз.

ГОСПОДИ, СПАСИБО ТЕБЕ!

– Будь осторожна, ладно?

– Пап, до клуба всего несколько километров.

– Тебя подвезут?

– Как и всегда.

– Не забывай звонить.

– Обещаю.

– Люблю тебя.

– И я тебя.

Отключаюсь и сую телефон в боковой карман кожаного рюкзака. До репетиции остается полтора часа. Как раз, чтобы добраться до черты города, а там – и до бара.

Почти всю дорогу болтаю со Скай, моей единственной лучшей подругой и здесь, и в Нью-Йорке. Она поддерживает меня, какие бы глупости я не вытворяла. А еще – разделяет мою страсть к музыке. Как и каждую среду, мы слушаем, как репетируют «Волки». Смеемся, поем и практически без устали говорим о Нем.

Макстон Рид – восходящая звезда.

Уникальный драммер^[2], умеющий отбивать сумасшедшие ритмы на барабанах и одновременно быть на бэк-вокале.

Несомненно, ведущим голосом «Волков» остается Дейтон. Однако некоторые песни звучали бы совершенно по-другому, если бы не Макстон. Его резкий хрипловатый голос на фоне гладкого вокала Метьюза формирует собой особую гармонию. А хулиганский стиль исполнения добавляет пикантности в звучании.

Когда Скайлер отключается, прислоняюсь к кирпичной кладке и прикрываю глаза. Стена вибрирует, и мне кажется, что так я становлюсь к Нему ближе. Что не только слышу Его, но и чувствую. Каждой клеточкой тела и каждой потаенной струной души.

Кто бы мог подумать, что голос – простой человеческий голос – может так стремительно пробираться под кожу. Может так воздействовать на мир внутри. Переворачивать мысли, чувства… пробуждать желания.

Так заслушиваюсь, что едва не забываю про время.

Чейз должен вот-вот подъехать. Он работает в городе, поэтому, когда его смены совпадают с репетициями, подхватывает меня у клуба. Сегодня как раз такой день.

Не знаю, сколько жду – пропускаю, наверное, всех, кто присутствовал на репетиции. Заметив Метьюза, отворачиваюсь, хоть в этом и нет никакого смысла. Он так увлечен своими визжащими фанатками, что заметил бы меня, только будь я без верха.

И то не факт.

Клуб довольно быстро пустеет, и я начинаю нервно кусать пересохшие губы.

Если честно, я до коликов боюсь темноты.

И тех чудовищ, которых эта темнота рождает.

Смелость – не моя сильная сторона. Я без страха прихожу на репетиции лишь потому, что на них всегда многолюдно, и потому что, когда Чейз не может меня забрать, я езжу на последнем автобусе, на который сейчас уже опоздала.

Пьяные крики вынуждают вздрогнуть.

Ухожу дальше в тень, но это уже не спасает.

– Эй, малышка, скучаешь? – замираю, и по коже проносится мороз. – Может, присоединишься?

Не реагировать, не реагировать… повторяю, как мантру и, плотнее закутавшись в худи, набрасываю на голову капюшон. Отступаю, но поздно понимаю – некуда.

– Похоже ты ей не нравишься, Рем.

Грязный смех смешивается с тошнотворным запахом алкоголя.

Срываюсь, чтобы убежать, но не успеваю.

– Куда это ты собралась? – самый пьяный хватает за локоть, но я в отвращении отдергиваю руку. – Ты смотри какая недотрога, – ухмыляется. – Нравится, когда к тебе применяют силу? – На этот раз вырваться не удается. Отморозок до синяков стискивает запястья и жмет к себе, дыша в лицо перегаром.

– Зачем тебе эта глухонемая?

– Молчать будет, это даже хорошо, – мерзкая издевка током бьет по перепонкам.

И нужно бы бороться, но вместо этого цепенею, врастая ногами в асфальт.

Еще не зная, какого зверя разбудила.

Глава 3

Ри

– Эй! Закурить не найдется?

Рвано выдыхаю и едва не всхлипываю от облегчения. Этот низкий с хрипотцой голос узнаю из миллиона самых похожих. Подонки расступаются, и я вижу ЕГО.

Макстон Рид расслабленно сидит на своем байке – одна нога на подставке, другая небрежно касается асфальта – и смотрит на происходящее, как на что-то обычное. А я засматриваюсь на его мужественные руки, виднеющиеся из-под спущенной до локтей кожанки, и черную футболку в стиле кэжуал бренда Dsquared.

– Свалил бы ты отсюда, парень, – тот, которого называют Ремом, поворачивается и смотрит в те самые глаза, которые жгут сильнее лавы. – Весь кайф ломаешь.

– Думаю, мы сделаем иначе. Вы свалите, а я заберу девчонку.

Хватка, которой меня держат, тут же ослабевает.

– Повтори-ка, – сплевывает и делает несколько шагов вперед.