Дом, в котором пекут круассаны (страница 2)

Страница 2

Тихий хлопок тонет в череде звуков. И девушка поднимает голову вверх, но Илья продолжает смотреть на неё. С потолка сыплются разноцветные конфетти, которые блестят в свете софитов. Они похожи на падающие звёзды. Сбудется ли желание, которое он загадает? Блондинка вытягивает руку, чтобы поймать один блестящий кусочек фольги, чуть сжать её и отпустить. Яркие блики вспыхивают перед глазами, заставляют Стрелецкого поморщиться, прикрыть глаза на секунду. Его начинает одолевать головная боль. И в эту короткую секунду он вспоминает недавний разговор с Кириллом.

– Свобода не в том, чтобы толкаться в узком ярко-освещённом пространстве под бит, – он упирался ногой в поребрик, чтобы придержать мотоцикл, неотрывно наблюдая за тем, как настроение друга сменялось с задорно-загадочного на упёрто-проницательное.

Кирилл знал Илью достаточно для того, чтобы по одному только взгляду узнать о его серии одиноких скитаний от бара до бара в попытке отыскать «то самое» настроение. Но Стрелецкий не собирался сдаваться без боя, даже в тот момент, когда его друг ехидно захохотал.

– Ещё скажи, что тебе это не нравится.

– Тогда ты отстанешь от меня?

– Нет, конечно, – беззлобно ответил Воронцов и пожал плечами, направляясь к своему мотоциклу. – Потому что я тебе не верю. Ты всегда был сумасшедшим на всю голову и никогда не отказывался от возможности расслабиться. Неужели что-то поменялось?

Проблема была в том, что внутри Ильи клокотало слишком много разнообразных чувств. В такие моменты особенно важно было выудить из потока что-то одно и сосредоточиться, чтобы неровный ритм эмоций не отразился на его собственном поведении. Но никогда ещё прежде ему не доводилось отказывать Кириллу, а потому Илья надел шлем, затянул ремни и опустил забрало. У него было около получаса, чтобы позволить себе расслабиться. Сжать в своих руках рычащего металлического зверя, позволить ветру впиться в кожаную куртку ледяными когтями и подарить чувство нескрываемого восторга. Жажда адреналина ускоряла его. Обгоняя машины, пересекая перекрёстки на свой страх и риск, игнорируя красные огоньки, Илья поддавался соблазну жить так, как будто завтрашнего дня уже не будет. И всю свою жизнь он прыгал от островка к островку, отчаянно, крепко, хватаясь за края, лишь бы не утонуть. И Кирилл всегда был рядом. Мчал на той же скорости, орал что-то, чтобы перекричать ветер и задорно вилял задницей мотоцикла, чтобы призвать к действию. Потому что без этого мир, казалось, мог просто исчезнуть.

Обычно Илья не смотрит так пристально. Не ловит детали и не прилипает к ним жадным взглядом. В иные дни он не придал бы этому значения. Не увидел бы её поднятые руки, переполненное эмоциями лицо и каплю истинного восторга, смешанного с чем-то ещё. Так сложно было вычленить этот изумруд из горы других самоцветов, протиснуться через чужие тела и не потерять по дороге самообладание. Но так легко при этом оказалось коснуться пальцами волос, чтобы добраться до самого уха. Ему не показалось, незнакомка обладает истинно завораживающим шармом, от которого по спине бегут мурашки.

– Не хочешь познакомиться? – он улыбается, когда она отшатывается от него.

– Pardon?

Она так грациозно к нему приближается и так нежно и ласково шепчет на французском, что Илья решается сказать иное.

– А ты научишь меня французскому поцелую, маленькая французская пташка? – срывается с его губ.

Илья цепко хватает девушку за талию, сокращая последнее расстояние между ними, и начинает двигаться, напоминая об острой необходимости танцевать. Яркая и игривая улыбка озаряет его лицо, и юноша с интересом опускает взгляд ниже, на её губы, которые так хочется поцеловать прямо сейчас, вопреки всем правилам.

Феерия продолжается. Он крепче сжимает её талию.

Незнакомка не отвечает ему, словно хочет остаться в его голове «таинственной французской пташкой». Завтра утром он будет думать, что она – какая-нибудь иностранная туристка, наивно забредшая в чертоги этого ада. Иногда нам всем хочется создать вокруг себя «сказку» и «легенду». Так пусть это случится сегодня. Она танцует здесь в поисках настоящего веселья, ровно как и он. И веселье объединяет их. Илья снова просит показать ему французский поцелуй.

Девушка делает вперёд полшага, которые разделяли их; становится практически вплотную. Пальцы одной из её рук скользят по его плечу, вверх; ноготками она едва царапает кожу Ильи между воротом майки и линией роста волос – потому что ей нравится его рваный, нетерпеливый вздох. Это действует опьяняюще. И она тянется за этим ощущением, встаёт на носочки.

Сомнительные встречи, короткие свидания… И удивительное облегчение от разрыва с очередной красоткой. Двигаясь в таком обезумевшем ритме он что-то ломает в себе, но раз за разом возвращается на исходную позицию, в надежде ощутить, что что-то изменилось. Но, на самом деле, не меняется ничего. Обезумевший мир остаётся таким же, каким и был до этого, а скука обнимает со спины и окутывает так раздражающе, что хочется её послать. Мир словно ждёт, когда Илья сломается. Терпеливо подкидывает одни и те же сюжеты, утягивает в свою власть ради секундных эмоциональных всплесков, а после – разбивает всё это, такое важное, вдребезги.

Этот механизм ломается где-то посередине. Заржавевшие шестерёнки скрипят под зубами, дрожат и прекращают своё бешеное вращение. Мир сжимается до границ их тел, мерцает, отражается в зеркале карих глаз незнакомки. Она обжигающа в своей красоте, не смотреть на неё невозможно. Несмотря на отзывчивость, с которой она приближается к нему, Илья ощущает, что она – абсолютно не такая, как все остальные. В ней переплетается так много всего, о чём вслух говорить неправильно, что он тяжело выдыхает без слов, будучи не способным переключиться на свои правила игры. Ему слишком интересно смотреть на то, как её восторг туманит голову им обоим. Как конфетти в её волосах мерцают от каждого движения.

Она напоминает ему одно из фэнтезийных существ, о которых читает Аня. Фея, нимфа, фейри, прекрасная гурия. Она – не реальность вовсе, а лишь плод его больной фантазии. И Илья искренне боится того, что как только их губы соприкоснутся – она просто исчезнет.

Её губы совсем нежно, практически невесомо прикасаются к его губам. Она словно бросает ему вызов, дразнит. Или даёт возможность забыть об этой затее? У него внутри всё трепещет, но он отвечает на игривый жест незнакомки. Девушка зарывается одной рукой в его волосы, а вторую руку кладёт ему на плечо. Поцелуй со стороны незнакомки был мягкий, тягучий, как карамель. Она не даёт Илье сделать это соприкосновение губ страстным, мокрым, глубоким, просто потому что хочет, чтобы он запомнил её поцелуй именно таким – неторопливым и сладким до скрипа на зубах. Она хочет, чтобы Илья прокручивал всё в голове позднее и сходил с ума.

Хочет, чтобы он никогда в своей жизни не смог забыть её.

Металлический звук рвётся из колонок, а софиты ослепляют, размывая мир до черно-белых пятен. Однако это не мешает Стрелецкому вновь найти девичьи губы и встретить их в новом неспешном поцелуе. Пусть их уста двигаются до безобразия медленно и неспешно, но каждое движение способствует тому, чтобы внутри горел пожар.

Когда губы незнакомки приоткрываются, Илье удаётся уловить кислый, конфетный привкус. Именно этот привкус выжигается где-то в чертогах разума ярким клеймом.

Ритм музыки сменяется, и Илья спешно отстраняется от незнакомки. Он смеётся и немного отходит для более активного танца, для немного резковатых, но искренних движений телом. Вновь шагает к незнакомке, спешит закрутить её в новом движении, поддразнивает, обманывает тем, что отстраняется и в следующее мгновение прикасается губами к её скуле. Напористо целует подле мочки, виска, вновь в губы, но промахивается, «клюнув» в щеку, и даже это вызывает новую вспышку их общего смеха. Он снова склоняется к ней, и целует в третий раз.

Телефон в кармане её джинсов начинает вибрировать. Но девушка не отстраняется сразу. Пусть он запомнит всё так. Она делает шаг назад медленно, неспешно, так, словно хочет отложить этот момент. Её губы соскальзывают в уголок его губ, оставляя прощальный чмок.

И снова сводящую скулы сладость заменяет кислый вкус. Он распахивает свои глаза, наблюдая за тем, как её хрупкий силуэт отдаляется от него на достаточное расстояние. Илья уже точно знает, что она сбегает, ускользает в толпу и не оставляет ему ни секунды форы. Но именно этим поступком она заинтересовывает его.

– В двенадцать часов карета превращается в тыкву, а платье в лохмотья, – говорит ему незнакомка в надежде, что её голос пробьётся сквозь громкую музыку. – Как жаль, что я не могу оставить тебе свою «туфельку».

– Ты могла бы оставить мне свой номер телефона.

– Это слишком просто, не находишь? – в глубине её карих глаз просыпаются ехидные чертята, заставляя Илью прикусить нижнюю губу. – Я не верю в судьбу, но… – девушка лёгким движением руки стягивает с указательного пальца тонкое золотое колечко. – Если это всё-таки судьба, и мы встретимся вновь, верни мне его. Не забудь, оно очень дорого для меня.

Илья щурится, сквозь блики света улавливает игривые искорки в её глазах. Он отпускает её и вытягивает ладонь для того, чтобы принять этот скромный подарок от незнакомки. Стрелецкий опускает голову, чтобы посмотреть на колечко, а когда поднимает взгляд – незнакомки уже и след простыл.

Толпа движется так, словно её среди этих людей никогда и не было. Свет мерцает под потолком, отскакивает от стен. Музыка медленно сменяет свой ритм, поднимая гул возбуждённой толпы, а Илья стоит посреди этого безумия, крепко сжимая в руках колечко. С одной только мыслью в голове: нужно было успеть украсть у неё не только кольцо, но и конфету. Ему становится безумно смешно и так тесно в груди от этих чувств, что он разрывается оглушительным смехом и плавно выходит обратно к барной стойке, где Кирилл ждёт его.

– Ты же знаешь французский, да? Как будет в переводе «маленькая французская пташка»?

– ««Petit oiseau français», а что? – Кирилл непонимающе хмурится, замечая на лице друга чрезмерное количество разных эмоций, но Илья будто его не слышит. Только садится за бар и вдумчиво рассматривает кольцо. Он не собирается отвечать на десяток новых вопросов друга.

Она – будто солнце, решившее выглянуть из-за туч и посетить его хмурую обитель. Она находила самые чувствительные места на его шее и взглядом говорила: «Кем бы ты ни был, смотри на меня. Смотри на меня. Смотри на меня». Илья поддавался. Он закрывал глаза, чтобы всеми клеточками своего тела почувствовать пьянящую сладость поцелуя. Пока в голове взрывались целые галактики, он записывал всё, что только мог в свою память. Пауза. Пауза. Ему срочно нужно поставить этот мир на паузу.

Наверное, об этом стоит забыть сразу, как только он доберётся до дома.

Илья старательно игнорирует ту слабость, с которой он добирается к себе. Колечко в руках находит своё место на комоде. Сбросив на пол стопки газет и бумаг с зарисовками новых идей для тату, небрежно нарисованных тушью и чёрными маркерами, Илья высвобождает для кольца больше места, чем нужно. Он создаёт незримый барьер, который наверняка должен изгнать назойливое чувство до рассвета. Но ни душ, ни уютная постель не помогают. Илья лежит, поглядывает на щель между неплотно закрытыми шторами, и одними только губами повторяет то, что сказал ему друг. Уснуть не получается. Кислый вкус, смешанный со сладким, странно напоминает о том, что мир вокруг ощущается так, как никогда прежде. Илья ругается, переворачивает подушку прохладной стороной вверх, пьёт воду, ест остатки пиццы со вчерашнего дня и всё шепчет-шепчет эту французскую фразу как чёртово заклинание. А оно не срабатывает.

– Петит оисесу франциас… – Илья судорожно выдыхает.

Он садится на постели и тянется за стаканом воды, но вместо этого хватает злосчастное кольцо.

Притянув к себе маленькую безделушку, он осторожно смотрит через неё на мир и поднимается на ноги. Приходится потратить некоторое время, прежде чем в завалах собственных вещей юноша находит тонкую цепочку, на которую и вешает кольцо. Он надевает цепочку на свою шею. Повторяет заклинание ещё раз, на всякий случай. И только после этого засыпает.

Он мечтает о том, чтобы незнакомка явилась к нему во сне, коснулась его шеи и шепнула, едва касаясь губами его губ: «Pardon?». В её глазах отражались бы цвета всего мира, взрывались и разлетались, как конфетти.