Михаилу нравилась расселяемая квартира. Объект площадью 220 квадратных метров, двусторонний: окна на улицу и в колодец. Просторная прихожая, заваленная классическим коммунальным хламом, за который жильцы цеплялись, как за сокровища, – подборки советских журналов, связанные бечевкой, довоенные велосипеды, коньки, лыжи, старые чемоданы с обитыми железом углами. Вещи лежали на полу, выпирали с антресолей, прикрытые полуистлевшими шторками. Велосипед и лыжи покоились на крюках, вбитых в стену. Вперемежку с этим шли вешалки и тумбы, девять – на девять комнат, и уголок с вбитыми в стену гвоздями, куда Алкоголик Второй вешал одежду за отсутствием собственной вешалки. В квартире было принято разуваться сразу при входе, и это правило тоже было симпатичное – коридор, кухня и санузлы были условно чистыми. Когда Михаилу стало понятно, что вальс с этой квартирой придется танцевать долго, он принес свои тапочки, и они уютно ждали его справа от входа.

Комнаты располагались так: пять с одной стороны и четыре с другой, ванная, затем коридор поворачивал направо у круглой печки, сохранившейся еще с постройки дома, вел к еще одной комнате, туалету и приводил в огромную кухню. По двум стенам кухни шли плиты и шкафы жильцов, они полностью отражали возраст, социальное положение, пол и доход каждого. У стояка в ряд расположились раковины разной степени чистоты. Посередине находился общий стол, заставленный посудой. В углу жильцы поставили дополнительную ванну, прикрытую шторкой с дельфинами. Людей было много, и, чтобы не ждать очереди помыться, они скинулись на установку ванны в кухне. Мылись там по договоренности – до пяти и после одиннадцати вечера, когда народу было меньше всего. Рабочая печь на кухне прикрыта клеенкой, но при желании можно проверить тягу и готовить на ней. На печи четыре конфорки, четыре кругляша, которые закрывались несколькими кольцами разного размера, регулирующими жар.

У Михаила в квартире тоже была печь, но для отопления, а не для готовки. Одним боком она выходила в коридор, другим – в детскую. Терракотовые изразцы с ландышами и птицами были залиты слоями белой масляной краски, из-под которых только угадывались их силуэты. На реставрацию печки требовалось триста тысяч, которые никак не находились. Остальные двести от сделки, обещанные покупателем, он планировал потратить на повторный ремонт в ванной – там неудачно положили ламинат, а стеклянная штора подтекала.

Михаил жил в семи минутах от коммуналки на 5-й Советской и часто и с удовольствием ходил туда пешком даже тогда, когда вопрос можно было решить по телефону. Визиты он обычно планировал на вечер. Ему нравилось спускаться по лестнице в собственной парадной – не слишком чистой, но обновленной и оживленной. Стены и потолок покрашены в нежный бежевый цвет. Провода уютно переплетаются над квартирами. В новостроях их прятали, и это было не то – не живо.

На его 3-й Советской улице был высажен шиповник, а на 4-й Советской – сирень. Они цвели и пахли в начале июня. 5-я Советская была без зелени, но, с другой стороны, ничто не отвлекало от безупречной геометрии улицы, от нежного цвета домов, от маскаронов и завитков на фасадах. Идеальная геометрия заканчивалась в Овсянниковском саду, улица упиралась в его высокие кудрявые каштаны. Особенно хорошо здесь в белые ночи, в девять-десять вечера – солнце уже скрылось, но сумерки еще тянутся. Тянутся, но не заканчиваются, светлеют и становятся новым днем. Приятно идти по делам, чувствовать запах цветения и думать о сумерках, перерождающихся в утро.

Дома на пути тоже уютные – фасады не слишком обшарпанные и не слишком новые, в самый раз, как удобные ботинки. За стеклами – богатый мир, сокровища, жемчуга и сапфиры: коммунальные кухни, обычные кухни, стойки отелей, горшки с цветами, кошки, детские игрушки. В щели в шторах открывалась чужая жизнь. Указатели: стоматология, юридическая помощь, кафе, квест-комнаты, апарт-отель, ремонт обуви и изготовление ключей, цветы и кофе, кофе и цветы. Старый Петербург в такие вечера распахивал пальто, прогуливался неторопливо по собственным улицам, одобрительно оглядывал своих детей. Каждый фасад, зелень кустов и травы – во всем была старая, проверенная временем красота.

Михаил открывал дверь своим ключом. Затем надевал тапочки, отсчитывал шаги до нужной комнаты, стучался, дожидался, когда с той стороны ответят «Входите!», входил и решал бесконечные вопросы, советовал, записывал, давал нужные контакты, помогал записаться в МФЦ и так далее, без конца.

Разумеется, были и другие клиенты, другие объекты. Михаил вел две-три сделки одновременно, и его день был заполнен показами, а также встречами в агентстве. Их Михаил тоже любил, потому что витринные окна обеих переговорных выходили на улицу Рубинштейна. Секретарь Ирина Петровна – суровая офисная работница, которую не хотелось называть никак иначе, хотя в агентстве все обращались друг к другу на «ты» и по имени, – приносила чай и кофе в чашках Императорского фарфорового завода. От большого деревянного стола становилось тепло даже в пасмурную погоду. Для особо важных гостей Ирину Петровну просили зажечь биокамин, вмонтированный в стену. Живой огонь оживлял и переговорку, и улицу за окном, и прохожих.

История с коммуналкой началась в конце хмурого апреля и окончиться должна была в конце ноября. Покупатель получит квартиру, снесет стены, установит новые и, под полыхание огня в биокамине, будет с бокалом коньяка вспоминать детство, когда соседи казались дружными, а мир – добрым и ласковым. Коммунальные жильцы разъедутся по новым квартирам в спальных районах. К обитателям таких районов Михаил относился с сочувствием, как к людям, которым серьезно не повезло в жизни, вследствие чего они вынуждены каждый день видеть панельные многоэтажки.

Вечером накануне заключения сделки он шел на 5-ю Советскую пешком, наслаждаясь городом и ощущением, что вот-вот, через несколько часов, трудное дело будет закончено. Ожидание будущего облегчения было сильным, как после долгой зимней прогулки предчувствовать, что сейчас снимешь дома тяжелый пуховик и плечи заноют, освобожденные от груза. Примерно с таким ощущением он пересекал Советские и любовался голыми ветками шиповника и сирени, сбросившими листья и замершими в ожидании снега.

Он открыл дверь своим ключом, с наслаждением проворачивая его в последний раз, и в последний раз с удовольствием надел тапочки. Решил не вызывать жильцов поодиночке, а крикнул на всю длину коридора:

– Коллеги, я пришел!

Глава вторая,

в которой Михаил проводит последнюю встречу перед продажей квартиры, а обитатели коммуналки предстают перед читателем во всем своем великолепии.

В комнатах началось шевеление – прекратились разговоры, зашуршали тапочки. Двери открывались, соседи приветствовали Михаила. Владельцы, некоторые парами, выдвигались на кухню, несли свои табуретки, стулья. Студентка Варя тащила кресло-мешок. Жильцы шли по коридору и зажигали свет – три лампочки по дороге на кухню, каждая с отдельным выключателем. Михаил не терпел пещерной темноты в коридорах коммуналок, она пугала его, у себя в квартире он протянул световую дорожку во всю длину от входа до кухни. Но тут старушка-не-в-себе, Нателла Валерьевна, была помешана на экономии, остальные жильцы устали с ней бороться.

Повернув за угол, Михаил стукнул условленным «кодом» в дверь программиста: два стука, пауза, один – выходи.

– Минутку, – отозвались из комнаты.

Михаил толкнул дверь и шагнул внутрь. Паша сидел за столом, на котором стояли фигурки из Гарри Поттера размером с палец. В комнате сильно пахло спиртом. Паша тряпочкой протер фигурку Гермионы и поставил ее на стол к остальным.

– Что за запах? – спросил Михаил. – Вступили в клуб к нашим алкоголикам?

Программист рассмеялся. Он кивнул на куб – 3D-принтер.

– Заказали коллекционные фигурки на день рождения.

– А пахнет чем?

– Техническим спиртом. Надо протирать после печати.

Михаил взял и покрутил в руке фигурку Гарри.

– Ничего так.

– Михаил Сергеевич, мы ждем, – раздался голос позади.

Михаил обернулся. Это была Валентина Афанасьевна, старушка-в-себе и старшая по квартире. В ее обязанности входил сбор денег на коммунальные расходы и решение общих бытовых вопросов. Она недовольно повела носом и прикрыла дверь. Михаил и Паша вышли и направились на кухню. За ними шла Нателла-не-в-себе и выключала свет. Через два щелчка Михаил дошел до кухни с единственной лампочкой без абажура. Общие и одиночные встречи на кухне проводили постоянно, необходимо было читать и подписывать документы, и год назад Михаил принес матовую энергосберегающую лампочку, выкрутил старую, покрытую пылью и паутиной, и на кухню упал ровный холодный свет. Одной лампочки было недостаточно для этого большого помещения с высокими потолками, но она светила ровно туда, куда Михаилу было нужно, а остальное его не волновало.

Владельцы рассаживались, Михаил сразу заметил – не хватало обоих алкоголиков, наверное, набухались и спят, ну да ничего, он зайдет к ним сразу после. Старушка-не-в-себе, войдя на кухню, осмотрелась, поджала губы и потянула руку к выключателю. Этот жест вызвал дружное:

– Нателла Валерьевна, не выключайте!

«Не выключайте» у некоторых прозвучало как «не надо» и «ну хватит уже», но Михаил обратил внимание на дружное, отточенное «Нателла Валерьевна». Старушка присела на стул у печки. На самом деле благодаря ей печку в свое время не снесли, как и не убрали из прихожей круглый дровяной обогреватель – в девяностые много старины по глупости посносили и поубирали, но сейчас это старье реставрировали, лакировали и встраивали в интерьер.

– Ну что, коллеги, поздравляю. Сегодня последняя встреча перед сделкой!

Михаил произнес приветствие, как конферансье, и ответом ему были аплодисменты. Жильцы в большинстве обладали чувством юмора и подыгрывали.

– Михаил Сергеич, сколько по времени займет сделка?

– Михал Сергеич, мне надо брать квитанции по коммуналке за весь год или только за последний месяц?

– Миша, скажи, дорогой, есть ли там парковка?

– Заткнитесь вы, записюны немытые, – зашипела Нателла Валерьевна. – Дайте сказать этому малахольному.

Значит, сегодня у нее обострение. Соседи зацокали на ее выпад, а Михаил молча проглотил, что его обозвали малахольным. Нателла могла и не так.

В первую очередь он рассказал о времени и месте сделки. Потом сориентировал, сколько она займет по времени. Затем – по документам и их давности, каждому был роздан чек-лист. Решили вопрос с опозданиями и отсутствием некоторых владельцев. «Некоторыми» были алкоголики, но Михаил заверил, что обзвонит всех собственников за час и, если те не ответят, явится сюда и лично за шкирку приведет их к нотариусу. Внутренне он вздрогнул, когда говорил это, потому что не был уверен, хватит ли ему сил, если забухают оба. Но его «за шкирку» было воспринято собственниками одобрительными кивками и смешками. Еще было море вопросов по очередности подписания (не имеет особого значения, потому что в конце подписывают все вместе), срокам выезда из квартиры после сделки (покупатель благосклонен и разрешил оставаться сколько нужно, понимает, что нынешним владельцам нужно привести в порядок новое жилье) и так далее, и так далее. Михаил почувствовал, что вопросы не заканчиваются, а он уже начал выдыхаться. Посмотрел на часы и обнаружил, что он провел за разговором ровно час. Он красноречиво поднял брови, снова взглянув на часы, и владельцы засобирались. Сыпались последние, уже не важные вопросы. По очереди прощались и благодарили. Нателла Валерьевна пропускала всех вперед, держа руку на выключателе, но не выдержала и щелкнула до того, как вышли все соседи, на кухне наступила темнота. Раздались возмущенные возгласы. Программист Паша включил свет заново и подтолкнул Нателлу в сторону коридора.