Рыжему и компании нравилась такая жизнь, у них появились деньги и даже кое-какие связи в криминальных кругах, в основном через многочисленных скупщиков краденого. Но Бузулуцкому это было не по душе, и дружба с ребятами вскоре начала его напрягать. Уже тогда Степан понимал, что рано или поздно такие игры закончатся плохо. Он решил порвать с бандой, но все никак не мог набраться храбрости, чтобы сказать об этом. Степану не простили бы попытки уйти, но и продолжать общение с ребятами он уже не мог.

В конце концов подходящий случай подвернулся. Только произошло все совсем не так, как планировал Степан.

Однажды он возвращался домой почти в полночь. Они с приятелями в очередной раз засиделись допоздна в квартире Рыжего, доставшейся ему по наследству от бабки. Рыжий превратил свое жилище в настоящий притон, у него собирался сброд со всего района. Веселье било ключом день и ночь, но соседи, запуганные Рыжим и его приятелями, не смели возмущаться.

Тем вечером Рыжий отмечал день рождения одной из своих подружек, имени которой Степан даже не помнил. Некоторые остались ночевать там, где праздновали, но Степан всегда предпочитал спать у себя. Бузулуцкий опасался, что если он перестанет появляться дома, то подозрительные дружки матери почувствуют себя полновластными хозяевами в чужой квартире. В их убогом жилище и так уже не осталось ничего ценного, не хватало еще превратить его в ночлежку для бомжей.

На улицы опустилась ночь. Между темными бетонными коробками зданий тускло светили редкие фонари. Степан торопливо шагал, слегка ссутулившись и втянув голову в плечи. Было ветрено, накрапывал мелкий дождь, а потрепанная курточка совсем не грела. До дома оставалось всего два квартала. У края дороги под слегка покосившимся уличным фонарем стояла темная машина с открытым багажником. Возле нее крутился какой-то высокий мужчина в черной спортивной куртке. Степан мельком окинул его взглядом – незнакомый мужик, явно не из их района. Незнакомец поднял крышку капота, затем вернулся на водительское место. Видимо, не мог завести двигатель.

Степан обошел машину, и тут незнакомец его заметил. Худощавое лицо мужчины было едва различимо в бледно-желтом свете фонаря.

– Эй, парень! – внезапно окликнул он Степана. – Помоги, а? Иначе я тут до утра проторчу.

Он выскочил из машины, но Степан не торопился останавливаться. С чего ему помогать невесть кому, тем более в такое позднее время?

– Мне всего-то нужно аккумулятор из багажника вытащить, – зачастил незнакомец. – Одному сил не хватает, а без него я завестись не смогу! Помоги, пожалуйста! Больше тут не на кого рассчитывать.

Что-то в его голосе заставило Степана остановиться.

– Ладно, – глухо буркнул Бузулуцкий, подняв повыше воротник куртки.

Торопиться ему было особо некуда, до дома рукой подать. А мужик и правда в беде.

Степан приблизился к открытому багажнику и заглянул внутрь. В дальнем левом углу стоял запасной аккумулятор. Дно багажника было застелено толстой мешковиной.

– Там рядом перчатки есть, – сообщил незнакомец, приближаясь. – Надень, чтобы руки не испачкать. Не знаю, как тебя и благодарить! Если бы не ты…

Степан склонился над багажником, пытаясь разглядеть обещанные перчатки. И в этот момент незнакомец ударил его по затылку. Удар был настолько сильным, что Степану показалось, что ему проломили голову. Вскрикнув, он мигом развернулся и вскинул руку, чтобы защититься, но едва успел разглядеть короткую черную дубинку в руке незнакомца. Второй удар пришелся парню в висок. Бузулуцкий рухнул головой в багажник, а незнакомец легко подхватил его ноги и перебросил через борт.

– Вот и молодец, – еще расслышал Степан, теряя сознание. – Хороший мальчик.

И крышка багажника захлопнулась, мгновенно погрузив его в темноту и отрезав от внешнего мира.

Все, что происходило позже, Степан помнил очень плохо, какими-то краткими вспышками. Чьи-то руки, сдирающие с него одежду. Дикая боль в запястьях и щиколотках, словно кто-то острым ножом пытается отрезать ему кисти и ступни. Ледяная жидкость с сильным запахом какой-то дезинфицирующей химии, которой протирали его обнаженное тело, и плотный тканевый мешок на голове. А еще иглы, много игл, протыкающих его кожу на внутренней стороне рук.

Степан представления не имел, сколько длились пытки. Позже врач в больнице сообщил, что ему постоянно кололи какое-то успокоительное, поэтому в памяти зияют провалы. Степан даже не мог вспомнить лица того, кто запихнул его в багажник машины. Но это было даже к лучшему. К чему помнить подробности всего, что с ним происходило до того, как появился Роман Кукушкин?

Выяснилось, что многочисленные татуировки спасли Бузулуцкому жизнь. Убийца не прикончил пленника сразу лишь потому, что решил сделать ему анализ крови. Он опасался, что у татуированного паренька может оказаться какое-нибудь заболевание, а значит, в качестве донора он не пригодится. На анализ ушло несколько часов, и именно это слегка отсрочило момент убийства.

Полное осознание всего случившегося пришло потом, когда Степан узнал, кем являлся Хирург. Когда огласили примерное количество жертв маньяка, когда Степану сказали, что его спасли чудом и он запросто мог пополнить список погибших от рук этого сумасшедшего. Осознание и дикий страх оттого, что он мог быстро и бесследно исчезнуть, прекратив свою никчемную жизнь. А мать даже не сразу заметила бы его исчезновение.

И тогда Степан четко осознал, что нужно что-то менять, причем быстро, без опасений и сожалений. Он больше не хотел такой жизни. Не хотел видеть своих бывших дружков и безразличную мамашу в конуре с облезлыми стенами, в которые въелся запах гниющих отходов.

Но, чтобы изменить все это, для начала нужно было измениться самому. И Степан испытывал огромную благодарность к Роману Кукушкину за помощь и поддержку. За тот шанс, что он ему дал. И за Егора, который теперь был его лучшим и единственным другом.

Поезд в очередной раз остановился, двери вагона с шумом разъехались в стороны. Степан открыл глаза. Его остановка была следующей.

Пассажиры бурным потоком хлынули из вагона на перрон. Когда толпа поредела, Степан вдруг заметил ее. Она сидела прямо напротив него, закинув ногу на ногу, и, чуть прищурившись, пристально рассматривала Бузулуцкого. Длинные темные волосы, небрежно собранные в хвост, перекинутый на левое плечо; короткая черная куртка поверх брючного костюма – расстегнутая сверху, так что было видно массивное ожерелье на шее – и кожаные ботинки на высоком каблуке. Елена выглядела точно так же, как в ночь убийства Рыжего, сразу перед своим таинственным исчезновением.

Бузулуцкий ошеломленно уставился на нее, а девушка криво усмехнулась и одним движением поднялась с жесткого сиденья.

– Эй! – крикнул Степан. – Стой!

Он ринулся за ней, но Елена уже выскочила из вагона и растворилась в толпе спешивших к эскалатору людей. Двери с грохотом захлопнулись у Степана перед носом, и вагон, тронувшись с места, нырнул в очередной черный тоннель.

Интересно, как долго она за ним следила? И как же он ее не заметил?! Степан чертыхнулся, ударив по стеклу сжатым кулаком. Оставшиеся в вагоне пассажиры посмотрели на него как на сумасшедшего, кто-то пересел подальше. Так, на всякий случай.

Степан тяжело вздохнул и прижался лбом к прохладному вибрирующему стеклу. Опять эти недовольные взгляды. Хорошо, что ему выходить на следующей остановке. Через двадцать минут он уже будет в общежитии, примет душ и поскорее ляжет спать, чтобы этот длинный день наконец закончился. Степану хотелось хоть ненадолго забыть обо всем. Но образ наблюдающей за ним Елены так и стоял у него перед глазами.

Глава 3
Отпечатки пальцев

Ирина Муртазина прибыла в редакцию новостного портала «Полуночный экспресс» после окончания рабочего дня, специально выбрав время, когда большинство сотрудников уже разошлись по домам.

Ей стоило немалых трудов выбраться из особняка Решетниковых незамеченной. Экономка Эмма Викторовна в последнее время глаз с нее не спускала, словно подозревала в чем-то. Наверняка уже хватилась пропажи, хоть и не подавала виду. Ирина изо всех сил старалась вести себя как ни в чем не бывало, не давать ни малейшего повода для подозрений, но Эмма Викторовна, казалось, решила сделать ее жизнь в особняке невыносимой. Она постоянно придиралась по пустякам и заваливала Ирину работой. В огромном имении Решетниковых невозможно было скрыться от вездесущей экономки.

Даже приближаясь к зданию редакции, Ирина на всякий случай быстро огляделась по сторонам. Ей и без Эммы в последнее время постоянно казалось, что за ней кто-то следит, но, скорее всего, просто нервы шалили. Подозрения экономки, этот жуткий старинный канделябр, покрытый пятнами крови, да и другие странности, творящиеся в особняке, – у кого угодно разыграется приступ паранойи!

Журналистка Марина Чехлыстова ждала ее в своем кабинете. Она заранее предупредила охранников, дежуривших у входа, о позднем посетителе, поэтому Ирину беспрепятственно пропустили в здание.

Большинство комнат уже опустело, лишь в нескольких еще горел свет. Чем меньше свидетелей, тем лучше. Марина, конечно, пообещала свято хранить все секреты, но ручаться за своих коллег она не могла. Любой журналист отдал бы душу за возможность первым заявить о какой-нибудь сенсации, а Ирина не сомневалась, что ее история может стать настоящей бомбой.

Когда Муртазина переступила порог небольшого уютного кабинета, прижимая к груди большой черный пластиковый пакет, Марина вышла из-за рабочего стола и на всякий случай плотнее прикрыла дверь.

– Надеюсь, никто из хозяев не заметил твоего ухода с таким здоровенным свертком? – забеспокоилась она. – Тебе не придется потом объясняться?

– Меня никто не видел, – заверила ее Ирина. – Я дождалась, когда все разойдутся по своим комнатам.

– А этот твой дружок Сергей? – вспомнила Чехлыстова о молодом садовнике.

– Он готов есть из моих рук и никогда меня не предаст, – уверенно заявила Ирина. – Мне удалось задурить ему мозги.

– Надо же, какая самоуверенность.

– Но он меня действительно любит.

– Надеюсь, ты не посвятила его в свои тайны? – насторожилась Марина.

– Конечно нет! – оскорбилась Ирина. – За кого ты меня принимаешь? Этот простофиля запросто может сболтнуть что-нибудь лишнее, а мы потом хлопот не оберемся. Мне даже жаль, что он был со мной, когда я обнаружила тайник. Теперь только и говорит об этих деньгах, а мне приходится постоянно его контролировать, чтобы не надумал стянуть что-нибудь из заначки Эммы.

– Это может стать проблемой, – согласилась журналистка. – И, кроме тебя, никто ее решить не сможет.

– С этим разберусь, – отмахнулась Ирина. – Я больше переживаю за экономку… Она так пристально следит за мной, что иногда приходится выбираться из дома через окно. Конечно, в открытую она меня ни в чем не обвиняет, но, думаю, у нее сейчас все обитатели особняка под подозрением.

– И ничего удивительного. Если она и правда скрывала в своем тайнике такое… Ну давай, показывай, что там у тебя, – нетерпеливо потребовала Чехлыстова. – Признаюсь честно, по телефону ты сумела меня заинтриговать.

– Я и сама офигела, – сказала Ирина, осторожно извлекая из шуршащего пакета большой сверток полиэтиленовой пленки.

Она аккуратно развернула пленку и установила на письменном столе массивный латунный канделябр с пятью рожками, стараясь не прикасаться к нему голыми руками. Журналистка изумленно присвистнула. Включив настольный светильник, она направила широкий луч на отливающую золотом стойку канделябра, покрытую застарелыми темными пятнами.

– Это кровь? – вполголоса спросила Марина.

– Уверена в этом, – кивнула Ирина. – К тому же если представить, что берешь его рукой за основание и широко размахиваешься… То эти золоченые выступы, покрытые узорами, просто идеально подходят для удара по чьей-нибудь голове. Видишь?