К закату стало значительно хуже. Гвин вновь начала стонать, не приходя в сознание, а лошадь Криса дважды чуть не оступилась. Тогда-то он во второй раз дал девушке один глоток своей крови, в которой еще кипела королевская соль. А затем поцеловал верную кобылу меж ноздрей – на прощание. Останавливаться более было нельзя. Изнуренная долгой скачкой по жаре, лошадь едва держалась на ногах, когда они вновь тронулись в путь. Но заклятие делало свое дело, и животное встретило собственную смерть, не осознавая мучений, в то время как сердце ее хозяина разрывалось от боли и чувства вины.

Гвинейн дышала все тише. После полуночи ее руки обмякли, а голова обессиленно повисла. К ужасу Криса, тогда же и его лошадь начала спотыкаться. Она пошла медленнее и неувереннее. Адепту пришлось спешиться. Он осторожно устроил ослабшую Гвин под деревом. Затем снял с лошади упряжь, седло, мечи и сумки. Ехать дальше не представлялось возможным: в любой момент кобыла могла упасть и покалечить седоков.

ВарДейк отвел лошадку в сторону от тракта, туда, где душистая гортензия раскинула белоснежные зонтики на границе широкого пастбища. Позволил животному лечь среди зарослей. Зажмурился на миг. И разорвал чары.

Лошадь обмякла, как марионетка, у которой обрезали ниточки.

Адепт услышал короткий хрип, после которого наступила тишина. А у него даже не было времени на достойное прощание. Нужно было спешить обратно к Гвин, которая спала под деревом возле дороги. Придумать, как добраться до цели. Как привести молодую голодную вампиршу в полный людей город.

До Идариса оставалась пара часов пути.

Ночь выдалась ясной. Звезды блестели на темном бархате небосвода. Серебристый месяц в вышине казался таким острым, точно об него можно было порезаться. Прохлада после душного дня и трудной дороги освежала, приводила нестройные мысли в некое подобие порядка. Ужасно хотелось есть, пить и спать. Глаза жгло от усталости. Голова была тяжелой. Тупая боль разливалась по мышцам. Долгие часы непрестанного колдовства вымотали молодого адепта, но сдаваться он не собирался.

Крис задумчиво посмотрел на девушку, что спала под его чарами среди узловатых корней развесистой ивы. Бледная, медленно пожираемая скверной, бегущей у нее в жилах. Платье на ней больше не было таким уж белым – пыльное, все в пятнах черной крови. Сломанная игрушка жестокого, капризного ребенка, но все еще живая. Ее жизнь зависела от его решений.

Поэтому он должен был найти способ доставить ее в Идарис.

Адепт сосредоточился, зашептал слова заклятия, которое усиливало слух. От усилия у него на лбу выступил холодный пот. Стрекотание цикад сделалось оглушительным, а слабое биение сердца Гвин показалось барабанным боем. ВарДейк стиснул зубы. Спустя минуту напряженного колдовства он различил шум реки и – о, счастье! – ржание лошадей вдалеке.

Крисмер никогда не был религиозен, но в тот миг он пообещал принести богам щедрую жертву, если у него все получится.

Он отнес Гвин подальше от тракта и вместе с их вещами уложил под похожей ивой. Усилил заклятие сна, чтобы ничто не потревожило и не напугало несчастную девушку. Залпом выпил пузырек тоника из своих небогатых запасов, дабы протянуть хоть немного дольше и восстановить силы. А затем бегом направился в ту сторону, откуда доносилось лошадиное ржание.

На берегу реки, у дальнего конца огороженного поля пасся небольшой табун из двух десятков лошадей. Их пас крестьянин средних лет, который жарил на костре мелких рыбешек и сонно пожевывал табак. Завидев спешившего к нему незнакомца, мужчина торопливо поднялся с места, сосредоточенно вгляделся в ночной сумрак. По характерной одежде гостя пастух, к своему облегчению, понял, что перед ним очередной адепт Идариса, которых тут проезжало порядком. Он видел их предостаточно, поэтому нисколько не опасался, тем более оружия при нем не оказалось.

– Доброй ночи, господин, – пастух согнулся в почтительном поклоне. – Могу вам чем-нибудь помочь в столь поздний час? Быть может, пожелаете разделить со мной трапезу? Улов небогатый, но все же.

– Спасибо, добрый человек, – Крис приблизился. Он старался отдышаться. Жареная рыба пахла так вкусно, что у него свело желудок, только времени совсем не было. – Но я еду по делу Академии, которое не терпит отлагательства.

Адепт уперся руками в колени, переводя дух. Махнул в сторону животных, что мирно щипали травку в отдалении.

– Это твои лошади?

– Да, господин, – мужчина сплюнул табак в сторону. – Все до единой – скотинки моей семьи. – И зачем-то уточнил: – Сегодня мой черед сторожить пастбище.

Он начал понимать, о чем пойдет разговор. И мысленно поблагодарил небо за то, что перед ним все же адепт, а не разбойник.

– Великолепно, – Крис махнул рукой, направляясь к лошадям. – Я покупаю одну прямо сейчас. Нужды Академии обязывают.

Пастух поспешил следом за адептом, часто моргая. Такой быстрой и внезапной сделки в его жизни еще не случалось. Одно грело душу: молодой чародей сказал «покупаю», а не «забираю», а то с этих колдунов всякое станется. Однако стоило мужчинам приблизиться к лошадям, как случилось непредвиденное.

Почуяв запах смерти и, быть может, вампирский дух, пропитавший одежду Криса, все животные, как по команде, подняли головы, развернулись и потрусили прочь вдоль изгороди. Лишь одна молодая кобыла осталась стоять на своем месте с невозмутимым видом. Гнедая и черногривая, она с любопытством поглядывала на людей и продолжала жевать траву как ни в чем не бывало.

– Ничего не понимаю, – коневод задумчиво почесал голову. Проводил взглядом других животных, что остановились от них на почтительном расстоянии. – Уверяю, господин, у меня все лошади смирные да объезженные. Ума не приложу, что их так напугало. Обождите, я поймаю вам кого пожелаете. Скажите только, кто приглянулся? И кто вам нужен, жеребец али кобыла?

Адепт рассеянно поморщился. Не хватало еще устраивать ярмарку посреди ночного поля, долго выбирать да торговаться. Это могло затянуться до утра, притом что оставлять Гвин одну вообще было не лучшей идеей.

– А как насчет вот этой? – Крис кивнул на гнедую кобылку, что продолжала внимательно таращиться на него одним глазом.

– Это дурная лошадь, господин, – будто бы извиняясь, пастух вновь согнулся в поклоне. – Совсем страха не знает.

– Отлично, – Крисмер достал кошель из глубокого кармана на одной из штанин. – Мне подходит. Даю двадцать золотых, и ни монеты сверху. Вас устроит?

Адепт мысленно взмолился, чтобы мужчина согласился. Потому как больше у него при себе не было, а просить об отсрочке и потом возвращаться с доплатой означало привлекать лишнее внимание.

Мужчина часто заморгал. Он перевел изумленный взор с юноши на невозмутимую кобылу и обратно на настойчивого ночного покупателя.

– Да, но…

– Прекрасно, – Крис бросил кошель коневоду, пока тот не передумал. – Как ее зовут?

– Пуговица, господин, – ответил мужчина, едва успев поймать на лету увесистый мешочек.

Крис громко свистнул. Другие лошади шарахнулись, убегая дальше, в глубь огороженного поля, но гнедая кобылка смотрела на незнакомца испытующе.

Адепт направился к ней. Подошел вплотную. Потрепал по блестящей шее. Животное наклонило к нему голову, и ВарДейк с удовольствием погладил большую морду, тихо вымолвив:

– У нас с тобой впереди очень важное дело. Пойдем, Пуговица.

Глава 5
Адепт, колдунья и ветряная мельница

Есть в Идарисе одна улочка, называется она квартал Шагарди. Там по обе стороны от мощеной булыжником дороги, вниз с холма и до самой набережной, бесконечной чередой тянутся трехэтажные дома. Все до единого белокаменные, под оранжевыми черепичными крышами. На вторых и третьих этажах в них живут самые разные семьи. По вечерам в окошках за ажурными шторами горит свет. Летом рамы распахнуты, чтобы впустить прохладу с моря. Слышны голоса, звучит музыка. На подоконниках благоухают цветы в глиняных кашпо. Их запахи смешиваются с ароматами еды, что старательные хозяйки готовят к ужину, будто соревнуются друг с другом, чья трапеза пахнет аппетитнее.

Но первые этажи домов в квартале Шагарди занимают витрины. За их стеклами можно отыскать все, что душа пожелает.

Вот лавка аптекаря, заставленная круглыми пузырьками и резными флакончиками с длинными узкими горлышками. Уже на подходе к ней нос улавливает витающие в воздухе анис и ромашку в обрамлении спиртовых ноток. На витрине аккуратными веничками висят травы, а на полочках выставлены банки с порошками и припарками – средства от любых недомоганий.

А вот булочная. Пекарь просыпается чуть ли не раньше всех в квартале. И закрывается одним из первых, потому что его товар разбирают с пылу с жару, что называется. Все в Идарисе знают, как сладко хрустит свежая корочка его хлеба. А уж за медовые булки с орехами дети драться готовы.

По соседству живут мясник и плотник. Порою их брань слышно с другого конца улицы: то один возмущается, что опилки летят на товар, то второй кричит, что все кругом опять провоняло кровью. Но к вечеру они обязательно мирятся, садятся на лавку промеж их магазинчиков и с удовольствием пьют вино, которое покупают у торговца напротив. Они смеются и обсуждают покупателей, а толстый кот плотника ест у них в ногах сырую сосиску, что всегда оставляет для него мясник.

Неподалеку устроился портной. В его витрине висят кружева и ткани. Особые ткани, такие нежные и воздушные, что любая дама в городе мечтает пошить пикантное белье именно у него. Да и мужья этих дам обычно не против таких трат.

Предвкушая приятные впечатления, они охотно позволяют женам зайти и в соседнюю дверь, где торгует парфюмер. Для своих духов он заказывает пузырьки из разноцветного стекла в одной из далеких стран за морем. Пузырьки эти так изящны, что даже после того как дамы тратят последнюю каплю, они никогда не выбрасывают флаконы.

Безусловно, есть и другие магазинчики в квартале Шагарди. Их тут великое множество, и о каждом можно рассказать что-то интересное. Но среди них особенно выделяется одна лавочка. Ее витрина утопает в свежих цветах и зелени. Владелица делает такие красивые букеты, что от покупателей отбоя нет. Порою кажется, что эта удивительная приветливая женщина знает всех в городе. И всё. Она в курсе, для кого покупаются цветы. Прекрасно помнит о том, кто какие любит и у кого на что аллергия. Всегда искренне посоветует лучшее сочетание для любимой жены… и не менее любимой подруги, о которой жене не рассказывают. Да-да. Лукавые глаза цветочницы хранят такие щекотливые секреты, что порою создается впечатление, будто Император лично назначил эту женщину руководить тайной шпионской сетью. Женщину с удивительной памятью, острым умом и тактичным отношением к клиентам, о которых она порою осведомлена лучше их собственных матерей.

А с обратной стороны цветочной лавки есть другая дверь. В других домах это был бы всего лишь черный ход для хозяев, но к этой двери посетители приходят не реже, чем к парадной. Она покрашена ярко-голубой краской, поверх которой красуются алые розы. Цветочница нарисовала их, чтобы хоть как-то облагородить рабочее пространство мужа – человека уважаемого, но известного на всю округу странными научными увлечениями.

Именно в эту дверь настойчиво постучали, когда время близилось к четырем утра. Квартал еще крепко спал в такой час. Разве что пекарь, может быть, уже проснулся, а сам хозяин дома еще не ложился, поглощенный очередным исследованием и напрочь позабывший о времени. Настолько, что постучать пришлось дважды.

Голубая дверь с розами наконец отворилась. Открыл мужчина лет пятидесяти. Высокий, сухощавый, с резкими чертами лица, которые подчеркивали короткая бородка и черные волосы без единого следа седины, зачесанные назад. Его зеленые глаза смотрели на ночного гостя сурово и изучающе, а лицо выражало если не презрение, то крайнее недоумение по поводу его визита. Облачен мужчина был в серые брюки, короткие сапоги и плотный темно-оливковый сюртук, застегнутый на все пуговицы под горло. Поверх красовался замызганный огнеупорный фартук. На правой руке была толстая кожаная перчатка. Ею хозяин дома крепко сжимал здоровенную крысу. Без головы. Дымящуюся. Крыса дрыгала лапками и пыталась вырваться.