Мужчины устроили для нее некое подобие ложа из мешков, соломы и дорожного плаща Криса. Волшебный светлячок давно погас, но теперь в узенькое окошко в восточной стене било яркое рассветное солнце. Невзирая на это, Гвин оставалась в беспамятстве с тех пор, как Авериус Гарана завершил свои манипуляции. Вероятно, он прав, нужно дать ей немного времени. И себе тоже.

Крисмер направился к куче мешков с прошлогодним зерном в другом конце комнаты. Мешки пахли плесенью, но ему было все равно.

– Если меня что-то задержит и она проснется раньше, чем я приеду обратно, ни в коем случае не давай ей кровь, – вдруг добавил маг. – Даже если будет очень просить.

– А она меня не съест? – Крис зевнул, укладываясь на пыльные мешки.

– Не должна, – мужчина пожал плечами.

Адепт меланхолично усмехнулся, снова зевнул и прикрыл глаза. Как ему казалось, лишь на мгновение. Но когда Авериус Гарана осторожно спускался по скрипучей лестнице вниз, молодой чудотворец уже крепко спал.

* * *

Из оцепенения Гвин вывел ее собственный стон. Слабый, едва слышный. Ей почудилось, что она рассыпается на кусочки. На осколки, которые уже не склеить.

Теплый розоватый свет, что пробивался сквозь веки, говорил о том, что сейчас день, и это обрадовало девушку. Умирать под пасмурным небом было бы совсем трагично. Ей захотелось посмотреть на солнце в последний раз, даже если оно вовсе лишит ее зрения.

Адептка с трудом подняла свинцово-тяжелые веки.

И увидела над собой встревоженное лицо заспанного ВарДейка.

Он пытался говорить с ней, задавал какие-то вопросы, но она не могла разобрать смысл слов.

Крис потрогал лоб Гвинейн. Зачем-то подержал ее за запястье.

Девушка никак не реагировала, лишь на миг испытала досаду, что рядом нет отца. Но это ничего, она не одна, ВарДейк здесь. Он скажет папе о том, какими были ее последние минуты.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Невесомый, как утренний туман.

Больше вдохнуть она не смогла.

Сквозь смыкающееся вокруг алое марево увидела, как блондин торопливо тянется куда-то, как в его руке блестит что-то острое.

Но после наступила темнота.

А за ней последовала вспышка боли, пронзившая шею.

Спазм судорогой прокатился по мышцам.

Легкие раскрылись, наполняясь воздухом. Сердце затрепетало в груди.

И звуки хлынули со всех сторон, сметая плотину мрака.

Гвин услышала собственный кашель. Настойчивую ворожбу ВарДейка. Узнала заклятие исцеления, которое помогало лекарям ускорить действие любого лекарства.

Кто-то сгреб ее в судорожные объятия. Прижал к себе. Зашептал в ухо:

– Даже не думай, малышка.

До слуха донеслось лошадиное ржание, а спустя некоторое время – торопливый скрип половиц. И после короткой паузы – голос отца, долгожданный.

– Ты ввел виредий?

– Да.

– Молодец.

На памяти Гвин ее папа редко кого-то хвалил.

Ресницы девушки дрогнули, веки чуть приоткрылись. Но этого оказалось достаточно, чтобы Крисмер восторженно выругался и засиял улыбкой.

– Мастер! Ее глаза!

– Хорошо, – отозвался Авериус Гарана и повторил тише, с явным облегчением: – Хорошо.

* * *

Навьюченная лошадка привезла столько вещей, будто маг запланировал насовсем переехать из дома на мельницу. В двух сумках позвякивали пузырьки и скляночки с лекарствами. Еще в одной оказались инструменты, в таком количестве, что можно было открыть маленькую лабораторию алхимика. В объемной котомке нашлась еда для Криса: жаркое с картошкой в глиняном горшке, хлеб, сыр, ветчина, яблоки и две стеклянные бутыли – с водой и кисловатым яблочным соком. В отдельных тюках обнаружились одежда, одеяла и пара подушек.

Гвин сладко спала в своем уголке.

Крисмер ел и внимательно слушал.

Авериус Гарана разбирал вещи. Он терпеливо рассказывал адепту о том, что и для чего может пригодиться. И делал пометки на листе пергамента, который положил на мельничные жернова, чтобы ВарДейк не позабыл ничего важного, если вдруг мага не окажется рядом.

Кобылка паслась на привязи прямо у подножия холма, явно озадаченная резкой сменой обстановки.

А второй этаж мельницы незаметно приобретал весьма обжитый вид.

– Никто не должен видеть мою дочь до тех пор, пока не сойдут явные симптомы мутации, – говорил маг. – Полное исцеление от sordes vampire, вампирской скверны, на столь поздних стадиях будет весьма трудно объяснить тем, кто считает его невозможным. Поэтому ей придется какое-то время побыть здесь.

Он рассуждал так, словно был полностью уверен в успехе лечения, к которому никто и никогда не прибегал до него.

– Так что возвращаться в Идарис не нужно, – продолжал Авериус Гарана. – Я послал весточку в канцелярию. На свой страх и риск, разумеется. Сказал, что вы оба вернулись в добром здравии и я отправил вас по моему личному поручению для сбора материалов к исследованию. Эдербери, конечно, будет ворчать, но я сам с ней поговорю через пару дней. – Маг застелил чистым полотном пустой деревянный ящик и стал раскладывать те предметы, которые стоило держать под рукой, потому что они могли понадобиться срочно. – Кроме того, я заехал в деревню и взял у местных крестьян эту мельницу в аренду на месяц. Заплатил хорошую сумму. Сказал, что жернова нужны для проведения особо важных экспериментов на благо Академии. До сбора урожая времени еще предостаточно. Они согласились, только просили ничего не ломать, поэтому мельница в полном нашем распоряжении. Но я не смогу проводить тут все время, иначе Евания заподозрит неладное и поднимет панику. Моей жене совершенно ни к чему знать о случившемся. Приглядишь за Гвин, пока ей не станет лучше.

– Само собой, мастер, – кивнул адепт, продолжая увлеченно жевать.

Авериус Гарана остановился на мгновение, чтобы смерить ВарДейка очередным пристальным взором, однако свои выводы о молодом человеке оставил при себе.

Он говорил еще долго. О вампиризме, Черном Дворе и проклятиях. О стадиях исцеления и различных средствах, которые могут помочь. Рассказывал о тонкостях и собственных открытиях. А Крис вдумчиво слушал, стараясь ничего не упустить. То и дело заглядывал в записи, которые делал маг. Потом начал дополнять их сам. И невольно отметил про себя, что еще никто из знакомых мастеров не был настолько фанатично предан делу, как этот человек.

В ту ночь Авериус Гарана остался подле дочери.

В маленьком фонаре коптила толстая свеча. В ее пляшущем свете тени были кривы и нестройны. Однако в них больше не таился разумный мрак, готовый сожрать заживо, лишь покой и умиротворение.

Маг попросил адепта помочь ему переодеть Гвин. Белое платье, что стало грязными лохмотьями, было торопливо разрезано и полетело в сторону кучей бесформенного тряпья.

Крис старался не смотреть на открывшееся перед ним тело, хрупкое, разбитое. Но взгляд невольно скользнул по девичьей груди, на которой остались следы зубов. По огромному черному синяку на животе. По длинным запекшимся бороздам от когтей на внешней стороне правого бедра. Сквозь бледную кожу просвечивала синеватая карта вен, но кровь в них очищалась, и это немного успокаивало кипевший в его душе гнев.

Авериус Гарана действовал быстро и бережно, будто врач с пациенткой. Обработал раны, нанес мазь на синяки, сделал маленькие уколы в местах укусов. Потом с помощью ВарДейка надел на девушку просторную рубаху до колен, вроде больничной робы.

Поверх мешков и соломы маг положил тонкий походный тюфяк и одну из подушек. Удобно устроил дочь, накрыл одеялом. Отправил своего притихшего помощника спать, а сам просидел до рассвета подле Гвин. Он неторопливо делал записи в журнале с измятой кожаной обложкой, беззвучно шевелил губами и то и дело хмурился.

Крисмер несколько раз просыпался в своем углу. Он поднимал голову. Обнаруживал мужчину на том же месте, в той же позе. Затем переводил взгляд на мирно спавшую девушку. А потом вновь проваливался в неглубокий сон без сновидений.

Так продолжалось до самого рассвета.

С первыми лучами солнца Гвинейн Гарана пришла в себя. И слабым голосом попросила у отца воды.

* * *

Потянулись дни. Сложнее всего далась первая неделя. Обратная мутация подтачивала и без того слабое тело Гвин, но оба мужчины боролись за жизнь девушки, и скверна мало-помалу отступала.

Сначала прояснились глаза, из них ушла мертвенная муть. Вернулся прежний зеленый цвет, глубокий и чистый.

Затем вскрылись нарывы в местах укусов. Антидот, что вкалывал Авериус Гарана, вывел из организма остатки вампирского яда. В этих местах кожу покрыли многочисленные болезненные язвочки. Они сочились гноем, зудели, не давали спать. Следуя указаниям мага, Крис, который проводил подле Гвинейн все время, обрабатывал эти язвы и накладывал мягкие повязки. Вскоре гной сменился чистой сукровицей, а затем ранки начали подсыхать.

Адептка морщилась, но терпела. Прикосновения Криса были предельно осторожными. Он очень старался не напугать и не причинить новую боль. Чувствуя неловкость, Гвин шутила, что выглядит как гадкая болотная жаба. Но блондин с серьезным видом поправлял ее: не жаба, а скользкая гусеница, из которой в скором времени вырастет прекрасная бабочка. И Гвин невольно краснела.

Авериус Гарана дал дочери двойную дозу обезболивающего и вправил вывихнутое плечо, а потом путем магических манипуляций выровнял и срастил переломанные пальцы. Этот процесс занял почти восемь часов. Маг ушел ночевать домой желтый от усталости.

Несмотря на зелья и чары, той ночью Гвин жалобно стонала от боли. Так, что Крису пришлось запустить жернова мельницы. Заскрипели вращающиеся лопасти, загрохотал механизм. Эти звуки скрыли стоны от посторонних ушей. И утвердили местных крестьян во мнении: все чародеи не от мира сего, иначе зачем бы им молоть что-то посреди ночи? К утру девушка успокоилась, и механизм снова встал, погружая старую мельницу в тишину.

На четвертый день у Гвинейн начали слоиться ногти, зашелушилась почерневшая кожа на пальцах. Она слезала струпьями, под которыми оказался новый слой, розовый и нежный, как у ребенка.

Затянулись кровавые следы на правом запястье и щиколотках, где грубые железные оковы впивались в плоть. Авериус смазывал их остро пахнущей мазью. Он уверял дочь, что к зиме даже шрамов не останется.

Вместе с тем к девушке вернулся аппетит. Поначалу она не могла есть ничего, кроме бульона и мягкого яичного желтка, но к концу второй недели уже упросила Крисмера поделиться с ней рассыпчатой гречневой кашей с мясными тефтелями и подливой, которую приготовила ее матушка.

Бедная Евания Гарана не могла понять, где пропадает ее муж и почему в последнее время он ест так много. Но, зная его странные научные увлечения, предпочитала не задавать лишних вопросов, дабы избежать напрасных, как она полагала, переживаний.

Авериус Гарана оставался противоположностью своей супруги. Он тщательно расспросил обоих молодых людей обо всем произошедшем в Аэвире. Больше всех, разумеется, досталось Гвин. Адептка опускала глаза, отвечая на вопросы родителя, будто чувствовала себя виноватой в том, что с ней сделали. Впрочем, отец ни разу не отругал ее за беспечность – возможно, потому что Крис был рядом. Маг не хотел распекать и без того настрадавшуюся дочку при постороннем.

Сам же «посторонний» изо всех сил делал вид, что слушает рассказы Гвинейн вполуха, несмотря на жгучую ярость. Ему хотелось повернуть время вспять и не просто отрубить Руалю Ратенхайту голову, а сжечь его заживо. Как и его старшего брата, которого на тот момент не оказалось в поместье. А потом пройтись по всему городу и покарать каждого, кто знал о мучениях несчастной девушки в подвалах лендлордов. Эти люди даже весточку в Идарис не послали. Какими бы запуганными они ни были, ВарДейк не мог найти им оправдания, особенно той служанке, что вертелась подле кровососов. Крис надеялся, что та рана, которую он ей нанес, все-таки оказалась смертельной.