Илья не очень любил музеи. Что-то было в них неправильное, неживое. Интересно, да, познавательно. Но когда ходишь по комнатам, где так старательно и в то же время почти бездумно расставлена какая-то старая мебель, висят незнакомые портреты и лежат под стеклом вещи давно умерших людей, становится неуютно. А еще во все это просто не веришь, ведь в обжитом доме такого не будет – идеального порядка, строгости, чужого, наносного, навязанного.

Дом Горских в чем-то был подобен музею. Илье это ощущение доставило некоторый дискомфорт. Общение в саду было приятным, почти дружеским, а вот сейчас создавалось впечатление, будто хозяева проводят некую разделительную линию, обращаясь с ним как с туристом. Ведь Петр явно устраивал для него очередную экскурсию. Вверх из небольшого холла вела узкая лестница с парой крохотных площадок на поворотах, в стенной нише первой из них стояли старинные часы в высоком деревянном коробе, скрывающем гирьки и маятник. Журналиста это удивило. Он ожидал привычной для русских особняков широкой парадной лестницы. Но это было не важно. Они поднимались медленно, явно для того, чтобы гость смог рассмотреть картины на стенах.

Опять же, в живописи Илья разбирался слабо, на уровне обычного в меру образованного интеллигентного человека. Он мог узнать картины гениев Ренессанса вроде да Винчи, отличить стиль классический от, например, более позднего импрессионизма. Точно бы не ошибся, увидев работы Дали. Правда, как раз именно импрессионисты казались Илье интереснее, были более эмоциональны, что ли.

Но картины в доме Горских производили впечатление. В них было нечто особенное. Как называется такой стиль, он не знал, но понимал, что художник использовал широкие смелые мазки, которые давали ощущение движения, какой-то даже стремительности или порывистости. А еще цвета. Первое, что замечаешь, – яркие краски, даже немного агрессивные. Ими выведены основные контуры. Но если смотреть внимательнее, замечаешь, что каждая такая линия оттенена менее яркими, почти нежными цветами. Так создается эффект выпуклости, трехмерности, а еще появляется ощущение скрытого смысла.

Илья быстро догадался, что автором картин была вторая сестра Амелия Горская. Во-первых, было бы странно увидеть в доме, где живет художница, чьи-то чужие работы, а во-вторых, по большей части это были пейзажи, узнаваемые даже для того, кто в городе недавно. Тут были и тот самый причал на озере, и поляна, где Илья познакомился с Анной. Рассматривая картины, он поймал себя на том, что будто до сих пор слышит музыку. Ту самую летнюю мелодию, которая и привела его сюда. Каким-то образом таланты двух сестер будто пересекались, дарили одинаковое настроение, ощущение некоторой свободы и немного – ностальгии.

– Их можно было бы объединить, – произнес Илья вслух, видя, что Петр ожидает от него комментариев.

Хозяин дома чуть откашлялся, сухо и коротко, машинально прикрывая рот кулаком.

– Очередная выставка? – чуть надменно усмехнулся он. – Цикл?

– Нет. – Гость немного смутился, но все же стал пояснять свою мысль: – Музыка и пейзажи. Перекликается.

Петр удивленно поднял брови. Посмотрел на Илью как-то задумчиво, но с уважением. Как тогда в саду, когда говорили о мелодии Анны.

– Может быть, – неопределенно пожал он плечами. Прозвучало это как-то странно. Будто Петр сомневался или, наоборот, идея Ильи дала ему неожиданную подсказку в совершенно другом, неизвестном вопросе, которую еще надо хорошо обдумать. – Дальше?

А вот вопрос прозвучал чуть ли не провокационно. Илья не горел желанием продолжать экскурсию, да и не видел в ней смысла, но зачем-то хозяину дома это было нужно, потому журналист просто кивнул и чуть быстрее поднялся по ступенькам последнего лестничного пролета.

Это помещение даже холлом нельзя было назвать. Какая-то убогая комната, закуток, из которого надо было сворачивать вправо мимо очередного пейзажа, висящего над отвратительно старым комодом. Не то чтобы Илья не мог оценить антиквариат. Как раз таки мог, в чем и была проблема. Этот предмет мебели явно не имел никакой ценности. Уродливая деревянная коробка на несимметрично высоких ножках без украшений и резьбы. Рядом такой же деревянный стул, на котором, Илья был в этом уверен, уже лет сто никто и сидеть не пробовал. Потом они шагали так же неторопливо по узкому коридору мимо открытых дверей. Теперь, похоже, гостю давали возможность оценить убранство комнат, такое же странное. Илье на ум приходило слово – убогое.

Гостиная, посреди которой стоял квадратный стол на массивной ножке-основе. На нем лежали какие-то бумаги. По стенам с обеих сторон от небольшого камина, явно декоративного, с узкой белой полкой, разбросаны книжные полки. Широкие окна обрамляли светлые занавески и тюль, придавая небольшому помещению хоть немного уюта. Похоже, это что-то вроде места работы писателя. А следующая комната явно предназначалась для музыканта. Пианино, ноты на небольшом пюпитре, неудобный стол-тумба из того же мрачно-темного дерева. Все это наводило на Илью скуку. Он бы не смог представить Анну с ее легкой летящей музыкой в таких декорациях.

Он не понимал, зачем Петр показывает ему это и чего от него ждет. А хозяин дома посматривал на гостя как-то выжидательно, будто проверял его. Неприятное ощущение некоего экзамена. На самом деле Илье чудилось во всем этом нечто смутно знакомое, однажды виденное. И это осознание вызывало чувство некоторого напряжения, упрямое желание вспомнить, а значит, видимо, ответить на ожидания хозяина дома.

Они дошли до конца коридора и до очередной небольшой комнатушки, за которой уже виднелся более просторный и явно современно обставленный холл. Илья обрадовался, что экскурсия заканчивается, и быстро окинул это последнее помещение взглядом. Конечно, заметил портрет, ради которого, видимо, его сюда и вели. Его явно рисовала не Амелия Горская. Мрачный, даже какой-то болезненный фон, четыре фигуры, немного деревянные, застывшие в официальных позах, принятых в девятнадцатом веке. Хотя одежда современная, но тоже какая-то блеклая. Платья нарисованных девушек казались чуть ли не поношенными, слишком строгими по меркам нашего времени, лица выведены как-то грубо, топорно, отчего кажутся болезненными и какими-то несчастными. Дамы сидели вокруг стола, а в середине, чуть ближе к правому краю, между двумя из них, был изображен мужчина, слишком худой, какой-то весь вытянутый и мрачный. Все это удручало, веяло какой-то безысходностью, чем-то отталкивающим. А еще снова казалось знакомым, не связанным с жизнью, с реальным местом, когда-то посещаемым. С чем-то… со времен университета. Литературным…

– Бронте! – все же смог он определить.

Петр довольно рассмеялся, но тут же снова закашлялся. Все так же сухо, натужно. Илья невольно подумал, что если ранее хозяин дома казался ему просто немного мрачным, как и отозвалась о нем давешний гид, то теперь этот мужчина просто производит впечатление человека с плохим самочувствием. Только излишне нервного, издерганного.

– Я подумал, это логично, – успокоив приступ кашля, сообщил с веселой иронией хозяин дома. – Еще одна семья, где были также три талантливых сестры.

– И брат, – указав на изображение, напомнил журналист. – И кто это нарисовал?

– Я, конечно, – как об очевидном сообщил Петр. – Соблюдая все традиции.

Илья понял, что все те комнаты, которые они осмотрели, тоже были скопированы из дома Бронте.

– Ты сам там был? – спросил он.

– Даже желания не было, – признался хозяин дома. – В интернете можно найти любые картинки, а за деньги тебе скопируют что угодно.

– Зачем? – осведомился Илья.

Судя по всему, он все же прошел какую-то проверку, узнав портрет и догадавшись об убранстве комнат. Только это его не радовало, а скорее раздражало. Он не понимал смысла этих игр.

– Вообще, тут откровенно скучно, – оповестил его Петр. – И местным в первую очередь. Мы для них что-то вроде достопримечательностей. Диковинки. Вот, стараемся! Для них зрелище, а мы развлекаемся за их счет. Выгода тоже есть. Водим тут родителей учеников.

– Вы еще и чему-то учите? – удивился Илья, но снова вспомнил слова утреннего гида. – А! Что-то вроде пансиона для одаренных детей. Снова как у Бронте.

– Снова приправлено иронией, – усмехнулся хозяин дома и опять кашлянул в кулак.

– А мне зачем? – все же решил честно спросить гость.

– Извини, – примирительно сказал Петр. – Ты понравился Ане. Но все же тоже новый человек. Интересно было… Ты точно с нами или с ними?

Это звучало цинично, но в тоже время так… Почти по-детски. Как-то очень откровенно и даже в чем-то наивно. Илья невольно улыбнулся.

– Да и… – немного ворчливо продолжил хозяин дома. – Считай, подготовка. В обед тоже будет еще тот спектакль. Тут вообще все так. Но привыкнуть можно.

– Если снова приправить иронией? – предположил Илья.

Петр довольно кивнул. Может, он бы как-то это прокомментировал, но у него начался очередной приступ кашля, еще более натужный и долгий, чем все предыдущие. Этому человеку явно пора было сходить к врачам.

Они спустились обратно на первый этаж, прошли по теперь уже явно жилой, нормальной, светлой части особняка. Здесь не было чего-то такого, дорогого, может даже богемного. Обычный дом с явно простым бытом. Петр распахнул какую-то дверь из коридора. По сути, это была просторная кухня. С обычной газовой плитой, шкафчиками по стене, рабочими поверхностями, мойкой, мелкой техникой. Окно, широкое, почти на всю стену. И возле него накрытый стол, вокруг – табуретки, сиденья которых были обтянуты веселым ярко-красным кожзамом.

Столешницу при этом покрывала бледно-бежевая скатерть, отделанная вязанным явно вручную кружевом. Приборы блестели серебром, еще были белые тонкие тарелочки и даже большая пузатая супница. Хрустальные стаканы с резьбой. А еще салфетки, тряпичные, под цвет скатерти и тоже с вязаной отделкой. Все это невольно напомнило Илье картинку из какой-то книги о традиционном теперь уже русском помещичьем быте.

У плиты стояла молодая женщина. Когда мужчины вошли, она обернулась как-то резко, будто испугалась неожиданного звука, но тут же расслабилась, плавным жестом поправила прическу, чуть улыбнулась. Высокая, как и брат, худая, в светлом платье с длинной пышной юбкой, с талией, перетянутой широким поясом, а скромный вырез был заколот почти под самой шеей тяжелой брошью с янтарем. Волосы, чуть светлее, чем у Петра, его сестра собрала в низкий узел на затылке. В такой прическе, обманчиво скромной, было снова нечто патриархальное и старомодное, как и во всем облике женщины. При этом на ее запястье был хорошо заметен массивный круглый экран смарт-часов. Илье не понравился ее взгляд с легким прищуром, оценивающий, слишком цепкий и при этом какой-то немного насмешливый.

– Клара, – представил сестру Петр.

Писательница кивнула. Жест снова был намеренно медленным, значимым. Илья чуть улыбнулся в ответ. Без искренности, больше из вежливости.

– Прошу за стол, – произнесла Клара. – Девочки тоже сейчас придут.

Произнося это, женщина медленно приблизилась к подоконнику. Там, рядом с вазой, в которой красовался букет собранных в местном саду цветов, стоял высокий прозрачный графин с какой-то жидкостью насыщенного желто-зеленого цвета и уже наполненный этим же напитком стакан. Клара переставила питье на стол, чуть подвинула в сторону брата.

– Не забывай про свое лекарство, – с мягким упреком заметила она.

Петр досадливо поморщился, но послушно потянулся за стаканом. Глотнул, поморщился снова, вкус явно был не таким приятным, как цвет. Илья хотел было спросить, не лучше ли все же получить у нормального специалиста рецепт на таблетки, чем глотать какие-то сомнительные народные средства. Но они с хозяином дома не закадычные приятели, так что журналист решил промолчать.

– Присаживайтесь, – между тем пригласила Клара.

В ее манерах читалось нечто властное. Она настоящая хозяйка этого дома и явно руководит всей семьей.

– Спасибо, – все так же ровно и вежливо поблагодарил гость и чуть замешкался. Стол был накрыт на пятерых, его точно учли, но не указали, какое место стоит занять, а как привыкли рассаживаться члены семьи, он, конечно, понятия не имел.

– Выбирайте сами, – весело предложила Клара.