Побледневший Матвеев помог мне встать, довел до дивана, побежал за бинтом и зеленкой и кое-как наложил повязку. Наверное, боялся, что я расскажу родителям о случившемся. Но мне было так приятно чувствовать его неожиданную заботу, что я сказала маме, будто сама споткнулась, упала и порезалась. А уже мама наорала на папу – за то, что он не успел забить «этот чертов гвоздь». На следующий день в школе Данька даже отдал мне свой пирожок с капустой, но я не взяла – мало ли, вдруг он успел туда плюнуть…

После уроков и кружков поздней осенью, зимой и ранней весной мы часто проводили время вместе. Заключали временное перемирие, обедали, смотрели мультики и делали домашку. Клоун становился почти адекватным – особенно когда дело касалось математики, в которой он был лучшим в параллели. Надо отдать должное, с ней он мне здорово помогал, а еще с физикой и информатикой. Зато я помогала ему с русским и литературой, особенно с сочинениями, которые он терпеть не мог. Порою мы даже нормально разговаривали, не повышая голос и не обзываясь.

Наши мамы, видя, как мы помогаем друг другу с уроками, только умилялись – как в раннем детстве. Кажется, они так и лелеяли надежду однажды нас поженить. Но тогда я этого не понимала. И просто думала, что они немного не в себе, когда смотрят на нас, шепчутся и хихикают.

Однако подобные моменты перемирия случались нечасто, и наша незримая вражда крепла. Росла, как сорняк в волшебном саду.

Возможно, в этом была виновата моя злопамятность.

Ну как, как я могла простить Дане в пятом классе отодвинутый в сторону стул, из-за чего я грохнулась мягким местом об пол? Между прочим, я больно ударилась, а когда догнала его и пнула изо всех сил, это увидела новая классная и заявила, мол, как не красиво девочке драться. Ха!

Или как я могла спустить ему в седьмом классе то, что он испоганил мою презентацию по биологии?! Я усердно делала ее несколько часов, а Клоун подменил несколько картинок с животными на картинки не совсем приличного содержания. Пожилая учительница только охнула, увидев вместо самца гориллы человеческого брутального самца с накачанным обнаженным прессом и в стрингах. А я была красная как рак, потому что смеялся весь класс.

А глупые валентинки на 14 февраля, написанные мне якобы от лица Игоря Альтмана, моей первой школьной любви из параллельного «Б» класса?! Разве могла я это простить Даньке? Нет, вы только представьте, этот мерзавец в седьмом классе прознал откуда-то, что Игорь мне нравится, и стал забрасывать меня сообщениями с левого номера якобы от его имени. До сих пор помню одно из них: «Ты нравишься мне так сильно, что я не могу себя контролировать». Я несколько раз перечитала его, а потом озадаченно чесала голову. Альтман был скромным и милым, и что он там не мог контролировать, я понятия не имела.

На следующий день мне пришла целая куча валентинок, в которых Игорь предлагал встретиться после уроков за школой. И я, дура, поверила! Вот чувствовала же неладное, но все равно с замиранием сердца поперлась за школу. Однако вместо Игоря встретила там Клоуна и его свиту, которые едва ли не падали на снег от хохота – почему-то это казалось им очень смешным. Самое обидное, что среди них был и Альтман – высокий худой мальчик, который занимался скрипкой (именно игрой на ней он поразил меня во время какого-то выступления в актовом зале). Он тоже смеялся, хоть и как-то натужно.

Я тогда так обозлилась, что до боли сжала кулаки и со всех ног набросилась на мальчишек, не замечая, как падает с плеч ранец. Они с улюлюканьем помчались в разные стороны, а стоять остался только Игорь. До сих пор помню, как он стоял и смотрел на меня большими глазами, а я вдруг остановилась и не ударила его, как хотела, а сказала:

Ты мне очень нравился. Но сейчас мне кажется, что ты – полный придурок.

Я не хотел, только и сказал Игорь. Я, гордо задрав подбородок, ушла. И не стала слушать его жалкие оправдания.

Альтман тогда принялся мне писать – уже со своего настоящего номера. Но я так рассердилась, что просто заблокировала его. На Клоуна я тоже обиделась и с удовольствием сдала его на контрольной по химии, когда он ловко списывал со шпаргалки. Забила на все принципы и сдала. В итоге Данька получил двойку, что снизило его оценку за четверть. А поскольку отец обещал Клоуну новый велик, если тот сможет закончить четверть на одни пятерки, то мне оставалось лишь торжествовать, потому что свой спор Данюша проиграл и ничего не получил.

«Ты встряла, Пипетка», сказал он мне тогда, обозленный решением отца. Я лишь показала ему средний палец, который – что за неудача! – увидела директор. У нее и так сложилось о моем поведении не самое лучшее мнение, а в тот день ей и вовсе показалось, что средний палец я демонстрирую исключительно ей. Кроме того, она услышала несколько матерных слов из моих уст. Естественно, меня пригласили в кабинет директора после уроков и долго читали нудную нотацию, а за окном (кабинет находился на первом этаже) маячила хитрая морда Клоуна.

За велик он мне отомстил довольно убого – закрыл в спортзале, где я проторчала пару часов, прежде чем меня вызволил порядком удивленный физрук.

Вторая часть его «великой мести» пришлась на приблизившийся Новый год. Поскольку наши родители праздновали его вместе, то и нам приходилось довольствоваться компанией друг друга. Частично это компенсировалось тем, что подарков мы получали вдвое больше. Мои родители обязательно что-то покупали ему, а его родители – мне.

В этом – восьмом – классе мы последний раз отмечали Новый год вместе. И тогда же Даня, чтоб его, подарил мне живую белую мышку, сделав вид, что «забыл» о моей фобии. Он запустил эту мышь в мой шкаф, и она пробежалась по белью, которое я потом не хотела даже брать в руки.

Убери ее оттуда! голосила я, стоя на стуле, глазами, полными ужаса, наблюдая за шустрой мышкой.

А что мне за это будет, Пипа? веселился Клоун. Пипа – это еще более мерзкое сокращение от Пипетки.

В глаз плюну! яростно отвечала я и вновь начинала вопить.

Он помучил меня немного и убрал животное; правда, при этом мышка зацепилась за мой лифчик и потянула его за собой. Клоун не упустил момента и, посадив мышь на плечо, натянул лифчик себе на голову, как шапочку. В этом время в комнату вошел его папа, который хотел позвать нас к праздничному столу. Увидев, что сын напялил на свою дурную голову, дядя Дима так обалдел, что отвесил Клоуну хороший подзатыльник, а мышь вынес из комнаты.

Ближе к четырем часам утра мы все-таки пришли к мировому соглашению и тайком от родителей распили бутылку шампанского, прячась у него в комнате. А как только кто-то захотел зайти к нам, притворились спящими – зачем, не знаю. Видимо, боялись, что от нас будет пахнуть алкоголем.

Какие они милые, услышала я тогда голос Даниной мамы.

А вдруг у них… хотела что-то предположить моя мама, но почему-то оборвала сама себя на полуслове. Что там она имела в виду, я даже додумывать не хотела. Мне хватило того, что под действием алкоголя мы вместе уснули на его кровати и проснулись тоже вместе, лежа спина к спине. И тотчас переругались из-за одеяла.

В следующей четверти Клоун придумал мне еще одно прозвище, которое показалось всему классу весьма остроумным. Дело было на уроке труда, который у девочек и мальчиков шел в разных классах. Они что-то мастерили, а мы – шили и готовили. В тот день мы должны были сварить ни много ни мало, а настоящий борщ, чтобы потом угостить им мальчиков. Я этим занятием очень увлеклась, и мое рабочее место было, по обыкновению, завалено – я из тех самых людей, вокруг которых всегда творческий беспорядок, в котором мы, впрочем, легко ориентируемся. Аккуратный во всем Данька подошел ко мне во время перемены и, скептично осмотрев мою заставленную парту, на которой высилась куча всего, громогласно заявил:

Товарищ Свалка, вас там Валентина Петровна ищет.

Как ты меня назвал? – сощурилась тогда я, уперев руки в боки. – Товарищ Свалка?!

Все вокруг грохнули от смеха, даже учительница засмеялась. С тех пор меня величали либо Пипеткой (проклятье!), либо товарищем Свалкой (ненавижу!). Вспоминая об этом, я улыбаюсь. Но это сейчас, а тогда мне было не до улыбок. Я ужасно злилась, расстраивалась, пыталась нанести ответный удар, но товарища Свалку и чертову Пипетку переплюнуть не могла. Даже Клоуном.

Пользы от Матвеева не было почти никакой – один вред, наглость и унижение, которое просто преследовало меня по пятам. Мы вместе ходили в школу, вместе учились, вместе возвращались домой, вместе делали уроки, вместе выходили гулять. Я нигде не могла скрыться от Клоуна, казалось, что он – мое вечное проклятье, и в прошлой жизни, наверное, я уничтожила целую страну, раз мне досталась эта невыносимая обуза. Правда, надо признать, изредка Даня все же оказывался полезным. Он умело врал взрослым и мог отмазать нас от их праведного гнева, постоянно таскал с собой жвачку (не делился, но я научилась воровать ее или отбирать силой) и даже иногда заступался!

Одним поздним декабрьским вечером мы шли домой после репетиции новогоднего праздника – поодаль друг от друга, по скрипучему снегу. Было морозно, но безветренно и спокойно. Ярко светили фонари, кружили в воздухе сверкающие снежинки и пахло новогодними праздниками, которые вот-вот должны были наступить. Всю дорогу мы молчали. Правда, в какой-то момент Даня с разбегу разломал чьего-то косого снеговика с кривой морковкой вместо носа и стал пинать эту морковку по заснеженной дороге, как сдувшийся мяч. Я покрутила около виска – Клоун всегда отличался вандализмом – и отправилась домой в гордом одиночестве. До дома осталось совсем немного.

Но в следующем дворе меня поджидали какие-то отбитые девятиклассники из не слишком благополучной школы. Это были долговязые подростки в дутых куртках и черных шапках, надвинутых на глаза, – одинаково неприятные и даже внушающие страх.

Какая хорошая девочка, сказал один из них, перекрывая мне путь. И никого из взрослых, как назло, не было рядом. – И куда это мы идем?

Домой из школы, с недоумением ответила я, таращась на парней.

Что кушала в школе, девочка? – полюбопытствовал второй.

Пирожки с капустой и чай, я искренне не понимала, к чему он клонит.

Наверное, мама каждый день дает деньги на столовку? поинтересовался первый.

Я честно кивнула.

А нам мама ничего не дает. Поэтому будет справедливо, если ты отдашь нам свои деньги, заявил второй.

Я не считала, что это будет справедливо, и нахмурилась. Не то чтобы я была жадным ребенком, но отдавать каким-то уличным упырям свои кровные, сэкономленные на столовке, не собиралась. Но и не отдавать было страшно.

Ну, давай, вытаскивай деньги, девочка. А то мы сейчас тебя кое-куда отведем и сделаем очень боль…

Продолжить он не успел – откуда-то с криком выскочил Даня и бросился на моего несостоявшегося обидчика, боднув головой в живот. Тот от неожиданности свалился в снег и грязно, совсем по-взрослому, заругался.

Клоун в те времена был ниже меня, костлявее, но его лицо в этот момент было таким злым, а кулаки так крепко сжаты, что я вдруг почувствовала себя гораздо смелее за его спиной и, изловчившись, ловко пнула лежащего на спине парня.

Вот ты мелкий гаденыш! Я тебе сейчас башку твою откручу!

Второй начинающий бандит схватил Даню, а тот, не растерявшись, ткнул обидчику в глаз морковкой, которую зачем-то притащил с собой, – наверняка меня хотел ею накормить, не иначе.

Второй парень тоже заорал и схватился за лицо.

Беги, Пипетка! завопил Клоун. Но могла ли я оставить его одного?

Первый старшеклассник встал со снега и двинулся к нам, нехорошо ухмыляясь. Он схватил Даню за шиворот и занес руку, чтобы познакомить его лицо со своим кулаком, но тут в дело вступила я.

Помогите! – заорала я как сирена и, вспомнив, что нам говорили на уроках ОБЖ, выдала. – Пожар! Дом горит! Все горит!

А Даня, не будь дурак, ударил ногой по стоявшей рядом дорогой машине, у которой тотчас включилась сигнализация.