Глава тринадцатая,
рассказывающая о том, как после смерти госпожи Цинь муж ее получил звание офицера императорской охраны и как Ван Си-фын взяла на себя управление дворцом Нинго

Здесь мы расскажем о том, как после отъезда Цзя Ляня и Дай-юй в Янчжоу Фын-цзе утратила интерес ко всему и каждый вечер, поболтав немного с Пин-эр, ложилась спать.

Однажды вечером, погревшись у жаровни, она приказала Пин-эр согреть атласное одеяло, забралась под него и стала на пальцах высчитывать, до какого места уже доехал Цзя Лянь. В это время пробили третью стражу. Вскоре Пин-эр уснула крепким сном. Фын-цзе едва сомкнула веки, как неожиданно ей почудилось, будто вошла Цинь Кэ-цин.

– Спокойного сна, тетушка! – сдерживая улыбку, сказала госпожа Цинь. – Я ухожу навсегда, а ты не хочешь меня даже проводить! Но мы всегда дружили с тобой, поэтому я не могу уйти, не попрощавшись с тобой. Кроме того, у меня есть одна просьба, с которой можно обратиться только к тебе.

– Какая просьба? – услышав ее слова, торопливо спросила Фын-цзе. – Говори, я все исполню.

– Тетушка, – продолжала тогда госпожа Цинь, – ведь ты самая выдающаяся среди женщин, и даже мужчины, которые носят чиновничий пояс и шапку, не в состоянии превзойти тебя. Почему же ты не можешь понять пословиц: «полная луна всегда идет на ущерб», «вода из переполненного сосуда переливается через край» или «чем выше подымешься, тем больнее падать». Вот уже почти сто лет, как наша семья знатна и могущественна, но, возможно, придет день, когда «великая радость сменится горем». Если вспомнить пословицу «когда дерево падает, обезьяны разбегаются», не будет ли это означать, что старинная родовитая семья перестанет оправдывать свое имя?

Фын-цзе была взволнована, но внешне сохраняла полное спокойствие.

– Ты совершенно права, – заметила она, – однако что нужно сделать, чтобы навсегда сохранить благосостояние нашей семьи?

– Ну и глупа же ты, тетушка! – холодно усмехнулась госпожа Цинь. – «Горе всегда сменяется радостью», позор и слава издревле следуют друг за другом – неужели человек в силах вечно хранить свое счастье? Но ныне, в период процветания, еще можно найти средства, чтобы обеспечить состояние на время упадка и уберечь себя от нищеты. У вас в порядке все дела, кроме двух. Но их тоже можно уладить, и если ты это сделаешь, то избавишься от несчастий.

– Какие это дела? – с удивлением спросила Фын-цзе.

В ответ госпожа Цинь сказала ей:

– Хотя вы четырежды в год совершаете жертвоприношения на могилах предков и содержите домашнюю школу, точная сумма расходов на эти нужды у вас не установлена, и каждый дает сколько может. Но если в период расцвета у вас нет недостатка в средствах на совершение жертвоприношений предкам и на содержание школы, откуда вы их возьмете в период упадка? Чем вы будете их пополнять? Вот я и решила, что нет ничего лучше, как направить имеющиеся у вас богатства на то, чтобы создать побольше имений и усадеб вблизи могил предков, построить побольше домов и развести побольше огородов, чтобы из них черпать средства для существования, для жертвоприношений предкам и на содержание школы. Нужно установить твердый порядок, чтобы старшие и младшие члены вашего рода попеременно каждый год ведали этими пашнями, жертвоприношениями и средствами на содержание школы. Если вы будете строго придерживаться такой очередности, прекратятся всякие споры и никто не будет отдавать имущество под залог. Если даже кто-нибудь провинится по службе и его личное имущество будет конфисковано, все равно общее имущество, доходы с которого предназначаются для совершения жертвоприношений предкам, останется неприкосновенным, и власти не смогут его конфисковать. Если наступит полный крах семьи, у детей и внуков будет выход – они смогут уехать в деревню учиться и заниматься хозяйством, а жертвоприношения предкам будут продолжаться вечно. Думать, что слава и процветание никогда не окончатся, и не заботиться о будущем – значит проявлять недальновидность. Вскоре тебе предстоит быть свидетельницей необычайно радостного события, встречать которое с чрезмерной роскошью так же излишне, как подливать масло в ярко пылающий огонь или украшать цветами и без того пеструю узорчатую ткань. Знай же, это – мгновенный расцвет, кратковременная радость, и не забывай поговорку: «Даже самый роскошный пир когда-нибудь кончается»! Если заранее не позаботиться о будущем, потом раскаиваться будет бесполезно!

– О каком радостном событии ты говоришь? – поспешно спросила Фын-цзе.

– Небесные тайны разглашать нельзя, – ответила ей Цинь Кэ-цин. – Но так как мы с тобой дружили, я перед расставанием прочту тебе две фразы – запомни их хорошенько!

И вслед за тем она громко прочла:

Три весны^[50] миновало, иссяк аромат
– безвозвратно, бесследно угас.
И каждому нужно свои лишь врата
отыскать – и срок свой, и час.

Фын-цзе снова хотела задать ей вопрос, но в этот момент у вторых ворот четыре раза ударили в «облачную доску»*, и эти скорбные звуки пробудили Фын-цзе.

– В восточном дворце Нинго скончалась супруга господина Цзя Жуна, – сообщили служанки.

От испуга все тело Фын-цзе покрылось холодной испариной. Но раздумывать было некогда, нужно было поскорее одеваться и идти к госпоже Ван. Вскоре о смерти стало известно всей семье, все опечалились, и вместе с тем каждого охватило чувство какой-то тревоги. Старшие вспоминали, как почтительна и покорна всегда была госпожа Цинь, ровесники думали о ее сердечности и отзывчивости, младшие по возрасту думали о том, как ласково она обращалась с ними. Что же касается слуг и служанок, то все они, независимо от возраста, вспоминали о том, как она всегда жалела бедных и несчастных, как уважала престарелых и была добра с детьми. Во всем доме не было человека, который не скорбел бы и не оплакивал покойную.

Но не будем слишком распространяться о второстепенном и расскажем о Бао-юйе. Оставшись в одиночестве после недавнего отъезда Линь Дай-юй в Янчжоу, Бао-юй совсем перестал играть и забавляться и, как только наступал вечер, сразу ложился спать.

В эту ночь, услышав сквозь сон, что умерла госпожа Цинь, он хотел подняться, но вдруг почувствовал, будто в сердце ему вонзили нож. Он только вскрикнул и выплюнул изо рта сгусток крови. Си-жэнь и другие служанки переполошились, бросились поднимать его, стали расспрашивать, что с ним, хотели пойти к матушке Цзя и пригласить врача.

– Не волнуйтесь, пустяки, – остановил их Бао-юй. – Это у меня от волнения огонь проник в сердце, и кровь перестала поступать в жилы.

С этими словами он встал, потребовал одежду и заявил, что пойдет к матушке Цзя просить разрешения тотчас взглянуть на покойницу. Хотя Си-жэнь не очень хотелось его отпускать, но удерживать юношу она не осмеливалась и предоставила ему возможность поступать так, как ему угодно. Но когда матушка Цзя узнала, что он собирается во дворец Нинго, она принялась отговаривать его:

– Она только что умерла, там грязно, не успели убрать. Да и ветер сейчас сильный, пойдешь утром.

Однако Бао-юй продолжал настаивать, и матушка Цзя в конце концов распорядилась заложить для него коляску и послала множество слуг сопровождать его.

Добравшись до дворца Нинго, Бао-юй увидел, что дворцовые ворота широко распахнуты, от фонарей, ярко горящих по обе стороны, светло как днем, взад и вперед в суматохе снуют люди. Из дома доносились вопли, от которых, казалось, содрогались горы.

Бао-юй вышел из коляски и бросился в зал, где стоял гроб. Поплакав там, он отправился повидаться с госпожой Ю, но у нее неожиданно начался приступ старой болезни, и она лежала в постели. Бао-юй вышел от нее и стал разыскивать Цзя Чжэня.

Вскоре пришли Цзя Дай-жу, Цзя Дай-сю, Цзя Чи, Цзя Сяо, Цзя Дунь, Цзя Шэ, Цзя Чжэн, Цзя Цун, Цзя Пянь, Цзя Хэн, Цзя Гуан, Цзя Чэнь, Цзя Цюн, Цзя Линь, Цзя Цян, Цзя Чан, Цзя Лин, Цзя Юнь, Цзя Цинь, Цзя Чжэнь, Цзя Пин, Цзя Цзао, Цзя Хен, Цзя Фэнь, Цзя Фан, Цзя Лань, Цзя Цзюнь, Цзя Чжи и другие родственники.

Цзя Чжэнь, рыдая, как настоящий плакальщик, говорил Цзя Дай-жу и всем остальным:

– Все в нашем роде, старые и малые, близкие и дальние родственники и друзья, знают, что наша невестка была в десять раз лучше моего сына! И сейчас, когда она умерла, особенно заметно, как опустел этот дом!

Он снова горестно заплакал. Все присутствующие принялись утешать его:

– Когда человек расстался с миром, плакать бесполезно. Надо подумать, как распорядиться насчет самого главного.

– Как распорядиться! – всплеснул руками Цзя Чжэнь. – Да я отдам все, что у меня есть!

В тот момент, когда он произносил эти слова, в зал вошли Цинь Баи-е, Цинь Чжун и несколько родственников и сестер госпожи Ю. Тогда Цзя Чжэнь приказал Цзя Цюну, Цзя Чэню, Цзя Линю и Цзя Цяну принимать гостей и тут же велел пригласить придворного астролога и гадателя, чтобы избрать день, благоприятный для похорон.

Было решено, что покойница будет лежать в гробу сорок девять дней*, а через три дня разошлют извещения о ее смерти, и начнется траур. На эти сорок девять дней решили особо пригласить сто восемь буддийских монахов, которые должны были в зале читать молитвы по усопшей, чтобы спасти ее от наказания за грехи, совершенные в жизни; кроме того, было отдано распоряжение воздвигнуть алтарь в «башне Небесных благоуханий», где девяносто девять даосских монахов в течение девятнадцати дней должны были приносить жертвы и молить о прощении за несправедливо причиненные ей обиды. Гроб с телом покойницы установили в «саду Слияния ароматов», и перед ним на помостах, расположенных друг против друга, пятьдесят высокоправедных буддийских монахов и пятьдесят высокоправедных даосских монахов должны были отпевать покойницу и поочередно, через каждые семь дней, раздавать нищим остатки от жертвоприношений.

Когда Цзя Цзин узнал о смерти жены своего старшего внука, он счел, что рано или поздно сам должен вознестись на небо, и поэтому не захотел возвращаться к семье, боясь заразиться земной суетой и тем самым отрешиться от прежней подвижнической жизни. Он не стал вмешиваться ни в какие дела и всецело положился на Цзя Чжэня.

Между тем Цзя Чжэнь, которому предоставили право действовать по своему усмотрению, решил, не считаясь ни с чем, устроить пышные похороны. Набор кедровых досок для гроба пришелся ему не по вкусу. Тут как раз подвернулся Сюэ Пань. Узнав, что Цзя Чжэнь ищет хорошее дерево, он предложил:

– На моем лесном складе есть подходящее дерево. Говорят, его когда-то вывезли из гор Теваншань; если из него сделать гроб, он и за десять тысяч лет не сгниет. Это дерево достал еще мой покойный отец и собирался продать одному из родственников императорской фамилии – Преданному и справедливому вану, но впоследствии у того дела пошатнулись, поэтому дерево так и осталось на складе. До сих пор никто не в состоянии его купить. Если вам нужно, я велю принести его сюда.

Обрадованный Цзя Чжэнь приказал принести дерево. Оно оказалось толщиной в восемь вершков, по внешнему виду было похоже на орех, а запахом напоминало сандаловое дерево. Когда по нему щелкали пальцем, оно звенело, как яшма. Все хором выразили свое восхищение.

– Сколько стоит? – поинтересовался Цзя Чжэнь.

– Да такого дерева вы, пожалуй, не найдете нигде и за тысячу лян серебра, – с улыбкой ответил Сюэ Пань. – Стоит ли говорить о цене! Дайте несколько лян серебра мастеровым за работу, и все.

Цзя Чжэнь стал благодарить его, велел распилить дерево и сделать гроб.

– Такие вещи не для нас, – пытался отговаривать его Цзя Чжэн, – вполне достаточно было бы для покойницы гроба из хороших кедровых досок.

Но разве Цзя Чжэнь слушал доводы?!

Неожиданно сообщили, что служанка госпожи Цинь – по имени Жуй-чжу, – узнав о смерти своей хозяйки, покончила с собой, разбив голову о колонну. Такое событие считалось весьма редким, и все члены рода преисполнились благоговением к преданной девушке. Цзя Чжэнь распорядился обрядить ее как свою внучку и положить в гроб со всеми церемониями, а гроб поставить в «башне Восхождения к бессмертию», которая находилась в «саду Слияния ароматов».