– Сэнсей, прости нашу прямолинейную Кристиночку, – усмехнулся я. – Тяжелый день получился.

А потом мы оказались внутри.

Странное дело. Вроде бы, в Новокиневске происходило все то же самое. Музыканты, сцена, мониторы, пульт. Панки, металлюги… Хотя нет, как раз здесь конкретно металлюг не было. Большая часть музыкантов в бывшем зрительном зале бывшего дома культуры играло или этнику, или депрессивные и философские песни, вроде того же «Папоротника». Но ощущалась некая… разница атмосфер что ли. В Новокиневске на всех концертах и тусовках возникало эдакое ощущение игры. Будто собрались хорошие мальчики и девочки и просто делают вид, что они рокеры. Но на самом деле все это не по-настоящему. Потому что закончится концерт, и они все разойдутся по домам, к мамам и папам. Здесь такого ощущения не возникало.

Скорее наоборот даже. Сложно объяснить.

Впрочем, возможно я на самом деле не отошел еще от шока того сквота, куда нас приволок Сэнсей в самом начале.

Здесь атмосфера была все-таки иной. Этакое избранное днище, если можно так сказать.

«Ангелочки» сразу же прилипли к листку бумаги на стене в фойе – программа концерта. И, судя по восторженным воплям, их в этой программе все более, чем устраивало. А мне в таких ситуациях больше нравится смотреть на зрителей, чем на сцену.

Их было довольно много. Гораздо больше, чем по техническим требованиям должен был вмещать этот ДК. Только где теперь эти требования?

Зал безжалостно модифицировали. Выволокли оттуда все кресла, оставив только голые стены, покрытые не особо талантливым граффити и пыльные кулисы с подпаленным нижним краем. Может, дизайнерское решение такое. А может пожар был, и кулисы удалось у огня отбить…

«Ангелочки» умчались в зал, а мы с Евой и Сэнсеем остались болтать в фойе и глазеть на проходящих мимо рокеров.

В какой-то момент я вдруг понял, что слышу очень знакомые слова.

– …А в доме шло веселье и гульба,

Еще никто не знал, что в этот миг

Охотник Себастьян, что спал на чердаке,

Вдруг почернел лицом, стал дряхлый, как старик…

– О, это же «Король и шут», верно? – обрадованно сказал я.

– «Король и шут»? – Сэнсей нахмурился. – Не слышал раньше…

«Да ты что? – хотел спросить я. – Кто же не знает „Киша“?!»

Не спросил. Вовремя напомнил себе, что год, между прочим, девяносто второй. И не исключено, что Горшок сейчас вообще впервые выступает перед настоящей публикой.

– Твои знакомые? – заинтересованно спросил Сэнсей. – Хорошие?

– Интересные, да, – кивнул я. – Послушаем?

Я был на концерте «Короля и шута» в Новокиневске в начале двухтысячных. Они тогда собрали дворец спорта за первые же полтора часа продажи билетов. Мне повезло, что моя тогдашняя подруга имела какое-то отношение к билетным кассам. Помнится, ради этого концерта я себе даже шутовской колпак купил. И там же на концерте его и посеял. Швырнул вверх от избытка чувств, а обратно так и не поймал.

И вот сейчас я смотрел на уже беззубого Горшка. Но живого.

И мое сознание снова начало двоиться. Между тем концертом, во дворце спорта, и этим, в заброшенном питерском дворце культуры.

Музыка меня подхватила и понесла, через пару песен, «КиШ» сменился каким-то неизвестным, но задорным коллективом, а я оказался радостно скачущим где-то посреди толпы таких же патлатых типов, как и я сам, собственно.

А потом я осознал, что природа требует определенных действий, пошел искать туалет, и снова наткнулся на Сэнсея, который и проводил меня в соседний дом, такой же заброшенный как и этот ДК.

– Слушай, а хотите выступить? – спросил меня вдруг Сэнсей, когда мы снова подошли к фиктивно заколоченному входу в ДК.

– Так мы же и так выступаем, – удивился я. – Послезавтра, ты же сам сказал.

– Нет, прямо здесь выступить, – глаза Сэнсея заблестели. – Сегодня. Сейчас. Как думаешь, готовы твои парни?

Глава 2

– Так мы они же инструменты не взяли, – сказал я.

– Ерунда, что-нибудь придумаем! – махнул рукой Сэнсей. – Ну так что?

– И ты еще спрашиваешь? – хмыкнул я. – Конечно же, выступят! Надо будет, так я им еще пинка для мотивации пропишу!

Мы разбежались в разные стороны. Я – отлавливать в зале колбасящейся публики «ангелочков», Сэнсей – решать организационные вопросы и договариваться с кем-то об инструментах. «Как будет Бельфегор без своего поливокса, ума не приложу!» – подумал я, ввинчиваясь в патлатую и орущую толпу. На сцене бесновались какие-то панки с балалайками и в бумажных шляпах на головах.

Первым я выцепил Макса и Надю. Они стояли в обществе троих нетрезвых парней, один из которых что-то горячо вкручивал Наде, активно жестикулируя. А Макс при ней был, кажется, моральной поддержкой. Страшновато было школьнице-Наденьке, по лицу видно, что не в своей тарелке слегка себя ощущает.

Бегемота я нашел рядом с одетой в драную джинсу компашкой. Все четверо его новых друзей носили куртки с оторванными рукавами, увешанные по всей поверхности значками. Самыми разными, я сходу выцепил значок ГТО, комсомольский значок и несколько, посвященных городам. Все металлические. По всей видимости, это какая-то группа.

Бельфегор и Кирюха колбасились перед самой сценой. Пришлось здорово поработать локтями, чтобы к ним подобраться.

Оставался Астарот, которого я заметил последним. Хотя стояли они с Кристиной у самого выхода.

Я привел их в нашу «контрольную точку» – крайнюю квадратную колонну с криво нарисованным знаком «анархия». Секунду подумав, достал из сумки камеру. Там как раз на кассете еще осталось место после наших видеозаметок в поезде.

Нацелил «стеклянный глаз» на Астарота.

– Значит так, братва, есть тема, – сказал я. – Сэнсей сказал, что можно здесь выступить. Прямо сейчас. Готовы?

– Сейчас? – переспросил Астарот.

– Но мы же инструменты не взяли… – растерянно проговорил Бельфегор.

– Сэнсей, твой выход! – громко сказал я, увидев приближающегося к нам фронтмена «Папоротника». И еще какого-то парня. Или, скорее дядьки, мужичок был явно в возрасте. Тоже патлатый, но в бороде уже заметная седина.

– Спокойствие, – сказал Сэнсей. – Инструменты есть. Парни из «Лабиринта» с вами поделятся.

– Как-то это неожиданно совсем… – пробормотала Кристина. На лицах «ангелочков» бродили самые разные выражения. В основном – неуверенность. Ну так-то понятно, их в первый раз вырвали из привычной новокиневской песочницы, а местный вайб здорово отличался. Словечко «вайб» они не знали, разумеется. Сам я не особый фанат новояза, но вот конкретно этот термин внутри моей головы все-таки прижился. Хорошо отражает понятие.

– Конечно, давайте! – поддержку я получил с той стороны, с которой вообще не ожидал. Единственным, чьи глаза сразу заблестели азартом и энтузиазмом оказался Кирюха. Наш тихий гений.

– Короче, тема такая, – заговорил Сэнсей. – У фестиваля два организатора, причем один, тот который первый, анархист и считает, что кто первый вылез на сцену, тот и выступает. Но в этот раз появился… Точнее, появилась вторая. И навела немного порядка. Но вышло плохо, так что влезть все еще есть возможность. Ближе ко второй части мы с ребятами выступаем, и вот сразу после нас можно занять сцену и…

– Да блин! – Астарот резко махнул рукой. – Конечно, надо выступать!

«Ангелочки» расслабились и заговорили все разом. Отлично. Даже пенделя не пришлось выписывать, а то я уже речь заготовил. Язвительную.

– Айда за мной, – сказал Сэнсей и повел всю нашу процессию в недра технических коридоров ДК. Я остановил запись видео, чтобы не снимать спины во мраке. Странное дело, все-таки. Вид у этого дворца культуры такой, будто его бомбили. Ну ладно, не бомбили, он явно послевоенной постройки уже. Но вот как будто не ремонтировали с момента постройки точно. Но при этом электричество тут есть. Кто надо подсуетился? Или как провели когда-то так и не отрезали? А еще может быть, здание не так уж и давно заброшено. И такой вид ему придали облюбовавшие его рокеры. Ценители подобного трэша и разрухи, как символа… гм… новой жизни?

Черт, кажется, питерская атмосфера девяностых навевает на меня желание философствовать. Надо это пресечь.

Я нагнал ушедших вперед «ангелочков» и Сэнсея. Тот как раз заканчивал травить очередную байку.

– …и когда они вышли на сцену, то Фима об эту самую кучу навоза и споткнулся, – рассказывал он с невозмутимым лицом. – Зал в ржач. За кулисами ржач. А Фима поправил очечки, подошел к микрофону и говорит: «Товарищи устроители, вы в следующий раз когда будете „Котофейников“ на сцену выпускать, вы их басисту ведро под задницу вешайте, а то он вам тут на сцене насрал!»

«Ангелочки» заржали. Навстречу нам то и дело попадались музыканты всех рокерских вариаций. И в разной степени опьянения.

– Мы же без костюмов своих! – вдруг спохватился Бельфегор.

– Ты на всех остальных посмотри, – усмехнулся я. – Даже если вы в одних трусах выйдете выступать, никого не удивите.

Мы всей толпой протиснулись в помещение неправильной формы. Судя по лестнице наверх с другой стороны, оно вело на сцену. Похожая гримерка была в нашем ДК на «Рок-провинции». Такая же облупленная краска, такие же гвозди в досках вместо вешалки. В чем-то даже дежа вю – куча шмоток, на куче возлежит полуголый бухой панк, рядом с ним – такая же бухая подружка. Часть народа сосредоточенно готовится к выступлениям, часть пьет, один вообще прямо здесь на гитаре играет, сидя на ступеньках.

Творческая атмосфера, что уж. Сэнсей повернулся ко мне и показал большой палец вверх. Намек я понял, мол, не толпитесь тут, все уже под контролем. Я ухватил за руку Кристину, которая уже намылилась пойти внутрь следом за Астаротом. И увел их вместе с Евой обратно в фойе.

– Попить бы чего, – сказала Кристина. По ее лицу было заметно, что больше всего ей сейчас хочется не пить, а разрыдаться и начать капризничать. Нервно, бессонная ночь в поезде, да и обстановочка здесь, прямо скажем, далека от того, к чему наша куколка привыкла.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – сказал я и огляделся. Не может же быть, чтобы на всю эту ораву народа не нашлось ни единого дельца, сообразившего, что в этой развалине можно сделать неплохие деньги.

Точняк, нужный нам перец, тоже, кстати, при патлах и джинсовке в значках, нашелся неподалеку от центрального входа в ДК, который был наглухо заколочен досками. Куча ящиков и выстроившаяся очередь намекала, что он – то, что нам нужно.

– Вода есть? – перекрикивая шум, спросил я, когда мы приблизились к импровизированному прилавку из детского пластмассового столика.

– Только пиво! – прокричал патлатый. – Будешь?

«А вариантов, как я посмотрю, особых нет», – подумал я. Теоретически вода должна была быть в местном туалете, но в туалет я уже попытался заглянуть. Вести туда Кристину – это провоцировать ее или на обморок, или на истерику. Хотя, блин, пиво коварная штука, придется ведь потом девчонкам показывать, где тут у них в культурной столице принято… гм… справлять малую нужду.

Черт, как-то неудачно у нас поездка началась! Надо будет завтра как-то отделаться от сортирной темы, которая нас что-то преследует с того момента, как мы вышли на перрон.

– Три бутылки, – сказал я и протянул патлатому несколько смятых купюр. Тот кивнул, спрятал их в поясную сумку и выхватил из ящика три бутылки. Я отошел, уступая место другим страждущим.

– Простите, дамы, из воды у нас нынче только вот такая, – усмехнулся я, доставая связку ключей. На всякие фокусы, типа сдергивания крышек зубами я пока что был не готов. Хотя умел, конечно.

– Так даже лучше, – буркнула Кристина. – Я бы даже сейчас, наверное, от водки не отказалась.

– Думаю, Долли, такое ты здесь запросто можешь устроить, – хихикнула Ева и сделала глоток. – Просто подойди вон к тем ребятам, и они тебе и водки нальют, и закуски организуют, и звезду с неба еще.