Цвет волшебства (страница 3)

Страница 3

Двуединый город Анк-Морпорк, первый по значению из городов, лежащих у Круглого моря, был, само собой разумеется, пристанищем для огромного количества банд, воровских гильдий, синдикатов и других подобных организаций. Данное обстоятельство являлось одной из причин его процветания. Большая часть бедного люда, ютившегося в лабиринте переулков Морпорка, пополняла свои скромные доходы, оказывая те или иные мелкие услуги какой-нибудь из соперничающих группировок. Так вот и вышло, что к тому времени, как Хью и Двацветок вошли во двор «Порванного Барабана», главари многих банд уже прознали о неизвестном богатее, прибывшем в город. Донесения некоторых наиболее наблюдательных шпиков включали в себя описания книжечки, которая подсказывает чужеземцу нужные слова, и сундука, который ходит сам по себе. Однако на эти детали никто не обратил внимания. Ни один волшебник, способный на подобное волшебство, за милю не подойдет к морпоркским докам.

То был час, когда большинство горожан либо поднимались с постелей, либо как раз собирались укладываться спать, поэтому лишь немногие из завсегдатаев «Барабана» могли наблюдать то, как Двацветок спускается по лестнице в таверну. Когда же следом за чужеземцем появился Сундук и уверенно заковылял вниз по ступенькам, все клиенты, сидящие за грубыми деревянными столами, как один подозрительно покосились на свою выпивку.

Пузан как раз шпынял тролленка, подметавшего зал, когда вся троица прошествовала мимо.

– Это еще что, язви вас в корень, такое? – поинтересовался хозяин.

– Ты только не распространяйся никому, ладно? – прошипел Хью.

Двацветок принялся листать свою книжечку.

– Чего это он? – осведомился Пузан, скрестив руки на груди.

– Она подсказывает ему, что надо отвечать. Я понимаю, это, конечно, звучит глупо, но… – пробормотал Хью.

– Как может книжка подсказывать человеку, что ему говорить?

– Я желаю место, комнату, номер, меблированную комнату, полный пансион, чисто ли у вас, комнату с видом, сколько вы берете за ночь? – на одном дыхании выпалил Двацветок.

Пузан посмотрел на Хью. Попрошайка пожал плечами.

– У него денег как грязи, – пояснил он.

– Тогда скажи ему, что за ночь я беру три медяка. Но эту Хреновину придется поставить в конюшню.

– ? – спросил незнакомец.

Пузан поднял вверх три жирных багровых пальца, и лицо приезжего сразу просияло пониманием. Он запустил руку в кошелек и выложил на ладонь Пузана три больших золотых кругляша.

Трактирщик, выпучив глаза, уставился на монеты. Сумма примерно в четыре раза превышала стоимость «Порванного Барабана», включая прислугу. Он перевел взгляд на Хью, но понял, что от попрошайки помощи не дождаться. Пузан снова посмотрел на чужестранца. Сглотнул.

– Да, – наконец пропищал он неестественно тонким голоском. – Плюс питание. Э-э-э… Ну, вы меня понимаете? Пища. Вы едите. Нет?

Он воспроизвел соответствующие движения.

– Писча? – переспросил приезжий.

– Ага, – согласился Пузан, начиная обливаться пóтом. – Ты в книжечку-то загляни…

Чужестранец открыл свой талмуд и провел пальцем по одной из страниц. Пузан, который кое-как умел различать буквы, краешком глаза заглянул в книжицу. Тарабарщина какая-то…

– Пи-ища, – протянул приезжий. – Да. Котлета, бефстроганов, отбивная, тушеное мясо, рагу, фрикасе, фарш, антрекот, суфле, клецки, бланманже, шербет, овсянка, колбаса, катиться колбаской, бобы и на бобах, сладости, желе, варенье. Гусиные потроха, – он послал Пузану лучезарную улыбку.

– Все сразу? – слабым голосом уточнил трактирщик.

– Просто он так разговаривает, – объяснил Хью. – И не спрашивай меня, почему. Разговаривает, и все тут.

Все глаза в комнате наблюдали за незнакомцем – все, за исключением тех, что принадлежали волшебнику Ринсвинду, который сидел в самом темном уголке и медленно потягивал из кружки разбавленное пиво.

Ринсвинд разглядывал Сундук.

А вы повнимательнее разглядите Ринсвинда.

Посмотрите на него. Тощий, подобно большинству волшебников, он одет в темно-красный балахон, по которому потускневшими блестками вышито несколько магических знаков. Кое-кто может принять его за простого ученика чародея, сбежавшего от хозяина из протеста, скуки, страха и еще теплящегося желания женщин. Однако шею Ринсвинда украшает цепь с бронзовым октагоном, сразу выдающая выпускника Незримого Университета, высшей школы магии, чей перемещающийся в пространстве и времени трансцендентно-архитектурный комплекс находится одновременно и Там, и Тут. Выпускники этого учебного заведения обычно могут претендовать по меньшей мере на степень мага, но Ринсвинду – после одного злополучного события – пришлось покинуть Университет со знанием одного-единственного заклинания. Теперь волшебник болтался по городу, зарабатывая на жизнь своей врожденной способностью к языкам. Работать он особо не любил, но отличался живым умом и своими пронырливыми повадками напоминал смышленого грызуна. Кроме того, он с первого взгляда мог распознать древесину груши разумной. Как раз сейчас он на нее и смотрел – смотрел и не мог поверить своим глазам.

Архимаг, приложив величайшие усилия и затратив огромное количество времени, мог надеяться в конечном итоге заполучить небольшой посох, сделанный из груши разумной. Это редкое дерево растет только там, где в древности водилась магия, поэтому даже во всех городах Круглого моря не найдется двух посохов из груши разумной. Что же касается огромного сундука… Ринсвинд провел в уме быстрые подсчеты и пришел к выводу, что, даже если бы сундук был до отказа набит звездными опалами и кусками золотоносной руды, все равно его содержимое не стоило бы и десятой части содержащего. На лбу волшебника запульсировала нервная жилка.

Ринсвинд поднялся на ноги и направился к троице у стойки.

– Могу я чем-нибудь помочь? – осведомился он.

– Отвали, Ринсвинд, – рявкнул Пузан.

– Я всего-навсего подумал, что, может, стоит обратиться к этому господину на его родном языке, – мягко предложил волшебник.

– Он прекрасно обходится без твоей помощи, – парировал трактирщик, но все же отступил.

Ринсвинд вежливо улыбнулся чужестранцу и произнес пару фраз по-химерски. Он гордился тем, что бегло говорит на химерском, но чужеземец лишь удивленно поглядел на него.

– Ничего у тебя не выйдет, – знающе покачал головой Хью. – Видишь ли, все дело в этой книжонке. Она советует ему, что сказать. Колдовство, одно слово.

Ринсвинд перешел на высоко-борогравийский, затем на ванглемешт, сумтри и даже на черно-оругуйский язык, в котором нет ни одного существительного и только одно прилагательное, да и то неприличное. Каждая попытка была встречена вежливым непониманием. Отчаявшись, Ринсвинд решил испробовать язык варваров Троба, и тут лицо маленького чужестранца расплылось в довольной улыбке.

– Ну наконец-то! – воскликнул он. – Мой добрый друг! Это замечательно![2]

– О чем это вы? – подозрительно осведомился Пузан.

– Что сказал трактирщик? – поинтересовался приезжий.

Ринсвинд сглотнул.

– Пузан, – сказал он, – чужеземец просит принести две кружки твоего лучшего эля.

– Ты понимаешь его?

– О, конечно.

– Скажи ему… скажи, что мы очень рады его прибытию. И скажи, что еда стоит… э-э… один золотой.

На какое-то мгновение лицо Пузана напряглось – словно некая ожесточенная внутренняя борьба происходила в трактирщике, – и после секундного колебания он во внезапном порыве щедрости добавил:

– Твой завтрак я тоже включу в его счет.

– Чужеземец, – ровным голосом сказал Ринсвинд, – если ты останешься здесь, то к ночи тебя либо зарежут, либо отравят. Только не переставай улыбаться, иначе меня постигнет та же судьба.

– Да что ты! – воскликнул приезжий, оглядываясь по сторонам. – Здесь так очаровательно! Настоящий морпоркский трактир. Знаешь, я так много о них слышал. Ты посмотри, какие своеобразные старые балки. И такие солидные…

Ринсвинд быстро глянул вокруг себя на тот случай, если утечка магии из расположенного за рекой Квартала Волшебников вдруг перенесла их в какое-то другое место. Но нет, все тот же зал «Барабана» – покрытые пятнами копоти стены; пол, устланный гниющим тростником, поверх которого валяются трупики безымянных жучков; прокисшее пиво, которое не столько покупалось, сколько бралось напрокат. Ринсвинд попробовал примерить этот образ к слову «своеобразный» или, скорее, к его ближайшему тробскому эквиваленту, звучащему как «эта приятная странность конструкции, встречающаяся в коралловых домиках, поедающих губки пигмеев с полуострова Орохаи».

Его разум не выдержал подобного сравнения.

– Меня зовут Двацветок, – продолжал гость, протягивая руку.

Трое его собеседников инстинктивно опустили глаза, чтобы проверить, нет ли в ней монетки.

– Рад познакомиться, – ответил Ринсвинд. – Я Ринсвинд. Послушай, я не шучу. Это настоящий притон.

– Прекрасно! Сюда-то я и хотел попасть!

– Не понял.

– Что это за жидкость в кружках?

– Это? Пиво. Спасибо, Пузан. Да. Пиво. Ну… Пиво, в общем.

– А, этот столь характерный напиток. Как ты думаешь, маленькой золотой монетки хватит, чтобы заплатить за пиво? Я бы не хотел никого обидеть.

Монета уже наполовину высунулась из его кошелька.

– Аг-ха, – закашлялся Ринсвинд. – Я хочу сказать, нет, ты никого не обидишь.

– Хорошо. Значит, это притон. Ты имеешь в виду, что сюда частенько захаживают всякие герои и искатели приключений?

Ринсвинд поразмыслил над этим предположением.

– Да? – в конце концов выдавил он.

– Замечательно. Я хотел бы познакомиться с кем-нибудь из них.

Тут волшебнику пришло в голову разумное объяснение поведения чужеземца.

– А, – догадался он, – так ты приехал за наемниками?[3]

– О нет. Я просто хочу познакомиться с этими людьми. Чтобы, вернувшись домой, я мог похвастаться этим.

«Знакомство с клиентами „Барабана“ скорее будет означать, что ты вообще не вернешься домой, – мрачно подумал Ринсвинд. – Разве что ты живешь ниже по течению и твой труп случайно пронесет мимо».

– И откуда же ты родом? – поинтересовался Ринсвинд.

Тем временем Пузан тихонько ускользнул в одну из задних комнат. Хью с подозрением наблюдал за беседой из-за ближайшего столика.

– Ты когда-нибудь слышал о городе под названием Бес Пеларгик?

– Ну, я в Тробе пробыл очень недолго. Так, заглянул проездом…

– О, это не в Тробе. Я говорю на этом языке, потому что в наши порты заходит множество тробских кораблей. Бес Пеларгик – это главный морской порт Агатовой империи.

– Боюсь, никогда о такой не слышал.

Двацветок приподнял брови.

– Правда? Она довольно-таки большая. До нее примерно неделя ходу от Коричневых островов. Плыви по вращению и вскоре наткнешься на нее. Эй, что с тобой?

Чужеземец торопливо обежал вокруг стола и вежливо постучал судорожно кашляющего волшебника по спине.

Противовесный континент!

За три улицы от трактира старик бросил в кислоту монету и осторожно покачал блюдце. Пузан с нетерпением взирал на происходящее – ему было не по себе в этой комнате, которая вся пропиталась вонючим дымом из чанов и булькающих реторт. Стены помещения были сплошь заставлены полками, на которых виднелись неясные очертания неведомых вещиц, наводящих на мысли о черепах и чучелах небывалых монстров.

– Ну? – требовательно спросил трактирщик.

– В таком деле торопиться нельзя, – брюзгливо отозвался старый алхимик. – Проверка времени требует. Ага!

Он подтолкнул блюдечко пальцем. Монету затянул водоворот зеленых красок. Понаблюдав за реакцией, алхимик проделал какие-то расчеты на обрывке пергамента.

– Исключительно интересно, – наконец заявил он.

– Она настоящая?

– Это зависит от того, что ты подразумеваешь под этим словом, – поджал губы старик. – Если ты хочешь узнать, равняется ли она, к примеру, пятидесяти долларам, то я тебе отвечу, что нет, не равняется.

– Так я и знал! – возопил трактирщик и ринулся к дверям.

– Видимо, я не совсем ясно выразился!.. – крикнул вслед алхимик.

Пузан сердито повернулся к нему.

– Что ты хочешь сказать?

– Видишь ли, за долгие годы наши деньги стали… разбавленными, что ли? В обычной монете золота содержится лишь четыре части, а остальные восемь частей составляют серебро, медь и так далее.

– Ну и что с того?

– Я сказал, что эта монета не такая, как наши. Это чистое золото.

[2] В действительности на тробском языке последнее слово означало «то, что может случиться лишь однажды за все время службы доброго каноэ, изготовленного при помощи топора и огня из самого высокого алмазного дерева, что растет в знаменитых алмазных лесах на нижних склонах горы Аваява, являющейся, по слухам, обиталищем огненных богов».
[3] Букв.: «за воинами, сражающимися за племя, у которого больше молочных орешков».