– Я не за него. – Вот чем-чем, а особым человеколюбием я не страдал, да и с памятью у меня все было нормально, так что с местью за мной бы не заржавело, но не скажешь же это вслух. – Я за вас. Каким бы мудаком ни был собеседник, терять человеческий облик не стоит. Ну и ещё я сторонник теории, что у каждого есть право на ошибку, нас этому и коммунистическая партия учит. Вон на поруки же хулиганов берут? Меня самого сколько раз брали. Если бы не это, я бы давно на зоне загорал.

– Ну, если партия учит, то второй шанс дадим. – Оба деда смерили Никиту тяжёлыми взглядами, под которыми тот, казалось, даже немного ниже стал, так его в стул вжало, и повернулись ко мне. – А на самом деле, что там с сатори? Умение не то чтобы чересчур редкое, но что-то изобретателей особо не видать. А ты раз – и сделал!

– Тут, скорее, разница в подходе. – Я смущённо почесал в затылке, поскольку разговор заходил на довольно зыбкую почву. – Я же цифровыми технологиями увлекаюсь, вот и считаю сатори чем-то похожим на программу для ЭВМ, только обращённым в подсознание. Сейчас как раз много общаюсь с Евдокимом Капитоновичем Стравинским на эту тему. Так вот, по моему мнению, оно, подсознание, больше всего похоже на компьютер. Оно выполняет фоновые задачи, не задевая сознание, то есть мы даже не видим, что там происходит, но своё дело оно делает. А сатори как раз и позволяет объединить сознание и подсознание, так сказать, задействовать все ресурсы организма. Причём отсечь эмоциональную составляющую, что дополнительно повысит эффективность. Вот и представьте, человеческий мозг, который гораздо мощнее любого компьютера, сосредоточен на решении одной поставленной ему задачи, отбросив всё лишнее. Можно это назвать озарением? По-моему, да.

Упоминать о ноосфере я не стал специально, потому что даже Стравинский не мог доказать её существования, хоть и признавал, что это возможно. Я же лично для себя всё давно решил. Чего уж там, я сам прямое доказательство правдивости этой гипотезы. Моё перемещение, шары с осколками воспоминаний, выпадающие из погибших, то же сатори, что буквально дописывает образы создаваемых в нем людей. Разве этого мало?

– Поставить задачу… – Взгляд Екатерины Николаевны стал мутным, будто она ушла в себя. – Поставить задачу… возможно… надо попробовать…

– Катерина! – окликнул её Николай Иванович. – Опять ты зависла?!

– А? Что? – дёрнулась тётушка. – Папа, ну я же просила! Сколько раз говорила!

– Вы тоже сатори владеете? – До меня дошло, что зависание женщины было не простым отключением от реальности, а она нырнула в состояние просветления, видимо, проверяя мои слова. – Прикольно.

– А что, только тебе можно? – Екатерина хоть и фыркнула, но прежнего негатива я у неё в голосе не услышал. – Ты действительно с товарищем Стравинским работаешь? Я хотела попасть в его группу, но не смогла.

– Он сейчас в Новосибирске. – Я решил не вспоминать о том, что буквально десять минут назад тётушка только что не плевалась в мою сторону. – Могу спросить, может, он здесь тоже будет набирать группу. Мне несложно.

– Буду тебе очень благодарна. – Тётушка хотела выглядеть равнодушной, но глазки-то жадно сверкнули. Я, в принципе, догадывался, что попасть к Архонту и консультанту ЦК не так просто, но, если даже дочери генерала армии, пусть даже в отставке, приходится искать пути, значит, я сильно недооценил авторитетность Евдокима Капитоновича. – Если сатори работает именно так, это отрывает большие перспективы.

– Ладно с перспективами твоими, – отмахнулся дед, – потом пообщаетесь. А то вам, учёным, дай волю, весь день будете из пустого в порожнее переливать. У нас сегодня праздник! Наш род стал сильнее! Крепче! Так что праздновать будем! Ну-ка, Крися, дай-ка мне его рюмку! Пусть выпьет с нами настойки!

– Да сейчас! – Кристина Дмитриевна тут же убрала стопку подальше. – Ваша бормотуха Архонта с ног свалить может, а мальчик всего лишь Разрядник. И ему шестнадцать только. Вон пусть вина выпьет немного. А ты, Семён, осторожней будь с незнакомыми напитками. Энергеты, конечно, к алкоголю более устойчивы, как и к другой отраве, но настойки энергонасыщенных трав с ног валят почище спирта. Хоть и пользу приносят. Ну, мы с тобой об этом ещё поговорим. А сейчас действительно, давайте праздновать. Седьмое ноября все-таки.

Глава 5

– Сэмэн, вы таки ещё спите? – Голос Иосифа Эмильевича в трубке был противно бодр и весел. – Как можно спать в такой прекрасный день? Обед на дворе, солнце давно встало.

– Если сидел с двумя Командорам и пачкой Мастеров да Кандидатов почти до пяти утра, то ещё как можно. – Я не собирался поддаваться на провокацию и открывать глаза. – А вы позвонили специально позлорадствовать, или это изощренная месть?

– Не то и не другое, – рассмеялся Цемель. – Если бы я хотел отомстить, то… впрочем, не будем об этом. Придёт время – узнаете.

– Спасибо, обрадовали. – Я не собирался обижаться на старика. – Так что случилось?

– Мне звонили из Союза Писателей, – сжалился надо мной Иосиф Эмильевич. – Прямо с утра восьмого ноября. Точнее, они хотели позвонить тебе лично, но не смогли найти номер. Его нет в справочниках, как и номеров твоих родных, а домашний телефон не отвечает. Поэтому вышли на меня.

– И чего хотели? – Я задал вопрос, а после почувствовал себя идиотом. – Это по вопросам вступления?

– Именно! – Цемель довольно хмыкнул. – Я же говорил, они забегают. Но, если после встречи с Василием Иосифовичем ещё могли выдержать паузу, показать, что они такие независимые, то после вчерашнего ждать больше некогда. А ещё до меня дошли очень интересные новости, что две твои песни уже записаны для Песни года. С высочайшего позволения, так сказать. Я поначалу думал, что это слухи, но в свете вчерашней публикации уверен, что это правда. Особенно когда мне звонят из Москвы знакомые, что очень хотели бы подружиться с молодым и талантливым поэтом.

– Скажите проще, им нужны песни. – Я слегка поморщился от всех эти словесных кружев. – И что, много предлагают?

– А я как сказал? – ухмыльнулся импресарио. – А предлагают мало. Всего двести рублей.

– Мне кажется, вы слегка… – Я перекатился по кровати и замер, подбирая слова. – Эм… перекушали. Двести рублей! Это больше месячного оклада!

– Поверьте мне, Сэмэн, это сущая мелочь, – отмахнулся Иосиф Эмильевич. – Стоит вашим песням прозвучать в эфире… думаю, торговаться начнут с тысячи.

– Ну, это вы хватили… – Я от услышанной суммы даже проснулся, подскочив на кровати, но, подумав, улёгся обратно. – Всем нужны хиты, да?

– Конечно! – Цемель был абсолютно в себе уверен. – Наши ребята уже вполне себе успешно работают в городе. Не знаю, видел ли ты вчера, но мы были на площадке у Речного, на Монументе и в Академгородке. Не площадь Ленина, конечно, но тем не менее. И уверяю, принимали их прекрасно. Ребят из «Рук» так и вовсе не хотели отпускать, им пришлось ещё одну программу отработать, благо кто-то там не приехал, и удачно заткнули образовавшуюся дыру. И получили приглашение выступить на следующем культмассовом мероприятии.

– И это замечательно, – подытожил я. – Чем больше ребята мелькают перед зрителями, тем быстрее мы выйдем на более высокий уровень. Но я понял, о чём вы. Без хороших песен ничего бы не получилось. Так что оставляю всёна вас. Уверен, вы наши песни дёшево не отдадите.

– Ваши песни, Семён. – Продюсер явно хотел мне польстить, но я мог его понять. Сложно работать с подростком, особенно таким как я. Слишком непростая семья, непонятные связи в КГБ, да ещё интерес очень влиятельных персон. Лучше немного польстить, показав свою лояльность. Но в эту игру можно было играть вдвоём, к тому же я действительно был благодарен старому еврею.

– Наши, Иосиф Эмильевич, наши. – И я даже не кривил душой. – Без вашей, прямо скажем, неоценимой помощи, они вряд ли когда-нибудь увидели бы свет. Я бы просто махнул рукой, мне некогда заниматься продвижением и прочими вещами, которые не видны обычному человеку. Так что не прибедняйтесь, вы имеете такие же права на них, как и я. И, может быть, даже больше, поскольку мой вклад заканчивается на моменте, как я отдаю вам тетрадку с текстами.

– Знали бы вы, Сэмэн, что готовы люди отдать за такие тетрадки, – вздохнул Цемель, впрочем, от меня не укрылось, что ему похвала понравилась. – Думаю, мы достаточно похвалили друг друга, так что давайте к делу. Нас ждут к двенадцати. У тебя же не возникло мысли идти одному?

– Кретинизмом вроде не страдаю, – усмехнулся я. – Соваться одному в эту банку с пауками? Нет уж, увольте. Так что в одиннадцать буду у вас, и двинемся вместе. Будете моим громоотводом.

– Не думаю, что тебе там будет что-то угрожать, разве что задницу залижут настолько, что оправиться будет непросто. – Когда надо, Иосиф Эмильевич вполне умел в цветастые описания. – Но, конечно, вдвоём отбиться будет проще. Так что жду завтра к одиннадцати.

– Буду. На связи. – Я положил трубку и потянулся. – Ну вот, весь сон испортил.

Вчера мне всё же перепало пару стопок той самой настойки, способной свалить Командора. Надо сказать, жуткая штука, будто стакан жидкого огня проглотил, хоть налили совсем на донышке. Причём она не пьянила, спирт там вообще не чувствовался, но по мозгам давала здорово, а ещё было ощущение, что меня просто распирает изнутри от энергии. Короче, неподготовленным такое лучше вообще не употреблять, я выдержал только за счёт аспекта. Тот отожрал изрядную долю сил, пытаясь привести меня в чувство, зато сейчас я ощущал, что он стал гораздо мощнее. И мне не терпелось его опробовать, так что я как был, в одних трусах, так и сиганул с балкона третьего, детского, этажа, где ночевал.

Надо сказать, за прошедшую ночь теплее не стало, наоборот, землю проморозило так, что даже к обеду она ещё не отошла. Но я не обращал на это внимания, вихрем пролетев через участок до тренировочной площадки, на которой уже никого не было. Традиционно энергеты стараются заниматься утром, якобы тогда организм более пластичен и легче поддаётся нагрузкам, но лично мне было пофиг. Мы с Выгорской, бывало, и почти ночью занимались, и ничего, так что я ничуть не парился насчёт времени, а закрыв глаза и разгоняя внутри энергию, выполнил первое движение тренировочного комплекса… и вдруг понял, что это вообще не то.

Почему-то буквально вбитый в подкорку комплекс, который я повторял десятки и сотни раз, сейчас казался совершенно неправильным, не таким, как надо. Энергия дрожала, отзываясь на движения болезненными толчками. Я уже хотел было плюнуть, свалив всё на вчерашнюю настойку, но что-то внутри будто толкнуло не прекращать тренировку, а нырнуть в сатори как можно глубже, причём без какой-либо цели. Точнее, установка была одна, я хотел выполнить комплекс упражнений на развитие, такой, что не будет отторгаться моей тушкой, как физической, так и энергетической, и, ведомый этим желанием, принялся двигаться, улавливая малейший отклик внутренней силы.

Не знаю, сколько времени я провёл в сатори, пробуя разные варианты. Ошибаясь, после чего энергия начинала гудеть, причиняя почти физическую боль, откатывая назад, пробуя снова по-другому. Прислушиваясь к малейшим изменениям, и лишь когда отклик был максимально положительный, переходил к следующему движению. И так раз за разом, пока не получилось что-то цельное, перетекающее из одно в другое не только внешне, но и внутренне.

Остановился я только после того, как все движения нового комплекса намертво засели в голове, вынырнув из сатори и ощутив, будто заново родился. Энергия била ключом, отчего я не чувствовал уколов холода, зато сразу уловил зловонный запах, идущий от моей тушки. Как и в первый раз, при инициации организм избавился от шлаков, просто выбросив их через поры кожи. А ещё оказалось, что я не один на тренировочной площадке. Вокруг на стульчиках и просто пеньках находилась как минимум половина взрослой части, включая обоих дедов. И все они пялились на меня, как на явление Христа народу.