Тело ощущалось будто чужим и одновременно моим, без малейших сомнений.

Движения стали легкими, любые «зажатости» и слабые неприятные ощущения пропали.

Тело казалось словно бы обновленным. Как будто меня заново вырастили или вроде того.

Но все же это тело было моим.

Я не чувствовала себя как бы в чужой оболочке.

Хотя ни малейшего понятия не имела – как вообще подобное можно почувствовать.

Неожиданно дошло! Я тоже внутри «колбы»!

Боже! Вокруг какая-то жидкость – невесомая, маслянистая и светло-зеленоватая.

Вроде бы без запаха, или мне так почудилось?

Причем, я спокойно дышу в ней.

Та-ак… Надо понять, что вообще происходит, пока я тут окончательно не сбрендила.

А подобное будущее очень возможно, учитывая, что я – из обычного мира, с Земли, где ни колб, ни инопланетников с телами годзилл, ни чего-то еще, что я здесь обнаружила после пробуждения…

И в жидкости никакие тела не выращивают…

Я зажмурилась, пытаясь вернуться в свое прошлое – туда, где все было понятно, привычно. В мир, где прожила больше пятидесяти лет…

И где умерла… или почти умерла…

***

…Та-ак…

Вот я шагаю по набережной города…

Пегая брусчатка с фигурным орнаментом лихо отматывается под моими ногами…

За парапетами плещется Волга, лижет волнами песчаные отмели.

Сегодня выходной и народу навалом. Все гуляют, общаются, возле палаток с едой выстраиваются длинные змеи очередей…

Мелькают пестрые наряды и воздушные шарики…

Вокруг голоса, смех и чьи-то громкие оклики…

Рядом мой сын – ему как раз стукнуло шестнадцать – совсем уже взрослый. Мы болтаем, смеемся… что-то там обсуждаем…

Никита с наслаждением вгрызается в гамбургер…

Котлетка и помидорка пытаются убежать, высовываясь из-под пресса двух частей булочки, но он их ловко заправляет назад.

Со звуком прр тянет из трубочки молочный коктейль с шоколадом и персиками.

Вдруг прямо на нас несется самокатчик – какие-то мгновения – и просто сметет. Парень, к тому же, потерял управление, и явно не может ничего предпринять.

Я вижу все словно в замедленной съемке…

Самокатчик орет, срываясь на ультразвук.

Толпа вокруг начинает гудеть.

Люди ошарашенно выпучивают глаза, и стремительно, но неловко освобождают дорогу.

Никто не хочет сталкиваться с самокатом.

И нам помогать никто не спешит…

Каждый токарь сам кузнец своего счастья, как выражалась иногда моя мама…

Сами, сами… Спасайтесь и не зевайте…

Мы отскакиваем на чистом адреналине, инстинктах. Я упираюсь животом в бортик, выходящий к воде.

Оборачиваюсь и вижу, что на сына несется мини-автомобиль для прогулки туристов.

Бросаюсь, сношу его и… мы… автоматом сталкиваемся с двумя новыми самокатчиками.

Комбо… Ножницы, как говорили в мое время…

Свалка…

Как ни назови – все равно дело дрянь.

Сын, я, пассажиры мини-автомобиля, самокатчики, включая того, первого…

Все мы летим, кувыркаемся, через боль понимаем, что ничего уже сделать не можем.

Увы! Но от нас уже ничего не зависит.

Карусель движения запущена, и более тяжелые металлические махины теперь правят балом – не люди, которые еще недавно ими здесь управляли.

Перед глазами все мельтешит, меняется местами, словно пространство играет в пятнашки…

Земля-небо, земля-небо, они сменяют друг друга и смешиваются…

Тело взрывается каскадами боли, и наша куча мала притормаживает, рассыпаемся грудой искалеченных распластанных тел.

Словно грузовик с поврежденными манекенами неожиданно перевернулся по дороге на свалку.

Ноздри пощипывает запах крови: ее слишком много, и это ужасно…

Этот запах повсюду: внутри и снаружи… Металлическим вкусом катается на языке, щиплет глаза и вновь впитывается в ноздри…

Боль растекается по телу, и кажется – она всюду, больше нет ничего, кроме боли…

Она режет, кусает, жжет, раздирает…

Она становится центром вселенной и всем, что способно меня занимать…

Хочется закричать, забиться в рыданиях.

Но изломанное тело не позволяет. Я ничего не могу, только чувствовать боль и снова, и снова ощущать запах крови…

Какое-то время все это было слишком ярко и четко, слишком кошмарно…

И сколько бы ни пыталась хотя бы пошевелиться, повернуть голову, что-то сделать, все заканчивалось лишь новым каскадом боли – он накатывал, охватывал и заставлял беззвучно стонать с надсадными выдохами…

Сына я увидеть, увы, не могла…

Если бы убедиться, что Никита в порядке… Тогда ладно, тогда уже будь что будет… Главное, чтобы мой мальчик сильно не пострадал…

Но изменить угол обзора не получается – тело не слушается от слова совсем…

Я не вижу Никиту, не вижу самокатчиков…

Только голубое, безоблачное небо и обрывки фигур.

Лица, лица, лица, что склоняются возле и немного поодаль.

Обувь где-то на границе обзора.

Кроссовки, сапожки, туфли на каблуках, босоножки…

Красные, зеленые, синие, желтые… Радуга движения чужих ног…

Белый шум возгласов: женских, мужских, детских окутывает раздражающим гулом…

Но постепенно запахи, звуки и краски начинают меркнуть, сереть.

Как будто мир стирают невидимым ластиком: кадр за кадром и впечатление за впечатлением…

Погружают меня в какое-то ничто… В темноту, в тишь и забвение…

Последнее, что помню – крики людей и чей-то особенно звонкий, истошный: «Срочно звоните в скорую… Они же все переломаны…»

Вроде все…

Или…

Неужто не все?

Внезапно приходят еще какие-то воспоминания или видения, черт его знает…

Прорисовываются в голове вначале смутными, неясными образами, а затем вдруг собираются в пазл…

Меня осматривают странные медики – зеленые, с ушами, похожими на эльфийские. Общаются с крупным, красивым мужчиной…

Лицо его вдруг проявляется четко – словно подгружается при плохом интернете… Вначале размытое, а затем прорисованное…

Лиловые глаза – большие, внимательные. Какие-то – неравнодушные, взволнованные, что ли…

Скулы… высокие, рельефные, хищные, с полосками плоских роговых наростов, такие же тянутся и вдоль мочек.

Признак расы тиргонов, как я теперь понимаю.

Стоп! Почему это я теперь понимаю?

Откуда я вообще знаю про тиргонов?

Ладно, что дальше? Потом разберусь…

У тиргонов роговые наросты вдоль позвоночника и иногда по окружности пяток. Бывают еще на запястьях, но у этого нет…

Он гораздо крупнее и выше остальных и рядом с ними кажется просто горой.

– Вы спасете ее?

– Это вряд ли…

Доносится разговор.

– Тогда я заплачу за выращивание тела… Только назовите сумму – и сразу получите…

Боли нет, ощущения тела пропали, сознание плывет и рассыпается как в калейдоскопе, выбрасывая перед глазами фонтаны узоров…

Косички, орнаменты со сложным плетением пляшут и пляшут в поле обзора…

***

Та-ак… мне как-то вырастили новое тело? Или что это значит? Бред? Глюки?

Я не могу уточнить – просто совсем не у кого… Вокруг – лишь странные тела в колбах. Причем, кажется, что вижу и слышу здесь только я. Остальные же выглядят овощи овощами. Даже не шевелятся, иногда лишь чуть подергиваются, будто от спазмов…

Внезапно в голове раздается голос – словно бы знакомый и незнакомый одновременно. Низкий, грудной и женский, без вариантов.

«Просыпайся… Иди… Ты нужна мне… первая… Фреда. Теперь я назову тебя Фреда. Солнечная на общегалактическом языке».

«Мой сын?» – первое, что звенит в голове, и страх сжимает горло петлей за считанные мгновения до самого важного в моей жизни ответа…

«Жив и здоров. Его откачали. В вашем мире он, скорее всего, остался бы инвалидом. Тут же его вылечили и даже улучшили…»

«Улучшили?»

«Сделали крепче, здоровее, залили в мозг нужную информацию. Она есть и у тебя… Главное пользуйся».

«Э-э-э… Залили… в мозг… информацию… Я, что, брежу? А кто, эти – вон остальные?» – ткнула я пальцем в гигантские колбы.

«Это тела… для пересадок органов, конечностей, кожи и всего подобного прочего»…

Тела? Для пересадки? Мелькает в голове.

Так я ведь тоже – из них и плаваю в колбе!

Выходит, меня также на органы разберут?

Я аж задергалась, панически забилась в вязкой жидкости, однако… предпринять ничего не смогла.

Ноги и руки двигались плавно, проскальзывали по прочной поверхности сосуда. Но даже удара не получалось. При всем огромном желании и замахе, я, как в замедленной съемке, касалась стекла или чего-то похожего и проводила по нему кулаками все также неспешно, степенно.

Даже смешно, если бы не было так страшно…

Представляю, насколько потешно выглядят мои трепыхания со стороны… Может эта, неведомая женщина в моей голове, хохочет и записывает меня для других, чтобы продемонстрировать, как веселенькие картинки в мессенджерах?

Я задрыгалась еще более энергично.

Однако единственное, чего добилась, в итоге, так это того, что субстанция, в которой меня держали, начала волноваться и колыхаться, и я уже не управляла ни собой, ни собственными движениями.

Меня мотало вверх-вниз, из стороны в сторону по сосуду, подкидывало и трясло, словно на каком-то странном аттракционе. Чем-то средним между лифтом, что ухает вниз, колесом обозрения и каруселью… А то еще и качели можно сюда же добавить.

Вот, спасибо!

Но сама ж виновата!

Меня аж затрясло от нервозности и новой мысли:

«Сейчас придут и выпотрошат меня, раз очнулась! Остальные-то – вон – пока что в отключке! Я – единственная, кто очухался и двигается… Может это как раз – тот самый признак – знак, что пора разбирать тело на составляющие? Господи! Куда я попала?!! Это же какое-то… какое-то… Это…»

Мысли в голове метались с такой скоростью, что сформулировать четко не получалось. От напряжения шея болела и окончательно свело плечи.

Руки бессильно повисли плетьми, их подбрасывало чуть выше, чуть ниже.

Вращало от движения жидкости.

Я зачем-то дернулась, пытаясь принять нормальное положение и меня ка-ак крутануло…

Если бы длины колбы хватало, меня бы вращало колесом практически вокруг горизонтальной оси.

Вот было бы «здорово»!

Солнышко на детских качелях отдыхает…

Еще веселей было бы, если бы меня крутило, то в одну сторону, то в другую.

Вот уж где – прощай вестибулярный аппарат, маши ручкой…

Здравствуй тошнота, и дезориентация…

Слава богу, колба оказалась недостаточно широкой – я уперлась руками и ногами в стенки и замерла. Меня подталкивало, плющило и давило…

Но я держалась и ждала пока «жидкость» успокоится и прекратит куролесить.

Какое-то время она еще давала знать, как же ей не понравилось мое поведение.