Стейн Ванхеле: Почему психоз не безумие. Рекомендации для специалистов, пациентов и их родных

Stijn Vanheule

WHY PSYCHOSIS IS NOT SO CRAZY

A Road Map to Hope and Recovery for Families and Caregivers

Перевод с английского Анны Алиповой

© Stijn Vanheule, 2024

© Алипова А. А., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская группа «Азбука-Аттикус», 2025 КоЛибри®

* * *

«В этой книге я подробно исследую, как следует понимать скрытые и очевидные проявления психоза. И объясняю, что галлюцинации и заблуждения призваны вернуть порядок в мысли, которые не складываются в истории, а также описываю проблемы, ответом на которые становится приступ психоза. В последней главе я исследую приемы, которыми диалог и творчество указывают путь к выходу из безумия, сопровождающего психоз».

Стейн Ванхеле

Люди уступают животным в знаниях. Животные знают ровно столько, сколько им нужно. А человек – нет.

Фернандо Пессоа^[1]

Пролог

Во время приступа психоза мир переворачивается с ног на голову. Голоса, которые никто больше не слышит, нашептывают странные послания, окружающие вынашивают коварные замыслы, а реальность странным образом искажается. Это сложное время не только для тех, кто испытывает психоз, но и для тех, кто находится рядом. Но что такое психоз? Можем ли мы понять, что в такие минуты испытывают люди? Или у них в сознании воцаряется полнейшее безумие? И как вообще возможно, что заблуждения, галлюцинации и прочие неприятные явления захватывают разум людей и заставляют их делать странные вещи?

Если мы хотим заглянуть в мир человека, подверженного психозу, недостаточно просто признать, что психоз непостижим. Этот факт не требует доказательств. Тому, кто не расшифровывал секретное послание из радиопередачи и не сталкивался с тем, что слова внезапно утратили смысл, будет сложно принять тот факт, что с некоторыми людьми происходят подобные вещи. Чтобы сократить пропасть непонимания, мы можем воспринимать психоз как проявление глубокого кризиса. Психотический эпизод – это кризис, в котором сама суть реальности подвергается сомнению. Слова перестают выстраиваться в мыслительную цепочку, знакомые истории утрачивают правдоподобность, и все это выливается в самые разные проявления отчужденности от мира.

Тот факт, что такое вообще возможно, вызывает удивление. Ведь все мы используем слова и рассказываем истории. Значит ли это, что психоз может поразить любого из нас? Это лишь доказывает, что язык и истории играют важную роль в выражении реальности, ведь она вовсе не столь линейна, как может показаться на первый взгляд. Это мы наделяем реальность выражением посредством языка. Именно мы устанавливаем связь между словами и явлениями для того, чтобы сформировать мысли – они становятся кирпичиками, из которых складываются истории. Истории, которые мы сперва рассказываем себе, а потом окружающим, или же наоборот.

Истории помогают нам закрывать досадные трещины. При помощи слов и мыслей мы ищем правду, смысл, свободу и чувство сопричастности. В лучшем случае эти истории помогают нам объяснить происходящее и смириться с реальностью. Не до конца, разумеется, но достаточно, чтобы не впасть в отчаяние. Достаточно, чтобы делиться с окружающими тем, что нас волнует и трогает, а это, в свою очередь, рождает чувство сопричастности.

Очень важно делиться историями, потому что мы и представить себе не можем, насколько глубока связь между языком и паттернами социального взаимодействия. Истории, которые мы воспринимаем как данность, помогают нам понять, кто мы и как должны поступить. Но как только мы делаем выбор, взгляд на мир становится избирательным. Нарратив определяет восприятие и одновременно порождает белые пятна, которые очень сильно влияют на то, как мы взаимодействуем с миром. Будучи психоаналитиком, я называю эти пятна «бессознательным» – собранием перепутанных между собой историй, которые заполняют разум и формируют нас без нашего ведома.

Но порой бывает непросто воспринимать реальность в форме нарратива. Иногда истории слишком иллюзорны, или события до того ужасны, что их невозможно описать словами. И в такие минуты мы восклицаем: «Просто непостижимо». Такое не выразишь привычными словами. Непостижимое не осмыслить при помощи слов. Нарратив терпит крах. А когда такое случается, то следом страдает и восприятие жизненного опыта. Это приводит сознание в замешательство, и тогда на первый план выходит ярко выраженный ассоциативный тип мышления. Последствия этого очень даже осязаемы. Реальность становится враждебной и непредсказуемой, и все, что вы знали и во что верили, включая вас самих, разрушается и выходит из равновесия. Пока вы вплотную не приближаетесь к состоянию безумия. Или переступаете эту черту.

Без связного повествования человеческий разум теряет фокус и отвлекается на спутанные и малозначительные истории. Это очень неприятный опыт; реальность искажается, заполняясь осколками ужасов подсознания; и все это приводит к тяжелому психологическому кризису, известному как психоз.

Именно его мы и рассмотрим на страницах этой книги. Коллега однажды сказал мне, что китайское «вай йе», которое переводится как «кризис», содержит коннотацию возможности и испытания. Я был поражен и не мог выкинуть эту мысль из головы, ведь психоз – это тоже одновременно и возможность, и испытание историями, мыслями и прочим. Возможность найти место для безумия жизни.

В этой книге я подробно исследую, как следует понимать скрытые и очевидные проявления психоза. И объясняю, что галлюцинации и заблуждения призваны вернуть порядок в мысли, которые не складываются в истории, а также описываю проблемы, ответом на которые становится приступ психоза. В последней главе я исследую приемы, которыми диалог и творчество указывают путь к выходу из безумия, сопровождающего психоз.

Последнее утверждение может удивить читателей. Сегодня многие считают, что психоз – это генетически обусловленное расстройство мозга, которое нужно лечить таблетками. Так почему же важно разговаривать с людьми, которые переживают психоз?

Осознать причину психоза может быть не так просто, особенно с точки зрения биологии. К примеру, генетики утверждают, что риск развития психоза у человека, который уже находится в этом состоянии, составляет лишь 7 %1. Шокирующая цифра, которая ясно свидетельствует о том, что прежде мы недооценивали влияние окружения на развитие психоза. Также огромную роль, помимо прочих социальных факторов, играют сексуальное и эмоциональное насилие, безразличие окружающих и издевательства2. Подобные события порой определяют личность человека, то, каким он видит себя и мир вокруг. Они подрывают доверие и нарушают целостность нарратива, потенциально обостряя психоз. Как человек может выразить себя в мире, принимающем непосредственное участие в том ужасе, который этот человек переживает?

Дискриминация из-за принадлежности к меньшинствам, социальная отчужденность, а также одиночество в больших городах также имеют отношение к психозу. Ведь чем больше к людям относятся как к чужакам, тем более чуждым становится для них мир и тем сложнее им выражать мысли, которые связывают их с реальностью. Это вновь указывает нам, что психоз – не только биологическая проблема, но также социальное и личное явление. Речь идет о самоощущении человека в мире.

А это явно говорит о необходимости психотерапии. Наивно думать, что антипсихотические препараты решат все проблемы. Они помогают, но не устраняют глубинные механизмы болезни. Эффективное лекарство может до некоторой степени подавить психотические мысли. Но чтобы помочь людям оправиться от психоза, нужно обеспечить им комфортную и благоприятную обстановку, которая будет способствовать решению подсознательных проблем, поможет вернуться к нормальной жизни и обрести надежду на будущее.

А поэтому нам нужно взглянуть на симптомы психоза, такие как бред и галлюцинации, в совершенно ином свете. Их следует рассматривать не как симптомы болезни, а как осмысленные высказывания и попытки выжить в хаотичном мире. Мы должны понять, что они означают в контексте проблем, с которыми сталкивается человек. Я учился этому последние 25 лет.

В конце 1990-х годов я получил степень по клинической психологии. В то время все начали верить в могущество биологической психиатрии^[2]. В 1970-х американские психиатры придерживались мнения, что лучшее средство от психоза – реструктуризация эго пациента интенсивным лечением в стационаре. Однако к 1990-м годам эта идея была дискредитирована, и появился многообещающий биомедицинский подход. По крайней мере, именно так это преподносилось, когда я был студентом. Сегодня уже очевидно, что обещанию не суждено было сбыться, и в наши дни больше людей, чем когда-либо, страдают от душевных расстройств.

К счастью, благодаря учебе в Европе я познакомился с разными подходами к психотерапии, которые продвигали Жак Лакан^[3], Мишель Фуко^[4] и Жиль Делёз^[5]. Они помогли мне понять, что психоз – это не просто душевное расстройство, но также воплощение борьбы, затрагивающей фундаментальные аспекты человеческой жизни. И страдания, которые она приносит, не ограничиваются биомедицинской стороной вопроса. Именно это сподвигло меня начать разговаривать с пациентами и пробудило любопытство к устройству психотических переживаний.

Я понял, как любопытство перетекает в практику, работая с такими пациентами, как Марио – юноша с синдромом Дауна, с которым я познакомился на заре своей карьеры клинического психолога. Я остановлюсь на этом случае подробнее в главе 1, в которой попытаюсь показать, что установление прочных связей и внимание к тому, что переживает человек – это ключ к преодолению приступа психоза.

Глава 1. Психоз – это душевное расстройство, а не болезнь

Безмолвная реальность сбивает с толку

Марио, когда я с ним познакомился, был замкнутым и проводил дни в полном одиночестве на чердаке в доме родителей. Он спускался только для того, чтобы поесть, но даже тогда с ним было сложно контактировать. Марио был заперт в воображаемом мире, и это мешало ему установить контакт с реальностью. Он все время разговаривал с воображаемой подругой, которая сидела у него на плече, так, что все вокруг это слышали. А вот что отвечала ему «подруга», было понятно только по выражению лица и движениям Марио. Порой я замечал, как он беззвучно шевелит губами, но было ясно, что Марио воспринимает свой шепот как голос, доносящийся извне. Как радиоспектакль, в котором, к изумлению окружающих, ставших его невольными слушателями, обе роли играет один и тот же актер.

Благодаря своему образованию, я точно определил, что происходит с Марио: у него были галлюцинации. В учебниках я много раз читал определения галлюцинаций – яркие звуковые, визуальные или чувственные переживания, у которых нет внешних источников. В случае Марио, как это часто бывает у людей, страдающих психозом, галлюцинации состояли из слов, доносящихся откуда-то извне.