– Н-но, Квини, – сказал Ти-Пи. Стегнул Квини.

– Ти-Пи-и-и, – сказала мама, хватаясь за меня. Слышны копыта Квини, и яркие пятна плывут гладко с обоих боков, и тени от них плывут у Квини по спине. Все время плывут, как яркие верхушки у колес. Потом застыли с того бока, где белая тумба с солдатом наверху. А с другого бока все плывут, но не так быстро.

– Что вам угодно, мамаша? – говорит Джейсон. У него руки в карманах и за ухом карандаш.

– Мы едем на кладбище, – говорит мама.

– Пожалуйста, – говорит Джейсон. – Я как будто не препятствую. Это все, зачем вы меня звали?

– Ты не поедешь с нами, я знаю, – говорит мама. – С тобой я бы не так боялась.

– Боялись чего? – говорит Джейсон. – Отец и Квентин вас не тронут.

Мама прикладывает платок под вуалью.

– Перестаньте, мамаша, – говорит Джейсон. – Вы хотите, чтобы этот остолоп развылся среди площади? Трогай, Ти-Пи.

– Н-но, Квини, – сказал Ти-Пи.

– Покарал меня Господь, – сказала мама. – Но скоро и меня не станет.

– Останови-ка, – сказал Джейсон.

– Тпру, – сказал Ти-Пи. Джейсон сказал:

– Дядя Мори просит пятьдесят долларов с вашего счета. Дать?

– Зачем ты меня спрашиваешь? – сказала мама. – Ты хозяин. Я стараюсь не быть обузой для тебя и Дилси. Скоро уж меня не станет, и тогда тебе…

– Трогай, Ти-Пи, – сказал Джейсон.

– Н-но, Квини, – сказал Ти-Пи. Опять поплыли яркие. С того бока тоже, быстро и гладко, как когда Кэдди говорит, что засыпаем.

«Рева», говорит Ластер. «И не стыдно тебе». Мы проходим сарай. Стойла раскрыты. «Нет у тебя теперь пегой лошадки», говорит Ластер. Пол сухой и пыльный. Крыша провалилась. В косых дырах толкутся желтые пылинки. «Куда пошел? Хочешь, чтоб тебе башку там отшибли мячом?»

– Спрячь-ка руки в карманы, – говорит Кэдди. – Еще пальцы отморозишь. Бенджи умный, он не хочет обморозиться на Рождество.

Идем кругом сарая. В дверях большая корова и маленькая, и слышно – в стойлах переступают Принс, Квини и Фэнси.

– Было бы теплей – прокатились бы на Фэнси, – говорит Кэдди. – Но сегодня нельзя, слишком холодно. – Уже видно ручей, и дым стелется. – Там свинью обсмаливают, – говорит Кэдди. – Обратно пойдем той дорогой, поглядим. – Спускаемся с горы.

– Хочешь – неси письмо, – говорит Кэдди. – На, неси. – Переложила письмо из своего кармана в мой. – Это рождественский сюрприз от дяди Мори. Нам нужно отдать миссис Паттерсон, чтобы никто не видел. Не вынимай только рук из карманов.

Пришли к ручью.

– Ручей замерз, – сказала Кэдди. – Смотри. – Она разбила воду сверху и приложила кусочек мне к лицу. – Лед. Вот как холодно. – За руку перевела меня, мы всходим на гору. – Даже папе и маме не велел говорить. По-моему, знаешь, про что в этом письме? Про подарки маме, и папе, и мистеру Паттерсону тоже, потому что мистер Паттерсон присылал тебе конфеты. Помнишь, прошлым летом.

Забор. Цветы сухие вьются, и ветер шуршит ими.

– Только не знаю, почему дядя Мори Верша не послал. Верш не разболтал бы. – В окно смотрит миссис Паттерсон. – Подожди здесь, – сказала Кэдди. – Стой на месте и жди. Я сейчас же вернусь. Дай-ка письмо. – Она достала письмо из моего кармана. – А рук не вынимай. – С письмом в руке перелезла через забор, идет, шуршит бурыми цветами. Миссис Паттерсон ушла к дверям, отворила, стоит на пороге.

Мистер Паттерсон машет тяпкой в зеленых цветах. Перестал и смотрит на меня. Миссис Паттерсон бежит ко мне садом. Я увидел ее глаза и заплакал. «Ох ты, идиотина», говорит миссис Паттерсон. «Я же сказала ему, чтобы не присылал больше тебя одного. Дай сюда. Скорее». Мистер Паттерсон идет к нам с тяпкой, быстро. Миссис Паттерсон тянется рукой через забор. Хочет перелезть. «Дай сюда», говорит миссис. «Дай же сюда». Мистер Паттерсон перелез через забор. Взял письмо. У миссис платье зацепилось за забор. Я опять увидал ее глаза и побежал с горы.

– Там, кроме домов, ничего нету, – говорит Ластер. – Пошли теперь к ручью.

У ручья стирают, хлопают. Одна поет. Дым ползет через воду. Пахнет бельем и дымом.

– Вот тут и будь, – говорит Ластер. – Нечего тебе туда. Там тебя мячом по башке.

– А чего он хочет?

– Будто он знает чего, – говорит Ластер. – Ему наверх надо, где в гольф играют. Сядь здесь и играйся с цветком. А смотреть – смотри, как ребята купаются. Веди себя как люди.

Я сажусь у воды, где полощут и веет синим дымом.

– Тут монету никто не подымал? – говорит Ластер.

– Какую монету?

– Какая у меня утром была. Двадцать пять центов, – говорит Ластер. – Посеял где-то из кармана. В прореху выпала, вот в эту. Если не найду, не на что будет вечером купить билет.

– А где ты ее взял, монету? Небось у белого в кармане?

– Где взял, там теперь нету, а после еще будет, – говорит Ластер. – А пока что мне эту надо найти. Вы никто не видали?

– Мне только монеты искать. У меня своих дел хватает.

– Иди-ка сюда, – говорит Ластер. – Помоги мне искать.

– Да ему что монета, что камешек.

– Все равно пусть помогает, – говорит Ластер. – А вы идете вечером на артистов?

– Не до того мне. Пока управлюсь с этим корытом, устану так, что и руки не поднять, а не то чтоб на этих артистов идти.

– А спорим, пойдете, – говорит Ластер. – Спорим, вчера уже были. Только откроют там, сразу все пойдете в ту палатку.

– Туда и без меня набьется негров. Хватит, что вчера ходила.

– Небось те же деньги плотим, что и белые.

– Белый плотит негру деньги, а сам знает: приедет другой белый с музыкой и все их себе прикарманит до цента, и опять иди, негр, зарабатывай.

– Никто тебя туда на представление не гонит.

– Пока еще не гонят. Не додумались.

– Дались тебе белые.

– Дались не дались. Я иду своей дорогой, а они своей. Больно нужно мне это представление.

– У них один там на пиле играет песни. Прямо как на банджо.

– Вы вчера, – говорит Ластер, – а я сегодня пойду. Только вот монету найти.

– И его, значит, возьмешь с собой?

– Ага, – говорит Ластер. – Как же. Чтоб он мне там развылся.

– А что ты делаешь, когда развоется?

– Порю его, вот что я делаю, – говорит Ластер. Сел, закатал штаны. В воде играют дети.

– А шариков Бенджиных никто не находил? – говорит Ластер.

– Ты, парень, скверных слов не говори. Узнает твоя бабушка – не поздоровится тебе.

Ластер вошел в ручей, где дети. Ищет вдоль берега.

– Когда утром здесь ходили, монета еще была у меня, – говорит Ластер.

– Где ж ты ее посеял?

– Из кармана выпала, вот в эту дырку, – говорит Ластер. Они ищут в ручье. Потом все сразу разогнулись, стоят, с плеском кинулись, затолкались. Ластер схватил, присели в воде, смотрят на гору через кусты.

– Где они? – говорит Ластер.

– Еще не видать.

Ластер положил его себе в карман. Те спустились с горы.

– Тут мяч упал – не видели, ребята?

– Не иначе, в воду шлепнулся. Вы не слышали?

– Тут ничего не шлепалось, – сказал Ластер. – Вон там об дерево стукнулось что-то. А куда полетело, не знаю.

Смотрят в ручей.

– Черт. Поищи-ка в ручье. Он здесь упал. Я видел.

Идут берегом, смотрят. Пошли обратно на гору.

– А не у тебя ли мяч? – сказал тот мальчик.

– На что он мне сдался? – сказал Ластер. – Не видел я никакого мяча.

Мальчик вошел в ручей. Пошел по воде. Повернулся, опять смотрит на Ластера. Пошел вниз по ручью.

Взрослый позвал с горы: «Кэдди!» Мальчик вышел из воды и пошел на гору.

– Опять завел? – говорит Ластер. – Замолчи.

– С чего это он?

– А кто его знает с чего, – говорит Ластер. – Ни с чего. Все утро воет. С того, что сегодня его день рождения.

– А сколько ему?

– Тридцать три исполнилось, – говорит Ластер. – Ровно тридцать лет и три года.

– Скажи лучше – ровно тридцать лет, как ему три года.

– Что мне мэмми сказала, то и я вам, – говорит Ластер. – Я только знаю, что тридцать три свечки зажгут. А тортик куцый. Еле уместятся. Да замолчи. Иди сюда. – Он подошел, схватил меня за руку. – Ты, придурок старый, – говорит. – Хочешь, чтоб выпорол?

– Слабó тебе его выпороть.

– Не раз уже порол. Замолчи ты, – говорит Ластер. – Сколько тебе толковать, что туда нельзя. Там тебе мячами голову сшибут. Иди сюда, – потянул меня назад. – Садись. – Я сел, он снял с меня ботинки, закатал штаны. – Вон туда ступай, в воду, играй себе, и чтоб не выть и слюней не пускать.

Я замолчал и пошел в воду, и пришел Роскус, зовет ужинать, а Кэдди говорит: «Еще рано ужинать. Не пойду».

Она мокрая. Мы играли в ручье, и Кэдди присела в воду, замочила платьице, а Верш говорит:

– Замочила платье, теперь твоя мама тебя выпорет.

– А вот и нет, – сказала Кэдди.

– Откуда ты знаешь, что нет? – сказал Квентин.

– А вот и знаю, – сказала Кэдди. – А ты откуда знаешь, что да?

– Мама говорила, что накажет, – сказал Квентин. – И потом, я старше тебя.

– Мне уже семь лет, – сказала Кэдди. – Я сама все знаю.

– А я еще старше, – сказал Квентин. – Я школьник. Правда, Верш?

– И я пойду в школу в будущем году, – сказала Кэдди. – Как только начнется. Правда, Верш?

– Сама знаешь, за мокрое платье пороть будут, – сказал Верш.

– Оно не мокрое, – сказала Кэдди. Встала в воде, смотрит на платье. – Я сниму, оно и высохнет.

– А вот и не снимешь, – сказал Квентин.

– А вот и сниму, – сказала Кэдди.

– Лучше не снимай, – сказал Квентин.

Кэдди подошла к Вершу и ко мне, повернулась спиной.

– Расстегни мне, Верш, – сказала Кэдди.

– Не смей, Верш, – сказал Квентин.

– Твое платье, сама и расстегивай, – сказал Верш.

– Расстегни, Верш, – сказала Кэдди. – А то скажу Дилси, что ты вчера сделал. – И Верш расстегнул.

– Попробуй сними только, – сказал Квентин. Кэдди сняла платье и бросила на берег. На ней остались лифчик и штанишки, больше ничего, и Квентин шлепнул ее, она поскользнулась, упала в воду. Поднялась и стала брызгать на Квентина, а Квентин стал брызгать на нее. И Верша и меня забрызгало. Верш поднял меня, вынес на берег. Он сказал, что расскажет про Кэдди и Квентина, и они стали брызгать на Верша. Верш ушел за куст.

– Я скажу про вас мэмми, – сказал Верш.

Квентин вылез на берег, хотел поймать Верша, но Верш убежал, и Квентин не догнал. Квентин вернулся, тогда Верш остановился и крикнул, что расскажет. И Кэдди крикнула ему, что если не расскажет, то может вернуться. И Верш сказал, что не расскажет, и пошел к нам.

– Радуйся теперь, – сказал Квентин. – Теперь нас высекут обоих.

– Пускай, – сказала Кэдди. – Я убегу из дому.

– Убежишь ты, как же, – сказал Квентин.

– Убегу и никогда не вернусь, – сказала Кэдди. Я заплакал, Кэдди обернулась и сказала: – Не плачь. – И я перестал. Потом они играли в воде. И Джейсон тоже. Он отдельно, дальше по ручью. Верш вышел из-за куста, внес меня в воду опять. Кэдди вся мокрая, а сзади грязная, и я заплакал, и она подошла и присела в воде.

– Не плачь, – сказала Кэдди. – Я не стану убегать.

И я перестал. Кэдди пахла, как деревья в дождь.

«Что с тобой такое?» говорит Ластер. «Кончай вытье, играй в воде, как все».

«Забрал бы ты его домой. Ведь тебе не велят водить его со двора».

«А он думает – луг ихний, как раньше», говорит Ластер. «И все равно сюда от дома не видать».

«Но мы-то его видим. А на дурачка глядеть – приятного мало. Да и примета нехорошая».

Пришел Роскус, зовет ужинать, а Кэдди говорит, ужинать еще рано.

– Нет, не рано, – говорит Роскус. – Дилси велела, чтоб вы шли домой. Веди их, Верш.

Роскус ушел на гору, там корова мычит.

– Может, пока дойдем до дома, обсохнем, – сказал Квентин.

– А все ты виноват, – сказала Кэдди. – Вот и пускай нас высекут.