– Значит, вы заранее предполагали, что я приду к вам.

– Конечно, раз мы не смогли убедить вас прийти прямо на гору Дзур.

– О! Конечно. Какой же я глупец!

– Да.

Я стиснул зубы и ничего не сказал. Рукоятка его меча все так же была у меня перед глазами, и я почти чувствовал, как меч жаждет крови. Я содрогнулся.

– Что ж, лорд Морролан, теперь я здесь. Что дальше?

– Терпение, милорд, – ответил он через плечо. – Скоро узнаете.

– Ладно.

На очередном повороте лестницы я ничего не сказал, думая о Сетре Лавоуд. Вероятнее всего, скоро мне предстояло с ней встретиться. Зачем? У этих людей не было никаких причин убивать меня, и если бы они этого хотели, то давно бы уже это сделали. Что им нужно?

– Так как насчет Квиона? – спросил я.

– Кого?

– Моего порученца, который скрылся на горе Дзур.

– Ах да. С ним уже разобрались, конечно. Ему попала в руки некая информация, из которой следовало, что здесь он может найти убежище. Информация оказалась ложной.

– Понятно.

Еще один поворот лестницы.

– Далеко нам еще подниматься, лорд Морролан?

– Думаю, недалеко. Вы устали?

– Немного. Не обращайте внимания.

Он сказал «думаю». Поразмыслив, я спросил:

– Значит, вы регулярно здесь бываете?

– О да, – ответил он. – Мы с Сетрой часто встречаемся.

Это таинственное утверждение заняло мои мысли еще на какое-то время – на один или два поворота этой бесконечной лестницы. Почему он не знает точной длины лестницы, если часто бывает на горе Дзур? Очевидно, потому, что обычно ею не пользуется. Мы миновали тяжелую деревянную дверь по левую сторону от нас, но не остановились. Почему сейчас он идет именно здесь? Чтобы измотать меня, или оценить мои силы, или и для того, и для другого?

Эта мысль, которая, по идее, должна была меня насторожить, в действительности лишь еще больше меня разозлила. Однако с некоторым трудом мне удалось сохранить спокойствие, возвращаясь к предыдущему разговору.

– Лорд Морролан, думаю, я понял, каким образом вы узнали о том, что Квион явится на гору Дзур с золотом.

– Рад за вас.

– Но чего я не могу понять, так это того, как вы узнали, что он собирается украсть деньги.

– О, это как раз просто. Видите ли, я немножко колдун. Полагаю, как и вы.

– Да, – сказал я.

– В таком случае вам должно быть известно, что с помощью колдовства можно внедрить в чужую голову любую идею. Мы сделали так, чтобы он решил: совершить то, что он совершил, будет легко и безопасно, и так оно и оказалось.

– Ах ты, ублюдок! – вырвалось у меня, прежде чем я успел сдержаться.

Я тут же пожалел об этом, но было уже поздно.

Морролан остановился и повернулся ко мне. Его рука легла на рукоятку меча. Он посмотрел на меня, и выражение его лица мне очень не понравилось.

– Прошу прощения? – сказал он.

Я не ответил, глядя ему в глаза. Расслабил плечи и мысленно нащупал оружие, четырехдюймовый стилет, находившийся в моем левом рукаве, так чтобы его легко было выхватить правой рукой. Надежнее всего было бы нанести ему удар в горло. Я оценил свои шансы на то, что смогу убить его, как весьма неплохие, если ударю первым.

С другой стороны, судя по тому, как он стоял – без напряжения в шее, плечах и руках, слегка балансируя, – я понял, что он вполне может меня ранить, прежде чем я его прикончу. А от клинка Морганти достаточно любого ранения, чтобы расстаться с жизнью.

– Давайте так, – сказал я. – Если вы еще раз вмешаетесь в мои дела и дела моих людей, я вырежу ваше сердце.

Я расслабился и взглянул на него.

– В самом деле, – сказал он скорее утвердительно, нежели вопросительно.

На лице его появилась сардоническая ухмылка, и без всякого предупреждения он шагнул назад, на ступеньку выше. Проклятие, он оказался весьма проворным! Он еще не вытащил свой меч, а я уже вынужден пытаться вытащить шпагу или метнуть нож. Чтобы убить кого-нибудь брошенным ножом, даже для умельца вроде меня требуется скорее везение, нежели ловкость.

Я молчал, ожидая, когда он вытащит оружие. Он тоже ждал. Колени его были слегка согнуты, и позиция была весьма устойчивой – левая нога опиралась на более высокую ступеньку, а правая рука покоилась на рукоятке меча. Я почувствовал холод рукоятки кинжала у левого запястья и решил, что это единственный шанс. Моя шпага могла с тем же успехом оставаться дома, он был быстрее меня. Я ждал.

Наконец он ухмыльнулся и слегка поклонился.

– Что ж, милорд джарег, мы решим этот вопрос позже, – сказал он, повернувшись ко мне спиной и продолжив восхождение по лестнице.

Мысль об убийстве прошла так же, как и появилась. Даже если бы это мне удалось, в результате я остался бы один внутри горы Дзур, если не считать весьма разгневанной Сетры Лавоуд, которая, скорее всего, не позволила бы мне телепортироваться отсюда.

Кроме того, оставалась проблема Квиона и двух тысяч золотых империалов.

Я сделал вид, что мне все безразлично, и последовал за ним. Мы миновали еще несколько дверей по левую сторону, затем вышли в узкий коридор. Прошли по коридору под арку, после которой он расширялся. Стены были черными и без всяких украшений, если не считать факелов. Я не смог опознать здешний камень, но это был явно не обсидиан. Он был шероховатым и, казалось, поглощал свет. Если чернота в замке Морролана вряд ли выглядела зловещей, то на горе Дзур она была мрачной и загадочной, в ней ощущались коварная мощь и темная сила.

Да, я знаю, что для драгаэрян черный цвет означает волшебство. Но для меня он выглядит мрачным. У драгаэрян извращенный взгляд, я об этом уже говорил.

Проходя мимо, я отметил, что факелы расположены на расстоянии семнадцати футов друг от друга.

Морролан открыл дверь, за которой находилась узкая металлическая винтовая лестница. Я последовал за ним наверх, в еще более просторный зал, который, казалось, уходил ввысь, с такими же факелами на стенах и украшенными орнаментом дверными проемами. Стены тоже были черными.

В какой-то момент я спросил:

– Никак иначе нельзя было меня сюда доставить?

– Мы могли вас похитить, – ответил он, останавливаясь перед большой деревянной дверью, на которой был изображен присевший на задние лапы дзур. Морролан толкнул дверь, и она распахнулась.

За дверью оказалась комната шириной футов в тридцать, освещенная свечами и факелами. В ней стояли казавшиеся удобными кресла. Все черного цвета. Свое мнение на этот счет я уже выразил. Тени покачивались, из-за чего трудно было различать находившиеся в комнате предметы.

В одном из кресел кто-то сидел. Я попытался предположить, кто бы это мог быть. Сидящий не шевелился. Это была худая женщина с лишенным возраста орлиным лицом, обрамленным прямыми волосами, которые были черными, черными, черными. Боги, как я устал от черного!

Вероятно, по драгаэрским меркам она привлекательна, не знаю. Она была очень бледна; собственно, удивительно, что я не увидел ее сразу – столь силен был контраст между ее лицом и окружающей обстановкой. Одета она была, естественно, тоже в черное. Высокий кружевной воротник до подбородка. Ниже, на груди, большой рубин. Длинные пальцы казались еще длиннее из-за ногтей. На среднем пальце левой руки у нее было кольцо с камнем, который показался мне очень крупным изумрудом. Она пристально смотрела на меня глубокими, ясными и старыми глазами.

Она встала, и я заметил что-то голубое, блеснувшее на ее боку, – как я понял, драгоценный камень на рукоятке кинжала. Потом я мысленно ощутил этот кинжал и выяснил, что это по крайней мере столь же могущественное оружие, как меч Морганти. Когда она встала, кинжал исчез в складках ее одежды, отчего она стала полностью невидимой, за исключением смертельной белизны лица и глаз, сверкавших, словно глаза волка.

Видимо, она решила проявить гостеприимство, поскольку в комнате вдруг стало светлее. И тогда я увидел на полу передо мной лежащее лицом вверх безжизненное тело Квиона. Его горло было перерезано, и красный цвет его крови был почти невидим на черном ковре.

– Добро пожаловать, – сказала она вкрадчивым и мягким, словно бархат, голосом. – Я Сетра.

Проклятие! Чтоб мне провалиться.

* * *

Один из своеобразных обычаев людей с Востока – празднование дня собственного рождения. Для нас это скорее праздник самого родившегося в этот день, нежели повод для почитания и благодарности тем, кто произвел его на свет.

Я провел свой десятый день рождения в обществе деда, в основном наблюдая за его работой и восхищаясь ею. Я задавал ему разные вопросы каждый раз, когда в лавке не было посетителей, и узнал о трех видах любовных снадобий, о том, какие травы колдун должен выращивать сам, а не покупать. О том, какие благовония следует использовать для различных заклинаний, почему во время колдовских действий нужно быть уверенным, что поблизости нет зеркал или отражающих поверхностей, как обеспечивать легкие роды, лечить судороги и головную боль, предотвращать инфекцию, где можно найти волшебные книги, а также как превращать бессмыслицу в стоящие заклинания.

– Идем в дом, Владимир, – сказал дед, закрывая лавку. – Садись.

Я прошел в комнату и сел в большое удобное кресло. Он пододвинул другое кресло и сел лицом ко мне. Кот Амбруш прыгнул ему на плечо. Я слышал его мурлыканье.

– Посмотри на меня, Владимир. – Я удивленно посмотрел на него. – Теперь откинься на спинку кресла. Представь себе, что ты становишься тяжелее, ладно? Почувствуй, что ты все тяжелее и тяжелее, что ты сливаешься с креслом. Можешь? Смотри на мое лицо, Владимир. Думай обо мне. Закрой глаза. Попробуй все равно увидеть меня, даже с закрытыми глазами. Ты можешь это сделать? А теперь можешь почувствовать тепло? Ничего не говори. Представь, будто ты плаваешь в воде и тебе тепло. Думай о моем голосе – чувствуешь, как он наполняет твою голову? Прислушайся, как мой голос отдается в твоей голове. Ты больше ничего не слышишь. Мой голос – везде, это все, что ты знаешь. А теперь скажи; сколько тебе лет?

Это меня несколько озадачило. Он что, подумал, будто я уснул, или как? Я попытался ответить и удивился тому, каких усилий это потребовало. Наконец я сказал: «Десять», и мои глаза открылись. Дед улыбался. Он ничего не сказал, поскольку в этом не было необходимости. Я понял, что слово «десять» было, собственно, первым, произнесенным в комнате вслух за последние несколько секунд.

* * *

Я перешагнул через тело со всей осторожностью, на какую был способен, – не хватало еще поскользнуться. Темная Владычица горы Дзур указала мне на кресло. Я сел в другое, лишь частично из чувства противоречия – то, которое я выбрал, было не столь мягким, и из него легче быстро вскочить. Если вы этого еще не поняли, я был несколько напуган.

Скажу вам еще одну странную вещь: я ощутил жалость к Квиону. Да, я намеревался убить его, как только он мне попадется, но, увидев его мертвым… не знаю. Я вспомнил, как он упрашивал меня позволить ему работать, как он перестал заниматься игорным бизнесом, и все такое прочее, и мне уже не казалось столь важным, что он нанес мне удар в спину, сбежав с моими деньгами. Полагаю, тот факт, что с ним за это расправился Морролан, воспринимался несколько иначе.

Но, как бы там ни было, я был напуган и одновременно разъярен, словно дзур, угодивший в сеть креоты.