– Он, между прочим, этот аппарат нам и подарил. Спонсорская помощь. А теперь представь, что будет, если информация просочится. Ушлая пресса и хейтеры сразу раструбят – мол, кандидат людям фуфло суёт, сотрудников полиции кофеваркой калечит. Случайность эту раздуют – такой хайп будет! Ты же понимаешь, это удар по репутации уважаемого человека…

Хейтеры… хайп… На каком языке они говорят?

– Так вы, значит, за мецената печётесь? – хмыкнул я. – Пусть тогда прессе отстегнёт, у него бабла вагон, всегда много было. Хотя, слушайте… Не жидковато ли – на целый отдел одну кофеварку? Меценат ещё, тьфу.

Нет. Тут что-то нечисто. Определённо. Меня ведь не просто так в пустую палату сунули, никого не подселили. Чтоб обрабатывать было проще.

Вопрос – зачем?

Вот в чём петрушка.

Так и не договорились. Начальнички перешли на маты, что-то там вякнули про дисциплину и последствия. А я завалился на койку, отвернулся к стене – мол, тихий час, режим. Больной на отдыхе.

После этого свалили они быстро, дверь хлопнула – и тишина.

Я сел на кровати, выждал пару минут. А после пошлёпал по коридору, нашёл ординаторскую, ввалился.

– Выписывай меня, док, – глянул в глаза молоденькому усатому. – Я здоров, как овчарка на дежурстве.

Тот начал мямлить: мол, не положено, обследование не пройдено, он-де не может на себя брать такую ответственность.

Понял – каши с ним не сваришь. Хлопнул дверью и вышел, но не ушёл, а приложил ухо к деревяшке.

Ага. Не зря.

Тут же и слышу, врачишка кому-то бормочет – мол, велено меня придержать. Вот оно что.

Анкл Бэнс вам за воротник, ребята. Не удержите вы меня здесь. Решил на лыжи вставать. Только не в пижаме же шарахаться по улицам? Цирк получится.

Где я сейчас живу – не помню. А вот где отдел – помню. Он, как стоял на углу, так и стоит. Надо добраться туда, может, в кабинете моего «предшественника» найду что-то путное. Документы, адрес, зацепку… хоть ниточку какую, и узнаю место своего обиталища. Всё, Максимушка, пора на работу.

* * *

Несмотря на протесты постовой медсестры, я спустился в холл. И охренел.

На входе – диковинные банкоматы с экранами, мигают зелёным. На одном крупно: СБЕР. Я не сразу понял, но всё-таки сообразил, что это за обрубок такой. Не «Сбербанк России», не «Госбанк СССР» – просто СБЕР. Четыре буквы, будто название жвачки или нового рэпера.

Какой, к чёрту, Сбер?.. Кажется, вообще всё, что я знал, сдуло сквозняком перемен. Ощущение, что мир перевернулся.

Люди снуют туда-сюда. Кто-то сидит на лавках – все с телефонами, пальцами по ним елозят. Что это телефоны – я не удивился, видимо, мой предшественник частенько пользовался такими штуками и в память въелось, даже запрашивать эту информацию не пришлось. Странные аппараты, тонкие, хлипкие и без выдвижных антенн. Это вам не Nokia 2110. Я продолжил осматриваться: регистратура – в четыре окна сразу. Чисто и красиво, как в кино импортном. Живут, однако. Наладилась, похоже, житуха в стране. Только за милицию обидно.

Подошёл к гардеробу. Присмотрелся – всё закрыто. Хотел «шкурку» подходящую прихватизировать, но вешалки все пустые. Оно и понятно, лето на дворе. Сел на лавку, осмотрелся. Надо подумать. В пижаме – как дурак по улице не пойдёшь, я и так тут пришелец, да и в отделе не поймут.

Профессиональным взглядом я сразу выцепил подозрительного типа. Спортивный костюм, китайский «Адидас», кепка на глазах. Будто тоже из моего времени гопник. Стоит, трётся возле причудливой перевернутой бутыли на стойке.

Кулер… – подсказала чужая память. Точно, и медсестра что-то такое говорила.

А в это время рядом женщина вдруг всполошилась:

– Люди! Я… кошелёк выронила! Помогите, пожалуйста!

Роется в сумочке, охает, мечется. А граждане – ноль реакции. Только головы повернули и обратно уткнулись в экраны. Цивилизация, мать её.

А тот, в «Адидасе», тем временем уже шмыгнул к выходу. И правую руку держит в кармане. Ну-ну… Что ты там прячешь, артист? Уже к двери метнулся, за ручку цап – правой, как водится, правша потому что.

Я прищурился, вгляделся: пальцы расписаны, на них синька – перстни. Тыльная сторона кисти тоже забита: карты, паучок с восьмёркой. Ну, хоть это по-старому!

Урка, – мелькнуло в голове. – Вор, по жизни скользкий. Прятал наколки, видимо, чтоб не светиться. Поздно, уже срисовал я тебя, братец. Ну ясное дело, не теряла мадама ничего. Это он лопатник тиснул.

Привычка – вторая натура, и я лишней секунды не думал – а сразу за ним на улицу. Он сориентировался быстро, шажок ускорил, пошёл не к центральному выходу, где охранник в чёрной форме в будке за шлагбаумом дремал, а на задний двор. Где забор пониже.

Я за ним.

Он обернулся, срисовал меня – и тикать. Рванул туда, где сетку можно перемахнуть.

– Стоять, милиция! – рявкнул я.

Он добежал и упёрся в забор, но не полез – я уже настиг. Развернулся, глянул мне в лицо – и ухмыльнулся, скаля железные фиксы:

– Милиция?.. Может, полиция? Ну ты лошара.

– Может, и полиция, – буркнул я, уже просчитывая, как его крутить.

Если б был в своём теле – уложил бы за пару секунд. Но сейчас другие вводные. Значит, работать надо с головой.

– Ты чего, шкет пижамный? Попутал? – прошипел он. – Гуляй отсюда, пока башку не свернул.

И урка шагнул вперёд, а после, не дожидаясь моей реакции, ударил первым. Вразвалочку и несколько расслабленно, как будто вообще не парится, что я – хотя бы гипотетически – могу чем-то ответить.

Зря.

Ведь сознание моё – старое осталось, рефлексы – живые, мозги помнят.

Уклон. Кулак его мимо просвистел.

Выпад вперед. Я выкинул руку и схватил его за ноздри, сжал. Пальцы у меня нынешнего, как у музыканта – в самый раз по размеру ноздрей. Схватил цепко и притянул его к себе, сходу впендюрив коленом в живот. Оп! Хорошо вложился, чтобы диафрагму выключить.

Урка хрюкнул, согнулся, но упасть не смог – я держал его, как ягнёнка перед забоем. Стоял, скрючившись, и хрипел. Знаю, дышать трудно после тычка в «солнышко».

– Я же говорю – милиция, – назидательно проговорил я, одновременно обшаривая его свободной рукой.

Нащупал что-то в брючине, выудил красный длинный кошелёк. Есть контакт!

– Это что?

– Л-лопатник мой… – гундосо прохрипел задержанный.

– Ага, рассказывай. Женский, с брелочком?

– Подарок! От матери!..

– Лоха нашёл? Не п*зди… Короче, кто сам будешь?

– Вениамин.

– А погоняло?

– Венька Пианист…

Щипач. Всё ясно.

– Ладно, Венька, на первый раз прощаю. Если договоримся – отпущу.

– Да ты… На чё договоримся? Ай, отпусти!.. Больно же!

– Снимай «Адик».

– Чего?!

– Говорю, раздевайся. Быстро.

– В смысле?.. Гонишь?

Такими глазами на меня посмотрел – будто я с дурки сбежал. Я усилил нажим на носопырку.

– А-а-а!..

– Мне нужна твоя одежда, – фразу эту проговорил с расстановкой, и без эмоций, как в том фильме, моём любимом, кстати.

* * *

В спортивном костюме и кроссовках я вернулся в холл.

– Вот, – протянул я заплаканной пожилой женщине кошелёк. Та уже, погрузившись в расстроенные чувства, что-то лепетала про ипотеку и кредиты. – Ваш? Выронили.

– Мой! – вскрикнула она. Радостно выхватила, раскрыла. Внутри виднелась толстенная пачка купюр, карточки.

– Вот не хотела снимать наличку, муж говорил – картой пользуйся, а я боюсь. Мошенники звонят, говорят: «мы из службы безопасности банка». А один вообще сказал, что у меня биткоины на счёте!

Я кивнул, хотя ни черта не понял.

– Спасибо вам, молодой человек, вот есть же честные люди в наше время, ой спасибо!

– Пожалуйста, – улыбнулся я. – Храните деньги в сберегательной кассе.

Развернулся и пошёл к выходу. На работу. Чую, ждет там меня куча сюрпризов, но главное – в кабинет свой попасть. А там прорвемся…

Глава 4

Шёл по городу и дивился.

Вроде, улица знакомая, каждый поворот помню, каждый забор. А теперь – будто кто-то сменил декорации. Взял мой город и перекроил по чужим чертежам.

Там, где раньше был пустырь с бурьяном по пояс – теперь стеклянные высотки. Шлагбаум, охрана, парковка, как в столицах.

А где раньше были ржавые кооперативные гаражи – рассадник бомжей, алкашей и торчков – теперь торговый центр. С фасада светится название латинскими буквами, как будто не Новознаменск это, а курорт. Всё в стекле и камне. Не город – витрина. Только вот… душу куда девали?

Шёл и вертел головой, как приезжий.

Люди – совсем другие. Одеты опрятно, но уши черными каплями пластика заткнуты – у каждого первого беспроводные наушники. В руках телефоны, и все как под гипнозом. Взглядов нет, течёт толпа.

А машины… Машины – это отдельная песня.

Зализанные, сверкающие, разноцветные, будто дешевые китайские игрушки. Белые, желтые, красные. Ни тебе «бумеров», ни «паджериков». Пацанских «девяток» – так вообще ни одной. Как будто стёрли их с улиц. У некоторых тачек вообще мотора не слышно, будто на батарейках едут, ну точно игрушка. Электромобили? А ведь раньше по звуку движка я легко определял – кто подъехал, свои или чужие.

Час топал пешком. На автобус – ни рубля, ксивы тоже нет. И фиг знает, сейчас вообще по удостоверению кто-то ездит? Ну, это ничего, прогуляться полезно – ходьба в голове порядок наводит.

Здание РОВД почти не изменилось. Те же стены, те же неубиваемые ступени еще с советских времен. Только теперь решётки на окнах и огромная вывеска с подсветкой – ПОЛИЦИЯ.

Над входом табличка: Отдел МВД России по Заводскому району города Новознаменска.

Ёкнуло внутри. Столько раз я поднимался по этим ступеням с щербинками. Дежурил, ночевал, выпивал, допрашивал. Второй дом мне это был.

А теперь – посмотрим, что осталось от прошлого. Кто в теремочке живет.

Я вдохнул поглубже, пряча все раздумья и ощущения, всё, что бродило в голове и ложилось на сердце. Потянул за массивную ручку железной двери. Вместо скрипучей ржавой пружины теперь доводчик хитрый. Тугой, как будто чужих пускать не хочет. Только я-то не чужой. Я свой…

Вошёл внутрь и не узнал отдел. Ни тебе паутины под потолком с разводами, ни затёртого линолеума с заплатками. Всё чисто, блестит – плюнуть некуда. На подоконниках не кактусы в обрезанных пластиковых бутылках, а цветочки «женские», изящные. В такие бычок не бросишь – рука не поднимется.

При входе возвели несуразную конструкцию – вертушка с блестящими трубами-лапами. Поперёк дороги встала, как шлагбаум на КПП. Толкнул я трубу. Не шелохнулась. Хм!

На проходной за столом восседал молоденький сержант. Прыщавый, рыхлый, на телепузика похож. Уткнулся в телефон, сидит, растекся по стулу.

Сбоку, как и раньше – дежурная часть за стеклом. Только стекло, видимо, тоже совсем новое, не исцарапано и без потёков краски на трафаретных буквах.

Когда я дернул замок – телепузик «проснулся»:

– Вы к кому, гражданин?

Гражданина в зеркале увидишь. А я – майор милиции. Вслух не сказал, но зудело внутри.

– К себе, – буркнул я.

Странно, что в лицо меня тут не узнают. Или у постового память, как у пескаря, или мой предшественник был настолько неприметен, что даже в отделе его никто не запомнил.

– О, Яровой! – всплыл за стеклом, как сомик в аквариуме, старый майор с бейджиком: оперативный дежурный. – Явился, не запылился. Живой, смотрю! Говорят, тебя чайник покалечил?

– Говорят, кур доят. Открывай калитку, Фомич.

Откуда вылетело это «Фомич» – не понял. Само вырвалось. А потом дошло… Ну точно – это же Борька Ляцкий! Борис Фомич, по прозвищу Ляцкий Глаз. Тогда ещё помощником дежурного был, вечно ворчал и в кофе «три в одном» макал свои печенюшки. Сидел в этом аквариуме всю службу. И, как видно, досидел – теперь уже сам дежурный. Старше стал, живот подрос, но глаза всё те же: прищуренные, с ехидцей.