Вера принесла в его кабинет серебряный поднос, на котором стояли чашка и прозрачный чайник. За стеклом искрился в солнечных лучах рубиновый чай, в котором плавали цветы липы, и в комнате тут же запахло летом, царившим за пределами дома. Николай благодарно кивнул жене, когда она поставила поднос на край стола. Он ожидал, что Вера сразу же уйдет, она знала, над чем он работает. Однако она задержалась, бросила на экран быстрый взгляд, больше не смотрела и все равно не двигалась с места.

– Снова смотришь на самоубийство этой несчастной? – тихо спросила Вера.

– Это не было самоубийством. Она знала, что может умереть, но сделала все, чтобы выжить.

Вместе с видео Николаю переслали и все комментарии, оставленные под роликом, когда он был общедоступным – просто на всякий случай. Ничего особо ценного профайлер там не нашел, в основном предсказуемые обвинения в адрес либо «рехнувшейся бабки», либо «системы, которая довела до такого бедную женщину».

Но сумасшедшей Екатерина То́карева точно не была. Она использовала достаточно зажигательной смеси, чтобы быстро вспыхнула одежда, но при этом разместила эту смесь подальше от шеи и рук, к тому же открытую кожу она смазала средством, защищающим от жара, насколько это возможно в такой ситуации. Нет, жить она точно хотела… Место, в котором она все проделала, тоже указывало на продуманность действий: она довела вероятность того, что ей помогут, до максимума. Ее целью было не погибнуть, а рассказать свою историю. Екатерина знала, что никто не сделает это лучше, чем она сама. Если бы она погибла, ей просто приписали бы какие-то мотивы и забыли о случившемся. Но она, жертвуя свободой и здоровьем, добивалась правды.

Что, впрочем, все равно не означало, что ее правда – это истина. Она могла искренне обманываться, она пережила огромное горе: меньше чем за два года она потеряла любимых дочерей и мужа, с которым прожила большую часть жизнь. Екатерина вдруг осталась совершенно одна, это многих бы сломило!

В таких ситуациях люди нередко ищут причины трагедии там, где их нет. Потому что если есть виноватый – есть и потребность в мести, а значит, есть вполне достойная причина жить дальше.

Екатерина и жила этой борьбой. Она не просто догадывалась о том, кто виновен в смерти ее близких, она называла вполне конкретные имена. Вот только доказательств у нее не было, а среди обвиняемых оказались и полицейские, поэтому воспринимать немолодую женщину всерьез никто не собирался. Ей тут же наставили уйму диагнозов, от паранойи до старческого слабоумия, приписали к числу городских сумасшедших, там и оставили бы, если бы не ее «огненное шоу».

Аргументов в пользу помешательства было примерно столько же, сколько в пользу отчаяния матери, похоронившей своих детей. Тот случай, когда чаши весов застыли в идеальном равновесии… Почти идеальном. Один факт все изменил.

Это дело Николаю поручило руководство МВД. И отказываться он не стал вовсе не потому, что услуга, оказанная таким людям, порой превосходит любой гонорар. Нет, профайлер был искренне заинтригован. Он прекрасно знал: там работают вовсе не те самые бездушные коррупционеры, которых любят показывать в кино, а обычные люди, преданные своему делу. Им важно знать, правду Токарева сказала или нет, важно убрать из своих рядов тех, кто сотворил такое, они осознавали, что слепая профессиональная солидарность до добра не доводит.

При этом Николай стал их единственной надеждой. Преступление, в котором Екатерина обвиняла сотрудников полиции, произошло давно, улики, если они и были, уничтожены, документы оформлены как надо. Те самые полицейские, на которых указала Токарева, вполне предсказуемо заявили о ее помешательстве. Получается, ее слово против их слова… Именно Николаю предстояло выяснить, за каким из слов скрывается ложь.

Он до последнего не был уверен, что возьмется за это дело, а теперь чувствовал: надо. Он не просто так снова и снова просматривал запись того, что сделала Екатерина. Ему дали видео лучшего качества, то, на котором кадр можно приблизить, рассмотреть лицо женщины, взгляд… Николай не видел никаких признаков помутнения рассудка. Екатерина прекрасно понимала, что она делает и зачем. Было ли ей страшно? Разумеется, тут здоровый разум играл против нее, подсказывая, какая боль ее ожидает. Но у нее была достаточная причина, чтобы довести дело до конца.

– Коля, я тут подумала… Я понимаю, что ты не нуждаешься в моих советах, – смущенно улыбнулась Вера. – Но ты же не против, если я скажу?

– Когда это я был против? – удивился Николай. Комплиментом это не было: мнение жены он ценил так же высоко, как мнение своих учеников.

– Если те полицейские действительно так опасны, как она сказала… Почему они не избавились от нее? Господи, не верю, что говорю о таком… Видишь, до чего доводит твое влияние!

– До здравых мыслей. Ты права: до того, как устроить акт самосожжения, Токарева действовала осторожней, но полицию знатно покусывала. И жалобы писала, и с журналистами общалась, и одиночные пикеты перед участком устраивала.

– Вот! Если те люди действительно такие монстры, как она говорит, разве они не попытались бы арестовать ее?

– Тогда они были бы слишком карикатурными монстрами, – покачал головой Николай. – А там неглупые люди. Они прекрасно знали, что за Токаревой наблюдают многие, в том числе и журналисты. Если бы с ней что-то случилось, это стало бы доказательством ее правоты или хотя бы поводом для подозрений. Поэтому им было куда выгоднее отмахиваться от нее, снисходительно улыбаться и в любых официальных комментариях настаивать на том, что она просто несчастная женщина, у которой сдали нервы.

– Они ожидали, что она устанет и угомонится, а не пойдет на площадь, – догадалась Вера.

– Именно так. Сейчас они в любом случае близки к панике – хоть виноваты, хоть нет. До них наверняка донесли, что высокое начальство не отмахнулось от Токаревой, а будет разбираться.

– Надеюсь, это не станет опасным для тебя?

– Не должно, – покачал головой Николай. – Максимум – попытаются придавить угрозами… Но мне не привыкать, а до Токаревой они не доберутся, ее уже охраняют. Вера, я и правда хочу узнать, что там случилось.

– Значит, сам будешь копать, не передашь детям?

– Дети и так при деле, ты же знаешь: у нас то пусто, то густо. А что?

Ему следовало самому догадаться насчет этого «а что»: Вера редко интересовалась его работой просто так. Но Николай уже увлекся делом Екатерины Токаревой, сосредоточился только на нем, позабыл обо всем остальном. Поэтому сейчас он не сразу вспомнил о том, что одним из расследований его попросила заняться как раз Вера.

Хотя инициатором выступала не она – это тоже важно, личную просьбу жены он бы не отодвинул на второй план. Задание пришло через какую-то из ее знакомых, погибла подруга подруги – такой уровень связи Николай не считал эмоционально травмирующим. Он и сейчас видел: Вера не воспринимает это близко к сердцу, однако ей важно сдержать слово, данное приятельнице.

Жена подтвердила это:

– Я еще про расследование гибели Ше́висов уточнить хотела… Ну, ты помнишь…

– Помню, – кивнул Николай. – Но, во-первых, там мы пока не уверены, было преступление или нет. А во-вторых, это за городом, там метаться надо, а я уже старый!

– Ты вспоминаешь об этом, только когда тебе выгодно, – укоризненно посмотрела на него Вера.

– Все люди так делают, просто я это еще и признаю.

– Коля, насчет того, было преступление или нет… Да, мы с Лизой, которая привлекла мое внимание, не очень близко знакомы, но я ее знаю, она просто так бы не засуетилась…

– Я понимаю, – мягко прервал жену Форсов. – И я ни в коем случае не отказываюсь разбираться. Я пошлю туда Матвея. Почти то же самое, что я, только моложе и подвижней.

Он заметил, что жена расслабилась. Похоже, она действительно сомневалась, что он не отмахнется от расследования или не отложит… Очень зря. Николай считал попытку как-нибудь уклониться от собственного обещания унизительной, но упрекать Веру не стал: он увлекся делом Токаревой, а в моменты такой увлеченности он и правда иногда откладывал другие проекты.

Но это было раньше, до того, как в его распоряжении появился очень удобный ресурс, представленный тремя учениками. Вера и сама знает, что Матвей – лучший вариант после самого Форсова, этого достаточно, чтобы выразить истинное отношение мужа к ее просьбе.

– Спасибо, – улыбнулась Вера. – Может, и дело Токаревой кому-нибудь из детей поручишь все-таки? Я беспокоюсь…

– Напрасно, нападением на меня никто не будет озадачиваться, даже если виноват. У Гарика и Таисы свои задания, да и потом… Есть работа, которую нужно выполнять самому, чтобы знать: ты сделал все возможное… Даже если ничего не удалось исправить.

* * *

За это дело вообще не следовало браться. Тут не нужен профайлер – тут нужен хороший такой пинок под зад, который можно отвесить и без специального образования. Гарик это определил сразу и держать свое мнение при себе он не собирался, а потому сразу уточнил у Веры, на кой Форсов вообще согласился.

С тех пор, как наставник перенес операцию, он предпочитал выдавать задания лично. Но сейчас он был чем-то занят, так что о работе сообщила Вера. Ее Гарик уважал не меньше, чем Форсова, вежливость в разговоре неизменно соблюдал, однако и делать то, что ему скажут, не задавая вопросов, не собирался.

Вера не смутилась, она тоже его хорошо изучила.

– Коля согласился по двум причинам. Первая – заказчик предложил очень солидную сумму. Вторая – Коля знал, что не будет тратить на это свое время, для таких заданий есть ученики.

Хотелось зацепиться за тему с деньгами. Понятно, что на учеников Форсов всегда будет сбрасывать то, что ему скучно или не интересно. Но раньше он ведь не обращал внимания на то, кто сколько платит! Или, по крайней мере, это не становилось решающим фактором.

Однако Гарик и сам понимал, что некоторые обстоятельства изменились. Форсов точно не был беден, далек от этого, однако долгая болезнь серьезно уменьшила его состояние. К тому же с весны он взялся поддерживать девушку-инвалида, которая помогла им с расследованием, и Гарик уже сейчас мог сказать: большая часть той «очень солидной суммы» отправится на счет не самого Николая Форсова.

– Если бы суть работы была совсем безумной или вредящей репутации, Коля бы, конечно, отказался, – продолжила Вера. – Но в данном случае он счел, что ты сможешь решить проблему быстро и эффективно. Усилия меньше, чем награда за них.

– А эту проблему не может так же быстро и эффективно решить Матвей?

– Нет, его время на такое тратить жалко.

– Обидно.

– Не задавай дурацких вопросов – не получай неприятных ответов, – рассудила Вера. – Строго между нами: я тоже нахожу это задание умеренно нелепым. Но я рекомендую тебе выполнить его и просить в награду что-нибудь действительно интересное.

– И то правда, я пошел наводить мосты!

Гарик по-прежнему не считал, что профайлеры здесь нужны, но был согласен с Верой в одном: сделать дело и забыть проще, чем рассказывать, почему ты не хочешь этим заниматься.

Ему полагалось выяснить, почему отец отказывается говорить с сыном. В такой формулировке ситуация смотрелась совсем уж дурацкой, и это по-своему забавляло Гарика. Впрочем, если взглянуть на детали, все было по-прежнему глупо, но хоть сколько-то объяснимо.

Григорий Чару́шин укатил в Соединенные Штаты лет двадцать назад, сразу после окончания школы. Такие, как он, обнаружив, что на чужбине бывают молочные реки, только если молоковоз перевернулся, обычно на всю жизнь остаются какими-нибудь официантами, а то и вовсе спиваются. Но Григорий проявил себя чуть лучше, он умудрился получить образование и стать вполне успешным инвестором. Правда, чтобы подняться так высоко, на первых ступеньках карьеры нужно было очень много работать и очень мало отдыхать, так что новоявленный гражданин США потерял контакт со всеми людьми из прошлого – включая родителей.

О том, что его мать умерла, Григорий узнал, когда впервые за десять лет позвонил домой – похвастаться своими достижениями. Отец его сдержанно похвалил и предложил приехать хотя бы на могилу матери, навестить ее. Григорий отказался, побоялся испортить себе репутацию на новой родине. Родные не стали настаивать, блудному, но весьма обеспеченному сыну позволили делать все, что душе угодно.