Со всей этой бюрократией я выматываюсь до предела и чувствую себя так, словно меня прокрутили в мясорубке. Поэтому решаю расслабиться и прогуляться по набережной. Ни о чем не думая, я бреду неторопливо вдоль моря, любуюсь видами и дышу свежим воздухом, наполняющим легкие.

Спустя час я заглядываю в одну из своих любимых кафешек, включаю телефон, который был в авиарежиме во время сделки, и звоню сестре.

– Машуль, ну как вы там? – спрашиваю, попутно листая глянцевое меню, и понимаю, что уже успела соскучиться по дочке.

– Нормально.

– Ксюша не балуется?

– Нет-нет. Все в порядке.

В голосе сестры мне чудится фальшь, но я шикаю на свою паранойю и ругаю себя за излишний контроль. С аппетитом съедаю пасту с морепродуктами, выпиваю стакан мандаринового лимонада со льдом и отправляюсь в отель.

Сплю почему-то плохо. Всю ночь меня мучают кошмары. Я то убегаю от маньяка, а он меня догоняет, то плутаю в лабиринте, то лечу во вдруг разверзающуюся подо мной вместо кровати пропасть. Поэтому нет ничего удивительного в том, что утро я встречаю злая, как тысяча чертей.

Недовольная, растрепанная и с мигренью я мчу в аэропорт. И там узнаю, что наш рейс задерживают.

– Да чтоб вас всех подкинуло, перевернуло, еще раз подкинуло и размазало!

Бурчу я себе под нос. С каким-то особенным энтузиазмом костерю всех. И опаздывающего пилота, и галдящих рядом подростков, и собственную сестру, которая не отвечает на звонки.

Градус моей паники растет, пока я плетусь в жутких столичных пробках, и взмывает буквально до небес, стоит мне перешагнуть через порог сестринской квартиры. Похоже, к вопившей сиреной интуиции надо было прислушаться.

Машка смотрит на меня виновато, оттягивает воротник футболки и жалобно шмыгает носом. Я же часто таскаю ноздрями воздух и нервно тереблю край кожаной куртки.

– Что случилось, Маш?

– Ксюша пропала…

Я глохну ровно на миг. Из мира исчезают все звуки, пропадают цвета, жалкие крохи самообладания разлетаются вдребезги.

– Как пропала?! – мой голос сипнет, как будто я наелась битого стекла, а внутренности покрываются льдом.

– Я отлучилась в магазин. Ненадолго. А когда вернулась, ее уже не было, – сестра виновато выдает информацию небольшими порциями, меня же трясет, будто в тропической лихорадке.

– Ты ей звонила? Маш, ну?!

– Звонила, конечно. Сто раз, – Маша расстроенно шмыгает носом и совсем уж тихо добавляет. – Только она трубку не берет.

– В полицию обращалась?

– Обращалась. Но они не приняли заявление. Сказали, что нужно ждать три дня. Нагуляется ваша девочка и вернется.

Сестра ошарашивает меня картонным фразами, напрочь лишенными простого человеческого сочувствия. И я взрываюсь, словно начиненная металлом бомба, крепко цепляясь за Машино запястье.

– Какие три дня?! Поехали.

Командую я твердо и превращаюсь в смертельную боеголовку – готовлюсь рвать, метать и добиваться справедливости любой ценой.

– У меня ребенок пропал. Дочка. Ее сутки нет, а вы не чешетесь. Да вы тут все охренели!

Спустя полчаса я поднимаю на уши ближайшее отделение. Отчитываю молоденького следователя, отказавшего моей сестре, и обещаю забросать их жалобами и натравить на них прокуратуру.

Начальник побледневшего лейтенанта уводит меня в свой кабинет, смотрит участливо и наливает воды. После чего задает сотню повторяющихся вопросов, заполняет бумаги и удаляется. А через десять мучительных минут, кажущихся мне вечностью, приглашает на опознание.

В районе Третьяковки похожую на Ксюшу девочку сбила машина.

Каждую мышцу, каждую клеточку тела скручивает тугим узлом. Кислорода катастрофически не хватает. Мозг рисует самые страшные картины. Поэтому к моменту, когда мы добираемся в морг, я едва стою на ногах. Ком подкатывает к горлу, внутренности дрожат, как застывший не до конца холодец.

Впечатлительная, Машка теряет сознание, и кто-то из медицинского персонала принимается приводить ее в чувство. Взявший же надо мной шефство капитан протягивает локоть, в который я моментально впиваюсь немеющими пальцами.

Единственное, что я запоминаю из этих ужасных минут, так это его спокойный голос, призывающий меня сохранять спокойствие.

– Дышите, Эва Владимировна. Дышите.

Дальше следуют три удара моего тарахтящего сердца. Короткая кома. И гулкий вздох облегчения, когда кто-то из присутствующих медиков откидывает простыню.

Мне становится безумно жаль бездыханную девчушку с копной ярко-рыжих волос и очаровательными веснушками на аккуратном носике, лежащую на столе, и одновременно стыдно за робкую радость, зарождающуюся в глубине души.

– Не ваша? – уточняет кто-то бесстрастно, на что я качаю головой и тихо шепчу.

– Не моя.

Прочесав шевелюру пятерней, капитан благодарит сотрудников морга, выволакивает мое безвольное тело из здания и усаживает на переднее сидение автомобиля.

– Воды? Нашатырь?

– Все в порядке. Не надо. Спасибо.

Высвистываю я сипло спустя несколько секунд и массирую ноющие виски. Настигшее меня отупение истаивает, и я начинаю соображать.

– Алексей Юрьевич, Машу надо отправить домой. Срочно. Вдруг Ксюша вернется в квартиру, а там никого.

Мы торопливо вызываем такси для моей сестры, после чего отправляемся в травматологию на Новокузнецкой. Идем к гипсовой комнате, расположенной на первом этаже, и останавливаемся, как по команде.

На кушетке сидит испуганная девчушка, напоминающая мою дочь огромными голубыми глазищами и двумя растрепавшимися косами. Она прижимает к себе игрушку – маленького плюшевого тигра, и храбрится, пока медбрат аккуратно прощупывает ее лодыжку.

– Здравствуйте, – лепечет кроха и вытягивает шею, пытаясь рассмотреть что-то за нашими спинами. – А где мама?

– Мама скоро заберет тебя, малыш.

Ласково произносит капитан и вновь выводит меня на улицу, где я с жадностью глотаю воздух и молюсь, чтобы с моей Ксюшей все было хорошо. Может, она просто заблудилась, и ее приютила какая-нибудь сердобольная старушка, или участливая воспитательница, или заботливая учительница.

Мир не без добрых людей.

Так я убеждаю себя, пока мы возвращаемся в отделение после посещения еще трех больниц. Занимаю единственное свободное кресло в кабинете Алексея Юрьевича, а он копается в небольшом холодильнике и выуживает оттуда пару бутербродов с сыром и колбасой.

– Поешьте, Эва Владимировна. Сейчас чай заварю. Крепкий. С сахаром.

– Я не хочу. Спасибо.

– Через не хочу и через не могу. Вам понадобятся силы, – настаивает капитан и я сдаюсь.

– Почему вы со мной возитесь? – я спрашиваю у него, кусая обветрившиеся губы, и получаю добродушное.

– Потому что моя младшая сестра воспитывает двух таких вот проказников. Возраст у них паршивый. Бунтуют, характер показывают. На днях тоже пытались сбежать. Поймал их на детской площадке.

– Но Ксеня никогда так не поступала. Всегда была послушным ребенком, – я возражаю не слишком уверенно, только вот капитан не воспринимает мои аргументы всерьез.

– Все когда-то бывает в первый раз, – философски замечает он и ставит передо мной кружку дымящегося чая. – Подумайте, к кому она могла пойти? Приятели, знакомые?

– Да мы-то в Москву переехали недавно, всего неделю назад. Ксюша еще не успела завести друзей.

Я гадаю, куда могла запропаститься моя дочурка, и невольно перевожу взгляд на старенький телевизор. И тут же давлюсь горячей жидкостью, идущей не в то горло, и не могу поверить своим глазам.

Потому что на пресс-конференции, которую дает мой бывший муж, известный в широких кругах футболист, присутствует и моя кроха.

– Так вот же она. Моя малышка.

Я нервно всплескиваю руками и снова закашливаюсь. Абсурдность ситуации зашкаливает. Единственное, что хоть немного меня успокаивает, так это то, что Ксеня цела и невредима.

– Ну что, нашлась пропажа?

Снисходительно щурится Алексей Юрьевич, залпом допивает свой чай и первым выходит из кабинета, поправив кобуру.

Дорога к дому Багрова, которого я ругаю на все лады, пролетает стремительно. Градус моего негодования и вовсе взлетает до небес.

Неужели не мог позвонить и предупредить, что Ксюша у него? Я ведь успела поседеть за этот бесконечный жуткий день. Злюсь, как сотня самых опасных демонов, и на автомате пролетаю мимо кричащего что-то мне вслед консьержа.

– Багров Данил Дмитриевич в какой квартире живет?

– В семьсот двенадцатой.

– Спасибо.

Диалог слышу, как сквозь вату, а вот обвинительную речь Алексея Юрьевича различаю уже гораздо четче.

– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.

Буднично произносит капитан, внимательно изучая застывшего в дверях Данила. Я же протискиваюсь мимо них, влетаю в чужую квартиру и опускаюсь на колени перед дочкой.

Ощупываю ее на предмет повреждений, крепко прижимаю к себе и громко всхлипываю. Слезы ручьем текут по щекам и размывают обзор.

– Данил Дмитриевич, возьмите, пожалуйста, документы. Проедем в отделение для дачи объяснений.

Продолжает действовать по протоколу мой ангел-хранитель в погонах. Багров же растерянно прочесывает волосы пятерней в то время, как тихо скулит его огромный красивый пес.

Обстановка медленно, но верно накаляется. Правда, последнее, чего я ожидаю, так это то, что Ксюша резко выпутается из моих объятий и обвинительно тыкнет пальцем в удивленно вскидывающего брови капитана.

– Не трогайте папу. Он ни в чем не виноват.

– …?

– Я сама к нему пришла, – твердо чеканит дочурка и переключается на меня, требуя встать на ее сторону. – Мама, скажи дядям. Папа меня не похищал!

В эту секунду я раскалываюсь на две части. Одна из которых требует заковать бывшего мужа в наручники и отправить его за решетку, а вот вторая пребывает в каком-то пьяном ступоре.

Ксюня родилась, когда мы с Багровым уже были в разводе. Я не связывалась с ним, не выторговывала алименты, не планировала никогда с ним пересекаться. И, судя по всему, упустила тот момент, когда моя малышка загорелась идеей познакомиться с собственным отцом.

– Эва Владимировна, ну что? Будем давать заявлению ход? – коротко хмыкнув, Алексей Юрьевич вытаскивает меня из состояния анабиоза и не спешит удаляться до того, как я озвучу решение.

Я же оттираю тыльной стороной влагу со щек, восстанавливаю сбившееся дыхание и качаю головой.

– Нет. Не нужно. Простите, что подняла ложную тревогу и потратила так много вашего времени.

– Все в порядке, Эва Владимировна. Мы должны были отреагировать на сигнал. Вы знаете, куда звонить, если что.

Немного помедлив, роняет капитан напоследок и исчезает на лестничной клетке вместе с двумя полицейскими. Ну а мы с Ксюшей и Багровым остаемся одни в его просторной элитной квартире.

Глава 6

Эва

Молчание между нами простирается такое бездонное, что его не перекричать, как писал Ринат Валиуллин. В нем и моя истерика, и не выплеснутая ярость Данила, которую он старательно удерживает внутри, и Ксюшино любопытство, выведенное крупными буквами у нее на лбу.

Один, два, три…

Я успеваю досчитать до десяти и гулко вздохнуть, когда Багров стряхивает с себя оцепенение и в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние.

– Ну и как это понимать, Эва? – в его голосе отчетливо проступает металл, только меня он мало трогает.

– Никак. Мы уже уходим.

Пищу я полузадушено и пытаюсь обогнуть бывшего мужа, но он ловит меня за запястье и не позволяет сдвинуться с места.

– Не так быстро, моя дорогая. Нашему ребенку девять лет. А о его существовании я узнаю только сейчас. Тебе не кажется, что ты должна была сообщить мне сразу, как только увидела две полоски на тесте.

Может быть, справедливо, но… Мне тоже есть что сказать.