Сама хозяйка кабинета стояла у стола, сжимая край мраморной столешницы. Высокая, сдержанно элегантная, она была одета в строгий, но безукоризненно скроенный тёмно-графитовый костюм от одного из закрытых домов высокой моды. Материал почти не отражал свет, как чёрная вода на глубине. На шее этой молодой девушки сверкало тонкое ожерелье из белого золота, едва заметное. Её тёмные волосы были собраны в гладкий узел на затылке, подчёркивая стройную и красивую шею. Черты лица – точёные, высокие скулы, прямой нос, холодные серо-зелёные глаза. Это была настоящая красота. Та, что не требует доказательств. Без грима. Без улыбки.

Её кабинет был продолжением её самой. Просторный, стильный, без излишеств, но каждая деталь была знаком статуса и вкуса. Потолок в этом помещении был высоким, матовым, с мягким светом, не дающим теней. Окна – от пола до потолка, за которыми медленно двигался город – вечерний, с огнями и бурлящим трафиком. Стены – серо-синие, матовые панели, на которых не висело ничего, кроме одной картины – монохромной, тревожной, в духе абстрактного экспрессионизма. Угловой диван из натуральной кожи, массивный, тёмно-бордовый. Стеклянный шкаф с коллекцией редких винтажных книг и миниатюрных скульптур. И в центре – её стол, словно алтарь власти: холодный, стеклянный, с инкрустацией из чёрного обсидиана.

Отбросив свой телефон прочь, она медленно повернулась. Не резко. Как хищник, которого разозлили. И всё же – в каждом её движении чувствовалась сдержанность. Контроль. Только уголки чувственный и чётко очерченных губ чуть дёрнулись. И это явно был не намёк на улыбку, а нечто между раздражением и досадой.

В кожаном кресле у окна, в полоборота к ней, сидела другая девушка. Совершенно иная девушка. Она даже визуально выглядела мягче, чуть младше, но столь же безупречно собрана. Дорогой шёлковый кардиган цвета слоновой кости, белоснежная рубашка, свободные брюки пастельного оттенка. На тонком запястье сверкали лаконичные золотые браслеты, на пальце – кольцо с крупным синим камнем, скорее фамильным, чем купленным. Украшения были просты, но в этом и заключалась роскошь: отсутствие нужды что-либо доказывать.

И сейчас эта красотка держала в пальцах высокий бокал с насыщенно-рубиновым вином. Бургундское. Один из тех редких годов, который не найти в обычных ресторанах. Девушка деликатно обвела ободок бокала пальцем, как будто в поиске ритма, а затем сделала глоток. Вино было безупречным. Но вкус явно её саму сейчас почему-то не радовал. Тем более, что в её глазах сейчас поселилась лёгкая растерянность. Не паника. Не страх. А то странное, тягучее состояние, когда что-то должно было пойти по сценарию – но не пошло. Она смотрела на женщину у стола с вопросом, который пока не решалась озвучить.

На её лице эмоции сменялись, как кадры на плёнке. Сначала это была лёгкая уверенность. Почти полноценная насмешка. Потом она переросла в лёгкий испуг. После проявилось понимание, что что-то пошло не так. Затем – растущая тревога, что выражалась в напряжении бровей, чуть приоткрытых губах. Она всё ещё надеялась, что ситуация под контролем. Всё ещё надеялась, что та, что стоит у стола, скажет: “Мы перехватим его позже.”. Или: “Это не важно. Он нам больше не нужен.”.

Но хозяйка кабинета, всё также стоя у стола, всё ещё молчала. И это молчание было страшнее любых слов.

– Он… Улетел? Обратно? – Наконец, спросила девушка в кресле, хрипло, почти шёпотом, будто бокал внезапно стал слишком тяжёлым. Но ответа не было. Только холодный взгляд. И тонкая, почти незаметная дрожь в пальцах, сжимающих край стола. И всё только потому, что шторм бушевал не только в небе. Он уже начинал сгущаться внутри этих стен.

Немного постояв на месте, хозяйка кабинета сделала шаг в сторону от стола, медленно, сдержанно – но в этом движении чувствовалась та самая опасная граница, когда гнев ещё под контролем, но вот-вот прорвёт изнутри. Она остановилась у окна, взглянув на город, отражающийся в стекле – миллионы огней, машин, жизней. Но сейчас всё это казалось ей бессмысленной иллюминацией. Она не видела город. Она видела провал своих планов и замыслов.

– Проверка… Так ты мне говорила? – Произнесла она, почти беззвучно, но с таким ядом в голосе, что стекло, казалось, могло треснуть. – Это, по-твоему, была проверка?

Она резко обернулась. Волосы, идеально уложенные, слегка дрогнули. Её лицо – как гранитная маска, но глаза пылали холодной яростью.

– Ты устроила весь этот спектакль. Это всё было по твоей инициативе. – Её голос оставался ровным, но в нем сквозила злость, глухая, тяжёлая. – Отменить встречу в последний момент. Отправить то сообщение. Потом, якобы случайно, второе… Всё это было частью твоей… Изящной схемы проверки его “истинных” чувств?

Девушка в кресле не отвела взгляда. Но напряглась. Бокал с вином она поставила на низкий столик рядом – аккуратно, но быстро. Её голос прозвучал негромко, но уверенно:

– Это было твоё решение. Я лишь предложила. Ты сама хотела убедиться в чистоте его помыслов. Сама хотела знать о том, он с тобой из-за чувств или из-за твоего состояния. Ты просила, чтобы я помогла тебе это понять – без прикрас. Без лести. Без купленных признаний.

Хозяйка сделала ещё один шаг, теперь ближе к креслу. Лицо оставалось холодным, но скулы чуть дрожали.

– Я хотела убедиться, но не разрушить всё.

– А в чём разница? – Тут же спокойно парировала та. – Если он тебя любит, он вернулся бы. Искал бы. Просил встречи. Но он ушёл. Без единого звонка. Без попытки выяснить правду. Он не прилип, не начал торговаться, не стал втираться в доверие. Он просто… Ушёл…

Последние слова она сказала медленно, подчёркнуто, как будто пыталась вбить их в сознание своей собеседницы, словно гвозди. Но вместо эффекта они, похоже, лишь усилили её ярость.

– Ты не понимаешь! – В голосе хозяйки кабинета прорвалась эмоция, почти срываясь. – Он добирался сюда через всю страну. Он не знал, что я богата. Не знал о моей фамилии. Для него я была просто… – она замолчала, будто боясь даже произнести это – …девушкой. Не брендом. Не фигурой из списка.

– Именно. – Гостья наклонилась чуть вперёд, и её голос стал мягче, но за мягкостью чувствовалась логическая сталь. – Судя по его реакции, он тебя полюбил без всего этого. И ты решила проверить его как… Собственность. Испытать, как игрушку на прочность. Вместо того, чтобы просто поговорить с ним. Ты выбрала страх, а не доверие.

После этих слов хозяйка застыла. Плечи у неё слегка дёрнулись, как от удара. Но она не позволила себе дрогнуть. Только голос стал резче:

– Ты говорила, это всё безопасно. Что он поймёт. Что, может, даже вернётся раньше, чем самолёт взлетит.

– Я ошиблась. – Слегка пожав, просто сказала та. – Но ты же хотела правды. Вот она… Он не за твоими деньгами гнался, а за чувствами. И когда увидел, что ему в них отказали, ушёл. А не стал искать выгоду. Не стал унижаться и на чём-то настаивать.

После этих слов в кабинете снова повисла тишина. Глухая, тяжёлая. За окнами проносились фары и силуэты вечернего города, но внутри кабинета всё застыло. Лишь на полу, рядом с отброшенным телефоном, мигал синий свет – последнее сообщение, не прочитанное. Оно всё ещё ждало прочтения, как и сердце, которое никто не успел догнать.

Хозяйка медленно села в кресло напротив подруги. Лицо её было теперь другим. Остекленевшим. Бессильно-горьким. И только в уголках глаз – тонкие, почти невидимые трещинки. Не от слёз. От поражения.

– Я просто хотела убедиться… – Глухо прошептала она.

– Ты убедилась. – Ответ прозвучал без злобы. И был правдой.

Хозяйка кабинета снова надолго замолчала. Внутри её души постепенно нарастало холодное, острое, режущее чувство: не просто поражения, но и осознания того, что виновата была именно она. Не случай. Не ошибка системы. Не другие. Она. И теперь, в наступившей тишине, ей пришлось в полной мере столкнуться с последствиями своего выбора.

Её тонкие пальцы резко сжали край подлокотника, аж костяшки побелели. Лицо было всё таким же красивым, собранным, но уверенность исчезла, как вода сквозь пальцы. Она снова встала – теперь не в гневе, а с напряжённой задумчивостью. Медленно прошла к краю окна и опёрлась ладонями о холодную стеклянную раму. За стеклом всё также жил своей жизнью город. Летящий, живой, равнодушный. А где-то в этом небе – он. Один. Раненый. Оскорблённый. Раздавленный. И всё – из-за неё. И сейчас она медленно покусывала губу, всё также напряжённо осмысливая сложившуюся ситуацию. Словно несущиеся галопом лошади, её мысли носились в её голове, натыкаясь одна на другую.

– Вернуть. Как?..

– Позвонить. Но он отключил телефон.

– Сообщение? Нет… он его не прочитает.

– В аэропорт? Уже поздно. Он в воздухе…

– Может быть… Встретить его там? Перехватить? Не дать совершить какую-то глупость…

На миг в её глазах мелькнула надежда. Слабая, но живая. Она резко повернулась, подошла к столу и активировала консоль. Её пальцы быстро коснулись панели. На экране возникла карта маршрутов, расписания, время прибытия. И её нежный голос, когда она заговорила, прозвучал сухо, почти деловито. Но слишком быстро, и даже с лёгкой дрожью:

– Найди номер рейса. Время посадки. Координаты аэропорта. И список контактов нашего регионального представительства в городе прибытия.

Всё также сидевшая в кресле подруга, которая всё ещё хранила молчание, посмотрела на неё с прищуром. Её губы дрогнули – то ли в сожалении, то ли в попытке что-то сказать. Но так и не решилась. Тем более, что хозяйка кабинета уже снова говорила. Но самой себе, полушёпотом, глядя в экран:

– Я не смогу объяснить это всё, как какую-то глупую ошибку. Он не поверит. И не должен. Потому что это была не ошибка. Это была подлая ловушка. Я хотела знать правду, но сделала это… Как хищник. Как холодная дрянь, проверяющая, выдержит ли человек пощечину.

После этих слов, она снова села в своё любимое кресло. Глубоко. Тяжело. Если бы ей прислали такое сообщение – после всего, что она сделала ради кого-то – она бы не простила. Ни за что. Она прикрыла глаза. На миг. И тогда пришёл страх.

– А если он сделает… Какую-нибудь… Глупость?

– Если эта боль толкнёт его… На что-то необратимое?

– Я не имею права ждать…

В её памяти всплыли самые различные истории, шепотом рассказанные в кулуарах… Про сына крупного промышленника, бросившегося с моста после почти дословного “я тебя не люблю”, полученного от любимой девушки. Про девушку, найденную в гостинице, которая вскрыла себе вены осколком от разбитого бокала. Про тех, кто не справился с болью, когда им не дали даже шанса понять то, что происходит.

Нет. Она не могла допустить, чтобы имя Андрея стало очередным пунктом в этом списке. Не потому, что он был частью её игры. А потому, что… Он не заслужил быть поломанным. Устало вздохнув, чуть дрожащими пальцами, она снова открыла канал связи – уже защищённый, внутренний. На экране появилась эмблема. Это был филиал её холдинга в городе назначения, куда сейчас и летел Андрей. И всего спустя три гудка ответил мужчина. Вежливый, подтянутый, с нейтральным выражением лица.

– Госпожа Вероника? Слушаю вас внимательно.

– Нам нужно перехватить пассажира с рейса 317, прибывающего в ваш аэропорт двадцать один – сорок три. Его зовут Андрей Ковалёв. Молодой парень двадцати пяти лет. Он один. Одет в светлую куртку. При себе имеет рюкзак. Он не знает, что за ним приедут. Ваша задача – мягко, без давления, встретить его у выхода и передать ему мою просьбу поговорить. Пусть включит телефон. Я сама ему позвоню. Не оставляйте его одного. Я опасаюсь, что он может быть в состоянии нервного стресса. Сделать всё это нужно очень аккуратно. И не привлекая внимания к нему со стороны посторонних.

– Понял. – кивнул мужчина на экране, но потом всё же решил уточнить. – А… Если он всё же откажется сотрудничать?

Она замолчала. Взгляд потемнел.