После случая с Сакураем я всё внимание перенес на слежку за Одой. Малыш и Тигр не годились для слежки из-за своих габаритов и бандитских рож, а вот Киоси на этот раз очень сильно выручил. Конечно, кто подумает плохое на мальчишку, спокойно бредущего мимо многоэтажного дома в сторону школы?

Да во время моей работы в прошлой жизни я нанимал для таких целей карлика Василия. Природа не дала нормальных данных этому забавному существу, зато он не опустил руки, а перевернул свои недостатки в достоинства. Не раз можно было увидеть Ваську возле богатых домов, пинающего пустую пивную банку и отчаянно зевающего. Этот "малолетний распиздяй" сканировал местность и нес на своих плечах ранец, снабженный десятком камер. Информация с камер потом обрабатывалась и анализировалась.

Василий проработал так пять лет, пока однажды, после бурной попойки не отправился на дело. Бредущий пятиклассник, от которого прет вчерашней сивухой – это уже повод заинтересоваться. А этот клоун, царствие ему Небесное, ещё додумался попросить закурить у охранников предполагаемой жертвы. В общем, на эту просьбу сначала посмеялись, а потом "малолетний распиздяй" попался на глаза начальнику охраны. Прожженный волчара вцепился в карлика, как мондавошка в тестикулы, и не отпускал до тех пор, пока не выведал всё, что тот знал. Потом отпустил… с высотки… без парашюта…

Тут я решил не рисковать с камерами, так как Киоси мог запросто вляпаться в какую-нибудь шпионскую крайность или из озорства нацелить камеру себе в трусы. Нет, я строго-настрого наказал ему просто смотреть перед собой и воспитывать периферийное зрение.

– А зачем его воспитывать? – спросил Киоси.

– Затем, чтобы ты мог краешком глаза видеть также четко, как и при прямом взгляде, – пояснил я малышу.

Ну да, слегка обманул, не раскрыл истинных причин его километрового крюка, который он давал по пути в школу. Зато я получил информацию об утренних перемещениях Оды Кабунага. Киоси рассказал про воробьев, про кусты, про деревья и дома. Я пропускал это мимо ушей, хотя и кивал с довольным видом. Но самое главное – он рассказал, что ровно в семь двадцать утра пожилой мужчина выходил из многоэтажного дома и ровно двадцать три минуты гулял по улице. Выгуливал скандальную чихуа-хуа, которая бросалась на всех подряд, а в случае угрозы трусливо жалась к ногам хозяина.

То, что рядом с человеком по утрам находится громогласная пискля, затрудняло дело. Собака могла броситься на обидчика своего хозяина, могла закатить дикий перелай и привлечь ненужное внимание, могла в конце концов потащить хозяина за собой и заставить сменить привычный маршрут. Поэтому утреннюю скоропостижную смерть Оды Кабунаги пришлось вычеркнуть из списка возможных.

Потом, в девять часов сайко-комон выходил из дома и садился в машину, возле которой находился в полусогнутом состоянии водитель. "Мерседес" блестел хромированными деталями под солнцем и уносил Оду в дебри каменных джунглей. Всё с точностью до минуты. Это я уже засекал, наблюдая из кафешки напротив, уплетая за обе щёки рамэн с овощами.

Наблюдать было просто, если умеешь менять личность. Я умел. Это мне досталось в наследство от прошлого врага. Да-а-а, теперь я полудемон-ёкай, которого многие знают под названием ноппэрапон. Монстр, который может менять лицо. По легендам, у меня вместо лица должен быть гладкий лиловый шар, но на хрена он мне нужен? В такой шар ни поесть нормально, ни девчонку поцеловать. Зато могу принимать облик как скукоженного под тяжестью лет старца, так и молодой поскакушки.

Я предпочитал прежний облик Изаму Такаги. Привычнее он мне как-то.

Но я отвлекся. В девять часов двадцать пять минут «Мерин» останавливался возле офиса Хино-хеби-кай, и Ода Кабунаги пропадал там на восемь часов пять минут. В семнадцать тридцать он показывался на пороге офиса, после чего «Мерседес» отвозил мужчину в небольшой ресторан под названием «Красный карп».

В этом ресторане Ода со вкусом ужинал. Всегда один и тот же заказ: стакан апельсинового сока, удон с овощами, мисо с морепродуктами. Я три раза ужинал рядом, всегда под разными личинами – заказ не менялся.

Дальше «Мерседес» вез мужчину в фитнес-клуб. Да-да, после ужина в спортзал. Там Ода Кабунаги полчаса занимался быстрым шагом на беговой дорожке, всегда поднятой под определенным углом – таким образом он разгонял кровь, которая могла скопиться от сидячей работы.

После этого Ода шел в додзё и там, под руководством инструктора, практиковался в оммёдо. Не могу сказать, что кудзи-кири получалось плохо, но, учитывая его возраст и опыт, могло быть и лучше.

В сам спортзал я не заходил – наблюдал за действиями Оды из окна с помощью квадрокоптера. Бесшумная машинка с прозрачными деталями растворялась в вечерней мгле и была незаметна для постороннего глаза. Она и передавала мне информацию о перемещениях Кабунаги.

После занятий Ода шел в душ, где садился на одну и ту же скамеечку, омывался, лез в небольшой бассейн и в течение десяти минут нежился в горячей воде. Это было видно через небольшие окна почти под потолком комнаты.

Выходил Ода ровно в двадцать часов. «Мерседес» отвозил его домой и после этого Ода пропадал внутри на десять минут. Машина за это время уезжала, сам Ода выходил гулять с чихуахуа. Мелкая пискля радостно гавкала на весь свет и срала там, где только успевала примоститься. Кабунага терпеливо убирал дерьмо в пластиковый мешочек.

Прогулка продолжалась до девяти вечера. После этого Ода шел домой, где час читал, после этого смотрел серию долгого и нудного сериала «Цветы моей любви» и ложился спать.

И так каждый рабочий день. Выходной у него был только в воскресенье. В этот день он вставал позже обычного, в десять часов. Выгуливал мелкую чихуахуа и отправлялся в «дом наслаждений» под названием «Влажный лотос». Публичный дом не из последних по контингенту, но и не первый по цене. Там он выбирал всегда одну и ту же юдзё, после чего закрывался в её комнате, и целый день оттуда доносились стоны и шлепки. Увы, подсмотреть сквозь рисовую бумагу на окнах не представлялось возможным, но и так было понятно, что они там не каллиграфией занимались.

В восемь вечера он выходил от юдзё и упругой пружинящей походкой отправлялся домой. Натрахивался вволю…

В девять вечера снова собачка выгуливалась и потом следовало традиционное чтение с просмотром сериала. Вот такая вот веселая жизнь – всё точно по расписанию. Всё просчитано до мельчайших подробностей. Ничего того, что может вывести его из равновесия. Ничего… кроме смерти.

Или страха смерти. Этот человек был привязан только к одному существу на свете – к своей собачке. Это его слабое место, в него-то я и собрался нанести удар. Нет, не убить – я же не живодер и мне эта мелкая шерстяная ссыкуха ничего не сделала. У меня были вопросы к хозяину…

Но для начала мне нужно было достать камеро-глушитель. Этот небольшой аппарат должен вырубить камеры на улице и блокировать сигналы сотовых телефонов. Пришлось задействовать связи семьи Окамото, чтобы на хорошую функционирующую модель. Масаши не стал спрашивать – для чего я хочу её использовать. Он знал, что я просто так ничего не делаю. К тому же, отвалить пришлось за эту модель очень большую сумму.

Зато получилось определить частоту вещания камер на фасадах зданий. В нужный момент они перестанут записывать. Этот момент должен растянуться не более, чем на пять минут, а большего мне и не надо. Я всё приготовил, тем более что решил для этой операции использовать опыт прошлой жизни.

В субботу Ода Кабунага вышел вечером выгулять чихуахуа. Как всегда маленькая стервоза сначала облаяла весь свет, а потом, с чувством выполненного долга отправилась справлять свою нужду. Я же к тому времени успел узнать её любимое лакомство и, заправив сахарную косточку изрядной порцией рвотного, положил на пути следования.

Маршрут уже расписан с точностью до секунды. План начал претворяться в жизнь в тот момент, как хвостатая егоза унюхала «свою прелесть». Ода Кабунага уже предвкушал завтрашние объятия юдзё и поэтому не уследил, что его питомец в два притопа, три прихлопа схрумкала закладку.

Я же наблюдал за всем из окна второго этажа его дома. Как оказалось – жильцы этой небольшой квартиры уезжали на выходные и любезно предоставляли домушникам жильё во временное пользование. Я домушником не был, но любезность в оставлении квартиры оценил. Тем более, что из окон этой квартиры открывался хороший вид на улицу. Да и до места приготовления ловушки было рукой подать. А уж открыть дверь при помощи отмычки для профессионала – вообще плевое дело.

Поэтому я наслаждался моментом, посматривая из-за шторы так, чтобы меня невозможно было заметить. Разминал понемногу мышцы тела, чтобы стартовать в нужный миг. Белая одежда могла выдать взгляду с улицы, поэтому стараюсь сильно не высовываться.

Как только собака первый раз чихнула и остановилась, недоуменно прислушиваясь к процессу внутри неё, я начал действовать.

Включаю «глушилку» – в это время все камеры должны зависнуть на одной картинке. Быстро подхожу к двери, смотрю в «глазок» – на лестничной клетке никого. Отлично! Я выхожу наружу, быстро выворачиваю лампочку и аккуратно выкладываю на первом марше лестницы фальшивую ступеньку. Она ничем не отличается от настоящей, только увеличивает высоту на 4 миллиметра.

В это время собаку должно стошнить уже второй раз, а хозяин к этому времени обязан начать беспокоиться. Я мог представить, что в этот момент он хватает и напряженно смотрит на мелкого питомца, которого выворачивает завтраком, обедом и ужином.

Поднимаюсь выше, перелезаю через перила и упираюсь в распорки над подготовленной ступенькой. Вот для чего нужна белая одежда – при недостатке света я расплываюсь на фоне известки нижней стороны лестницы второго пролета.

В это время Ода Кабунаги должен вытащить телефон и попытаться дозвониться до ветеринара. Но увы, мобильник не ловит сигнал – «глушилка» отрабатывает вложенные в неё деньги.

Тогда мужчина должен броситься домой – ведь не побежит же он к знакомому ветеринару по опасному городу один. А дома телефон, который работает от сети. По нему можно вызвать врача для своей крохи. Так и происходит – открывается дверь, слышны торопливые шаги и голос Кабунаги:

– Потерпи, Митоки, потерпи, сейчас мы…

Что именно он хотел сказать чихуахуа так и останется для меня неизвестным, так как в этот момент срабатывает фальшивая ступенька.

Если вы из года в год проходите по одному и тому же месту, то ваша мышечная память запоминает маршрут и вы можете пройти по этому месту даже с закрытыми глазами. Но если что-то немного изменить, поднять ступеньку на несколько миллиметров, то вы в большинстве случаев споткнетесь на этом месте.

Ода Кабунаги не исключение из правил, поэтому он с матерком выпускает собаку из рук и летит на ступени. Я же расслабляю мышцы и пикирую на него сверху разъяренным ястребом. Удар плашмя рухнувшим сверху телом добавляет скорости Кабунаги. Он бьется с легким стоном, оглушенный и дезориентированный, а я тут же хватаю его голову, чуть подправляю траекторию и с силой опускаю на ступеньку.

Хруст костей переносицы, которые посылают обломки в мозг, сигнализируют об успехе операции. Рядом пытается гавкнуть чихуахуа, но её «неудержимо рвет на родину». Можно уходить.

Я подхватываю ступеньку, сбрасываю маску, куртку и упаковываю всё в заплечную сумку. Под головой Оды Кабунаги расплывается темное пятно. Я бросаю последний взгляд перед тем, как покинуть здание и замираю…

Голова Кабунаги поворачивается на сто восемьдесят градусов, как будто шея вообще не слыхала о наличии у неё позвонков. Окровавленная рожа страшна, как первородный грех, вдавленный нос не придает ей большей красоты. И неожиданно глаза потенциального трупа распахиваются, и он произносит замогильным голосом:

– Хинин, моя семья отомстит тебе…

После этого он закрывает глаза. Вот так вот пафосно и в лучших традициях ужастиков. Собаку от голоса своего бывшего хозяина прошибает понос.