– Dame aca, coño que a los mios los mato yo!

«Дай сюда, мать твою, я сам добиваю свою добычу». Я впервые ощутил некое внутреннее родство с Эрнестом Хемингуэем.

Высоко подняв винтовку правой рукой, он поплыл к берегу, загребая левой. Патчи прыгнул в воду без единого всплеска и обогнал его. Я скинул рубашку, туфли и шорты. Солнце, несмотря на близкий шторм, так и жгло.

– Я тут побуду, с Грегорио, – сказал Гест.

Я поплыл. Прибой в бухте почти не чувствовался. Хемингуэй и Патчи уже шли по песку к куче камней, где недавно грелась игуана.

– Нет ее тут, Эрнесто. Ты, наверно, просто спугнул ее. Шторм идет, пора уходить.

– Нет. – Хемингуэй ощупал камень, ища следы крови. Минут двадцать мы втроем бродили по берегу, осматривая каждый камень и каждую впадину. Черные тучи надвигались все ближе. – Вот, – сказал он наконец ярдах в двадцати пяти от места, где мы видели рептилию. Воткнул щепку в песок рядом с капелькой крови и пополз вверх по пляжу, как идущая по следу ищейка. – И вот, – сказал он еще через десять ярдов.

След оборвался у береговых утесов, у черной щели, ведущей в грот.

– Тут она. – Хемингуэй снял винтовку с плеча и прицелился в щель.

– Смотри, Эрнесто, как бы в живот тебе не срикошетило. Зачем так рисковать из-за сумочки?

Хемингуэй пробурчал что-то и выстрелил. В пещере что-то заколотилось.

– Готово. Найдите мне длинную палку.

Мы нашли ветку длиной фута в четыре, но игуану в пещере нам нашарить не удалось.

– Может, поглубже заползла, – сказал Патчи.

– Нет. Я подарил ей смерть. – Хемингуэй разглядывал щель, куда явно не мог протиснуться.

– Я могу слазить, Папа, – предложил Патчи.

Хемингуэй положил руку на его коричневое плечо и посмотрел на меня.

– Ты точно пролезешь, Лукас. Хочешь подарить Марте сумочку?

Я встал на четвереньки и полез, ободрав себе плечи и загородив собой свет. Пещера шла вниз под крутым углом, так что досталось и черепу. Лезть слишком глубоко, где меня не смогли бы вытащить, я не собирался, но футов через восемь нащупал чешуйчатый живот игуаны. Она не шевелилась, пальцы стали липкими от ее крови. Держа ее за зубчатый спинной гребень, я допятился до выхода и крикнул:

– Нашел! Вытаскивайте меня, только медленно.

Сильные руки ухватили меня за лодыжки и вытащили, ободрав заодно колени и спину.

Хемингуэй, счастливый как мальчишка, передал винтовку Патчи и потряс меня за руки выше локтей, чтобы не бередить спину и плечи.

Мы поплыли обратно. Патчи держал над водой винтовку, Хемингуэй, плывя на спине, – игуану, я морщился, купая свои ссадины в соленой воде. Оставшиеся на борту ахнули, дивясь величине ящера. Мы выпили пива в честь удачной охоты, положили игуану в ящик для рыбы, подняли якоря, запустили моторы и пошли назад по сильной волне.

Через три мили нас настиг шторм. Хемингуэй успел намазать мне спину чем-то из аптечки в носовой каюте и достать из шкафа дождевики. Выйдя на палубу, мы попали под первый шквал.

Весь следующий час мы пробивались на северо-запад. Лодку швыряло туда-сюда. Патчи лежал на койке внизу, бледный Гест сидел на верхней ступеньке трапа, мы с Фуэнтесом забились в кокпит, Хемингуэй стоял у руля.

У меня сложилось впечатление, что Эрнест Хемингуэй, игравший до сих пор разнообразные роли, теперь наконец стал собой. Волнение усиливалось, пена застилала ветровое стекло, но он говорил спокойно, не повышая голоса. Дождь барабанил по крыше, палубу заливало.

– Еще час, и мы увидим… – начал он. Мы вышли на освещенный солнцем участок, но дождь висел завесами с трех сторон. Хемингуэй посмотрел в бинокль на северо-восток и прошептал: – А, чтоб тебе…

– Que?^[25] – Фуэнтес высунулся наружу – мы как раз поднялись на гребень очередной волны. – Да… вижу.

Сначала я разглядел вспышки – примерно в миле от нас, плохо видные из-за частых молний. Кто-то сигналил, но не морзянкой. В трех милях по правому борту виднелись очертания чего-то большого – сначала я подумал, что это эсминец, но контуры не соответствовали ему. По левому, на фоне серого моря и серых туч, удалялся от нас и большого корабля едва различимый проблеск серого металла.

– Черт-черт-черт. – Взволнованный Хемингуэй передал бинокль Фуэнтесу и открыл оба дросселя на две трети. Мы понеслись вперед так, что Геста чуть не скинуло с трапа, а снизу донесся вопль Патчи. – Ты видишь, Лукас?

Фуэнтес дал мне бинокль. Я попытался сфокусировать окуляры на большом судне.

– Какая-то огромная яхта. Не знал, что бывают частные суда такого размера.

– Я про то, что с левого борта. Смотри на линию шквала.

Я поймал проблеск металла в бинокль, потерял, поймал снова.

– Субмарина, – объявил Хемингуэй. – Нацистская подлодка. Видишь их рубку? Видишь номер на ней? Немецкая. Сигналила этой громадине. Ничего, сейчас я ее…

– К яхте пойдешь? – спросил Гест, войдя в рубку.

– Нет, Вулфер. – Хемингуэй снова прибавил ходу и навел бинокль на рубку подлодки. – Возьмем на абордаж субмарину.

9

– Зачем тебе этот «Южный Крест»? – спросил Дельгадо. Мы с ним встретились на тупиковом проселке к югу от Сан-Франсиско-де-Паула, у заброшенной фермы. С заросшего поля за нами с легким подозрением наблюдал одинокий осел. Я прислонил велосипед к дырявой изгороди, старый мотоцикл Дельгадо стоял у столба, где больше не было проводов.

– Мистер Гувер сказал, что твое дело – снабжать меня информацией, а не спрашивать, зачем она мне.

Дельгадо, несмотря на жару, надел поверх майки потертую кожаную куртку. Его глаза были примерно такими же выразительными, как пуговицы на ней.

– Когда тебе это требуется?

Хороший вопрос. В Мексике, Колумбии и Аргентине мы дожидались информации из Вашингтона дней десять, а секретные материалы в сильно отредактированном виде могли и через месяц прийти. Приходилось тем временем переключаться на другие дела. В данном случае «Южный Крест» вполне мог уйти к тому времени, как я получу информацию.

– Как можно скорее, – сказал я.

– Завтра. На явке. В семнадцать ноль-ноль.

Я не верил, что материалы доставят на Кубу к завтрашнему дню. Как это вообще возможно? С курьером, что ли? Зачем посылать секретную информацию агенту на бесперспективном задании? И кто такой Дельгадо, в конце концов?

– Только про яхту? – спросил он, делая пометку в перекидном блокноте.

– И про всё, что с ней связано. Что известно на текущий момент. Команда, владельцы… всё, что может помочь.

Дельгадо, кивнув, оседлал мотоцикл.

– Что делал бы твой писатель, если б догнал субмарину, Лукас?

Я вспомнил безумную погоню по бурному морю, когда вражеская рубка скрылась сначала за стеной дождя, потом под водой. Вспомнил Хемингуэя с каменным лицом у штурвала. Моторы работали на полную мощь – я думал, что «Пилар» того и гляди развалится. Нас окатывало пеной и брызгами. Прилив адреналина испытывали все: Патчи, Гест, невозмутимый Фуэнтес и даже я. Мы погоняли нашу скорлупку, как скаковую лошадь на финише. Когда субмарина ушла под воду, Хемингуэй выругался, хлопнул ладонью по переборке, сбавил ход и развернулся на север, уводя «Пилар» от громадной яхты, – велел только Фуэнтесу посмотреть в бинокль, как она называется.

– Напали бы на подлодку – тут бы вам и конец, – заметил Дельгадо.

– Угу. Завтра в пять, значит? Постараюсь вырваться.

Дельгадо завел мотоцикл и прокричал мне:

– Видел вчера тех двоих в «бьюике»? Следили за вами с холма над Кохимаром?

Я видел. Машина стояла в тени, и я, даже в бинокль, мог разглядеть только их силуэты, большой и маленький. Матт и Джефф^[26].

– Кто водитель, не разобрал, – продолжал Дельгадо, – а пассажир – лысый горбатый карлик. Знаешь такого?

– Шутишь, – сказал я. – Я думал, его в Лондон перевели.

– Перевели, да. – Дельгадо прибавил газу и проорал еще громче: – Я, между прочим, никогда не шучу.

«Лысым карликом» мог быть только Уоллес Бета Филлипс, звездный шеф латиноамериканского отдела нашей флотской разведки. Горбатый и лысый, да, но вообще-то не карлик, просто маленького роста. Я провел в Мехико не одну операцию под его руководством и очень его уважал. Он возглавлял объединенную команду ВМР, СРС, ФБР и новорожденной СКИ Дикого Билла Донована, боровшуюся с нацистскими агентами в Мексике. Он продолжал эту совместную деятельность всю зиму 1941–1942 годов вопреки настояниям Эдгара Гувера, чтобы СКИ прекратила операции в западном полушарии, а ВМР ограничилась чисто флотскими задачами. После окончательного решения в январе, когда Гувер добился полного контроля над СРС и другой контрразведывательной деятельностью во всем полушарии, резиденты ФБР перехватили руководство у Филлипса.

В последние месяцы, после двух проваленных миссий, операции и оперативники ВМР в Мексике и всей Латинской Америке подвергались растущему давлению Гувера. В апреле мне поручили слежку за людьми Филлипса и Донована, следившими, в свою очередь, за оставшимися немецкими агентами в двух крупных мексиканских портах. Вскоре после этого Гувер напрямую потребовал у Рузвельта полностью распустить СКИ и объявить Филлипсу выговор за сотрудничество с ними.

Донован, поправлявшийся в Нью-Йорке после тяжелой автомобильной аварии (у него нашли опасный тромб в легком), заявил президенту, что обвинения Гувера – «гнусная ложь», и Рузвельт ему поверил. СКИ уцелела, но все совместные латиноамериканские операции развеялись, как туман поутру. Лысый горбун попросил о переводе из ВМР в СКИ. Его перевели и, как я слышал перед самым отлетом в Вашингтон, отправили в Лондон.

На кой черт ему следить, как я, Хемингуэй и его сборная команда выходим на лодке в море?

Не спрашивая об этом Дельгадо, я повторил:

– Завтра в пять.

– Смотри в дерево не впаяйся – темно, – хмыкнул он и с ревом помчался к Сан-Франсиско-де-Паула. Поднятая им пыль оседала медленно, как пепел после кремации.

– Вперед в атаку, Джо Лукас! – крикнул Хемингуэй в мою дверь во вторник после обеда. – Повяжи свой лучший шпионский галстук. Едем в посольство – надо одну идейку продать.

Сорок минут спустя мы сидели в кабинете посла Брейдена. Сквозь жалюзи просачивался знойный свет гаванского дня, вентилятор на потолке разгонял духоту. Нас было пятеро: кроме посла, Эллиса Бриггса и нас с Хемингуэем присутствовал еще новый шеф флотской разведки в Центральной Америке, полковник Джон У. Томасон-младший. Полковник говорил быстро, четко, с техасским акцентом, и видно было, что человек он серьезный. Я о нем только слышал, а Хемингуэй, как следовало из вводной части нашей беседы, был уже с ним знаком и даже консультировался с ним относительно своего военного сборника. Томасон и сам был писателем, автором биографии Джеба Стюарта^[27] – Хемингуэй упомянул о ней дважды и предложил включить в сборник один из его рассказов.

– Насколько я понял, Эрнест, вы хотите нам предложить еще что-то, – призвал их к порядку Брейден.

– Да, и это хорошее предложение. Спруилл, вероятно, уже говорил вам, Джон, что Лукас находится здесь в качестве эксперта госдепа по контрразведке, прикомандированного к моей Хитрой Конторе. Мы с ним детально обсудили эту идею…

Ничего он со мной не обсуждал – сказал только, в чем состоит его план, пока мы сломя голову неслись в город на черном «линкольне». Томасон смотрел на меня с подозрением, которое испытывает к госдеповцам всякий военный или разведчик.

– Думаю, Спруилл или Эллис рассказали вам также о нашей вчерашней встрече с немецкой подлодкой, – продолжал Хемингуэй.

Полковник кивнул.

– Вы уверены, что она была немецкая, Эрнест? – спросил Бриггс.

– Чертовски уверен. – Он описал им рубку, номер на ней и палубное орудие.