Это был и не овражек вовсе, промоина метра полтора глубиной, с пологими песчаными склонами, заросшими прошлогодней травой. На дне груда тел в обрывках солдатской формы. Зотов вдохнул, как перед нырком в глубину, и спрыгнул. Под ногой поехал песок, с сонным жужжанием поднялась туча зеленых откормившихся мух. Трупов было больше десятка, все полураздеты и перемотаны слоями бинтов. Картинка из ночного кошмара. Немцы притащили тяжелораненых и сбросили живой шевелящейся кучей. Зотов поморщился при виде расплющенных прикладами голов и вспоротых животов. Добивали штыками, ногами, палками, камнями, просто глумились. В глаза забиты винтовочные гильзы, на лицах и спинах ножами вырезаны звезды, которые не успело скрыть разложение. Как может человек дойти до такого? Как он спит после того, как упивался кровью и страхом, как смотрит в глаза своим детям? О чем думает, вспоминая убитых? Как этими руками прикасается к матери или жене? Безумие.

Лейтенант Карпин шумно сглотнул. Егорыч глянул в овраг и промолчал, зыркнув недобро из-под кустистых бровей.

– Надо уходить, – внезапно охрипнув, сказал Зотов и полез из братской могилы. Волжин подал ледяную, влажную руку.

Разведгруппа растворилась в мрачном бору. Никто не оборачивался. Об увиденном они больше не разговаривали, не обсуждали. Те из них, кто пережил эту войну, ничего не рассказывали о страшной находке ни родным, ни близким, ни ордам пионеров, требовавшим подробностей. Молчали даже в хмелю. Каждый унес в сердце образ этой залитой кровью поляны. Они молчали, и лес шумел скорбно и величаво, и тянули ветки молодые осины, пытаясь прикрыть следы жуткого преступления своей наготой.

К хутору группа вышла часа через два. Место для встречи с партизанским связным выбрали уединенное, глухое, вдали от дорог. Лес поредел, разлапистые елки сменились молодой березовой рощей. Группа залегла на опушке. Лейтенант тихонечко выматерился.

Хутора не было. За вспаханным полем черным пятном разметалось пепелище с остатками горелого сруба и закопченной печью, устремленной в беззаботно синие небеса. И тишина, только трясогузка чивкала, взбалмошно скача по комьям подсохшей земли. Зотов ненавидел тишину, в тишине всегда есть что-то зловещее. Уцелели крохотная банька, стоящая на отшибе, плетень и ворота, на которых висели три мертвеца. Дистанция метров сто, толком не разглядеть.

– Ну твою же мать, вот что за денек сегодня такой? – Карпин сунул бинокль.

Зотов приложился к окулярам. На воротах висели мужчина с разбитым лицом, женщина в окровавленной ночной рубашке и мальчишка лет десяти. Валялись сбитые табуретки. На груди у мужчины приколочена табличка «Партизан», в хорошую оптику видны загнутые в разные стороны шляпки гвоздей. Как пить дать, работа Каминского, локотского царька на побегушках у немцев. Зотов в Брянске достаточно наслушался про этого говнюка. Такая паскудина, закачаешься. Строит новую Россию пытками, виселицами, массовыми расстрелами и пафосными речами. По спине пробежал холодок. А если засада? Сейчас пронзительной трелью разольется свисток, и ближайшие заросли ощетинятся сотней стволов. Все и ляжем, по собственной глупости. Как поросята на бойне. Зотов очень жалел, что не запасся оружием. Надо раскрутить лейтенанта хотя бы на пистолет, иначе чувствуешь себя голым – с одним-то перочинным ножиком, которым и зарезаться толком не выйдет.

– Лейтенант, – шепотом позвал Зотов, – фланги надо проверить.

– Волга, Егорыч, слышали? Выполнять.

Карпин покосился на Зотова, и тот почувствовал плохо скрытую неприязнь. Так смотрят, когда непонятные хмыри суют нос в чужие дела. Подробностей операции Зотов не знал. В нужное время он был в условленном месте. Разведчики уже ждали. Приказ группа получила короткий и ясный: десантироваться в тылу противника и встретить агента Лиса. Вопросов не задавать. Выйти в расположение партизанской бригады «За Родину» и ждать эвакуации самолетом на Большую землю. Самостоятельных попыток пересечь линию фронта не предпринимать. Подвергать опасности жизнь Лиса строжайше запрещено.

А самое поганое для лейтенанта – с момента встречи группой командовал не он, а чертов Лис. Где это видано, чтобы фронтовой разведчик, двенадцать раз ходивший в немецкий тыл, добывший пять языков, подчинялся хрену с горы, похожему на учителя географии? Так что лейтенанта Зотов вполне понимал.

Зотов мысленно разбил сгоревший хутор на квадраты, стараясь не упустить из виду каждую мелочь. Малонаезженная грунтовка петлей уводила в лес. Если связной лаптем щи не хлебал, то вполне мог спокойно уйти. Жилье хитро расположено среди топких болот, незаметно не подберешься, если не знаешь тайные тропинки и гати. По уму – нужно тела осмотреть, многое прояснится, например есть ли среди повешенных партизанский связной. Его выдаст синяк от приклада на плече, пороховой нагар на руках, въевшийся в одежду и кожу запах костра. Зотов чуть улыбнулся, представив, как обомлеют разведчики, увидев попутчика, с аппетитом обнюхивающего не первой свежести труп. Нет, это не вариант. Выходить из леса опасно, если связной раскололся, то каминцы забрали его с собой и сейчас по душам общаются в подвале гестапо.

Из зарослей выскользнул Волжин и доложил:

– Никого, как на лекции против водки, на опушке трава в одном месте примята, но уже почти вся поднялась.

Через минуту появился Егорыч и отрицательно помотал головой. У Зотова от сердца чуть отлегло. Он вернул бинокль и сказал:

– Уходим.

Карпин махнул рукой. Разведчики отползли и, пригнувшись, растворились в густом, захламленном буреломом лесу. К партизанам предстояло выйти самостоятельно. Просвет с хутором затерялся в мешанине сомкнувшихся веток. Под ногами захлюпало небольшое болотце, пришлось взять в сторону и двигаться по руслу журчащего между корней ручейка. Зотов зачерпнул горсть ледяной воды, напился и умыл запыленное лицо.

Выбрались на сухое. Лейтенант напряженно прислушался и приказал:

– Волга, Капуста – в охранение, привал десять минут. – Достал карту-километровку и с великой осторожностью развернул.

– Где мы? – спросил Зотов, вглядываясь в сплошную зелень лесов и синие ниточки рек.

Из ориентиров – грунтовка и село Алтухово, оседлавшее железную дорогу Киев-Брянск.

– Тут. – Грязноватый, коротко обрезанный ноготь лейтенанта указал точку на краю непроходимых болот и пополз на запад, пока не достиг квадрата пятьдесят девять-четырнадцать. – Двигаемся сюда.

Зотов прикинул: по прямой километров пять, да только в лесу прямых дорог не бывает, можно смело на два умножать, а то и на три. Лес на карте густой, партизанский, опасных полян, просек и дорог почти нет, а те, что есть, пересекать не придется, это плюс. И спросил:

– Отряд на месте?

– Не уверен, – признался Карпин. – Дислокация обозначена на середину апреля, а сегодня двадцать седьмое, могли свалить в любом направлении, партизанская жизнь кочевая. Если в квадрате не обнаружим, будем выходить на связь с Центром. А этого очень не хочется.

Зотов понимающе кивнул. Радиосвязь – штука опасная. Немцы пеленгуют сигнал с точностью до пары сотен метров. Одному богу известно, сколько разведгрупп НКВД и партизанских отрядов погибли или угодили в застенки гестапо, неосмотрительно выйдя на связь.

– Курить хочется, – мечтательно причмокнул Капустин.

– Разговорчики, – предупредил лейтенант. – Партизан встретим – покурим, табачок у них знатный, сушеный мох пополам с дубовыми листьями, а пока ни-ни у меня.

– Где они, партизаны эти? – проворчал радист, отвернулся и принялся сосредоточенно жевать сорванную травинку.

Зотов перевернулся на спину и закинул ноги на трухлявый пенек. Сам бы покурил с удовольствием, привел мысли в порядок, успокоил нервишки. Нельзя. Лес только с виду безлюден и тих, а присмотрись – как Первомай в центре Москвы. То и дело встречались тропы со свежими следами в грязи, лошадиный помет, затоптанные окурки. В округе, по деревенькам и хуторам до сих пор прятались окруженцы: голодные, злые, опасные, кто в примаках, кто сам по себе, – ожидая, пока ситуация прояснится, навсегда пришел немец или на время. Кроме них партизаны – настоящие и не очень, и те и другие грабят и стреляют чужаков без предупреждения. От бескормицы тянутся в лес местные жители, берут ягоды и грибы, ищут оружие и боеприпасы, брошенные отступающими частями Красной Армии. Старики, женщины, дети, а среди них положенный теорией вероятности процент агентов абвера, гестапо и прочих интересных структур, где людей разбирают по запчастям. Поэтому лучше здесь не курить.

Лейтенант убрал карту и повел группу в обход выгоревшего участка, усеянного острыми пиками почерневших стволов. Тонкий слой почвы превратился в золу, могучие сосны обрушились, жутко растопырив узловатые корни, и теперь напоминали рассерженных кракенов. Сквозь гарь и пепел, прибитые дождями и снегом, густо пробилась нежная изумрудная зелень. Дробно выстукивал дятел, прыгая по верхушке мертвой сосны. Морем раскинулся огромный малинник, над которым кое-где дыбился сухостой. Лес становился все гуще, вершины елей сомкнулись над головой, закрыв небо и солнце. Заметно похолодало, Зотов застегнул пальто на все пуговицы. Весенняя жара обманчива, вроде потеешь, а дунет порывистый северный ветерок – и привет, температура под сорок, давненько не виделись. До ближайшей больнички три сотни верст по лесам, а у разведчиков из лекарств – бинт, ампулы с йодом, вата и матерчатые жгуты. Ах да, еще фляга спирта. Вот бы хлебнуть…

Глава 2

После полудня тучки рассеялись, ветер утих, лес наполнился вонючими болотными испарениями и стрекотом птиц. Тепло, словно в бане. И веники в наличии, Зотов пару раз получил по роже напружиненной веткой.

По пути миновали крохотное торфяное озерцо с водой цвета крепкого чая и топкими берегами. Разведчики не спешили, часто останавливались и напряженно слушали чащу. В час дня с надсадным и прерывистым гудением над головами пролетел «Фокке-Вульф» Fw 189, в немецком обозначении «Flugauge» – «Летающий глаз». На советском фронтовом жаргоне – «Рама», из-за характерной формы фюзеляжа, похожего на форточку с крыльями. Этот юркий самолетик-разведчик солдатня ненавидела всеми фибрами души: после появления «Рамы» непременно ожидай всяких пакостей – артобстрела или бомбежки. Какой черт принес его в лес? Не к добру это, ох не к добру. Чертова этажерка заложила круг и исчезла, гул моторов растворился в небе. В остальном – спокойствие и благодать. Над лесом вновь безмолвно плыли редкие белые барашки облаков. Тянуло выкупаться в холодной весенней воде, остудить потное, разгоряченное тело.

Егорыч, идущий метрах в десяти впереди, жестом приказал остановиться и медленно, словно нехотя, опустился на живот и уставил широкий раструб пулеметного пламегасителя перед собой. Группа залегла, разобрав сектора для стрельбы. Зотов мешком свалился за трухлявый, заросший мхом и лишайником пень. Карпин осторожен, словно волк, крадущийся на овчарню, зря не рискует. При малейшем сомнении разведчики замирают и выжидают, пока не убедятся, что опасности нет. Резкая птичья трель, скрип сохлого дерева – повод ткнуться лицом в опавшие листья и сухую траву. Герои-тыловики, не нюхавшие пороху и видевшие врага на плакатах, непременно назвали бы лейтенанта перестраховщиком. Для Зотова же бдительность Карпина – очередное подтверждение квалификации фронтового разведчика. Такие командиры всегда Зотову нравились, в отличие от выскочек-полудурков, раз за разом бросающих солдат в самоубийственные атаки.

– Выходим в заданный квадрат, – шепотом предупредил лейтенант. – Предельная внимательность, можем нарваться на пост. Без приказа огонь не открывать, иначе рыло начищу.

Егорыч повернулся и поманил пальцем. Зотов и Карпин, согнувшись в три погибели и касаясь руками земли, подобрались к старшине.

– Гляньте, какая цаца, – муркнул Егорыч. – Ориентир – раздвоенная елка, немножко левее, будьте любезны.

Зотов присмотрелся к огромной разлапистой ели, двумя вершинами подпиравшей безмятежные небеса. Вроде ничего необычного. Ага. У самой земли из-под шатра густых веток торчали на свет божий босые грязные ноги. В тени угадывалась винтовка, приставленная к стволу.

– Дрыхнет, будьте любезны, – доложил Егорыч. – Я его, стервеца, случайно засек, глаза еще видят, совсем не ослеп. Вроде один. Слышите?

Зотов уловил доносящееся сопение и невольно позавидовал спящему. Живут же люди.

– Волга, обезоружь этого соню по-тихому, – распорядился Карпин.

Волжин привстал и крадучись, ставя ступню на носок, пошел к раздвоенной ели. Замер в кустах, приблизился к спящему и, воровато оглядевшись, сцапал винтовку. Торчащие ноги кражи вверенного имущества не обнаружили. Сашка подложил ладони под голову и изобразил сладкий сон.